Э. Гуссерль и кинестезия

Феноменология критиковала «научный материализм» по тем же причинам, по каким Уайтхед занимался философскими обобщениями и танцевала Дункан, и происходило это в те же десятилетия. Это философское «движение» не теряет своей значимости и в современном дискурсе о собственной агентности индивида, о чувстве реальности вообще и о чувстве кинестезии в частности. В этой главе пойдет речь об истории, начавшейся с роли Эдмунда Гуссерля в возникновении феноменологии. Эта история исключительно важна для огромного корпуса современной литературы по «теории» культуры, а также меньшей по объему, но живой и актуальной литературы, связывающей феноменологию с нейробиологическим пониманием человеческой деятельности. Напомним вкратце: после приблизительно 1900 года физиологи в целом не особенно занимались усилием и мышечным чувством как ментальными категориями. Они исследовали воспринимаемые опытным путем усилие и движение в нейрофизиологических терминах чувственно-моторного тела. Ученые «разрешили» спор о природе мышечного чувства, встав на путь физиологических исследований. Можно было бы подумать, что это превратило чувство движения в вопрос исключительно физиологический, принадлежащей дисциплине, которая в течение XIX века приобрела высокий статус скрупулезно точной экспериментальной науки, интегрированной в физику и химию. Однако среди физиологов и психологов стали популярны исследования, раскрывающие связь кинестезии с мыслительным процессом и процессом воления, а также новые исследования отдельных чувств, которые в свою очередь предполагали подробный анализ значимости движения для зрительного восприятия. В результате изучения чувственного опыта и восприятия границы между физиологией, психологией и философией стали не такими жесткими. И хотя в этих областях исследовательская практика проводилась по своим строгим правилам и научные дисциплины как отдельные структуры имели четкие разграничения, исследования чувств так или иначе препятствовали такому разделению. Следует сказать, что психофизиология оставалась признанной областью науки на протяжении всего XX века. Еще более усложняя картину, феноменологи включали исследования кинестезии в работы, посвященные изучению активности «я», где «я» понималось как рациональный принцип и психический феномен, но не психофизиологическая функция.

Современный ориентир в дискуссиях о непосредственном характере чувства осязания как источнике уверенности в «реальном» – Гуссерль. Он основал феноменологию не как «движение», а как «проект», относящийся к философии, и его сочинения имели вид скорее незавершенных попыток углубить этот проект, чем лаконичных научных выкладок. Наиболее подробно Гуссерль рассматривал сенсорное осознание или интуицию в рукописи, созданной между 1912 и 1928 годами, которая была полностью опубликована его учениками посмертно в 1952 году под названием «Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. Книга вторая». Не опубликованный ранее манускрипт был передан Хайдеггеру (бывшему ассистенту Гуссерля) в 1925 году, и после смерти Гуссерля (в 1938 году) ее с восторгом прочитал Мерло-Понти (Husserl, 1989, p. xvi). Здесь, а также во многих других работах и лекциях Гуссерль возвращался к своему проекту, чтобы дать описание без каких-либо заведомых предположений («беспредпосылочно») данности содержания осознавания. Вынеся за скобки знание объектов, к которым относятся модальности осознания, он пытался дать характеристику «основе», феноменологическому содержанию, которое нельзя описать никакими другими терминами, но которое воспринимается непосредственно внутренним чутьем и, следовательно, должно быть фундаментом философского анализа. Язык этой «основы» (термин мой, а не Гуссерля) был в высшей степени метафорическим для тех, кто изучал искусство движения, а особенно для танцующих босиком. Но суть в том, что Гуссерль заложил принципы современных дискуссий о воплощенной природе интуитивного восприятия данной «основы».

И здесь его рассуждения включали то, что он называл «кинетическими процессами».

В этой главе мы дадим краткий обзор поднятой темы, затем сжато прокомментируем экспериментальные исследования, связанные с психологическими и мыслительными проблемами, которые проводились в естественных науках (с 1910-х по 1940-е годы) и уделим при этом особое внимание феноменологическому аспекту. В последнем разделе мы обратимся к феноменологическим комментариям, касающимся кинестезии, которые появились после 1945 года – года, когда Мерло-Понти опубликовал свой главный труд «Феноменология восприятия».

Исследования Гуссерля проводились в русле того, «чему учит нас обычный опыт». И в этом его рассуждения на удивление близки мыслям таких философов, как Биран и Уайтхед, изначально (логически) исходившие из признания воплощенного действия. Для Гуссерля «никакая теория не может ниспровергнуть смысл, рождающийся в душе и обеспеченный для нас совершенной физической интуицией. Этот смысл устанавливает абсолютно незыблемое правило для всех теоретических изысканий» (Husserl, 1989, p. 96). Душа есть логически необходимая предпосылка суждения. Принципиальным моментом является то, что душа в саморефлексивном осознавании, конституирующим ее как «я», воспринимает себя «сущностно» воплощенной и пребывающей в пространстве. «Люди и животные располагаются в пространстве; и даже то, что у них называется психикой, по крайней мере, на основании своей основополагающей сущности внутри Телесного, принимает пространственный характер» (ibid., p. 36). Пространственное воплощение дается (любимое слово Гуссерля) во всем исследовании. Это не психологическое явление, хотя его отдельные стороны вполне можно изучать и с этой точки зрения, но условие существования такого существа, как человек.

Гуссерль внимательно рассматривал чувственные восприятия в мыслительном процессе, где, по его убеждению, главное место занимает чувство движения[260]. Именно в восприятие движения следует внести ясность, если понятия пространства, числа, объектов и перемещения осмыслять в феноменологических категориях. Таким образом, очень важная роль в осознании мира отводилась Гуссерлем «кинестетическим процессам». Способность восприятия и понимания, писал он, вообще по своей природе связана с распределенными в теле кинестетическими сенсорными свойствами: «С локализацией кинестетических последовательностей в релевантном движущемся члене Тела нам дается факт, что в целостном восприятии и в его проявлении (опыте) Тело участвует как свободно движущийся чувственный орган, как свободно движущаяся совокупность чувственных органов» (ibid., p. 61)[261]. Говоря о пространственности материальных объектов, он считал ощущаемое движение и сопротивление неразложимыми в интуитивном постижении, данными в двойном «схватывании» осознанным восприятием, то есть интенцией или установкой на что-то. При рассмотрении феноменологии руки, касающейся другой руки или тела воспринимающего субъекта, Гуссерль отмечал имеющее место дублирование ощущения. В этом дублировании он установил источник осознания отношений чувствующего «я» и физического объекта. «Поскольку Тело изначально двойственно: во-первых, это физический объект, материя. <…> Во-вторых, я обнаруживаю что-то на нем, и я чувствую что-то „на“ нем и „в“ нем: тепло на тыльной стороне ладони, холод в ногах, ощущение прикосновения на кончиках пальцев» (ibid., p. 153). Это «двойное» восприятие дает человеку и его «я», и остальной мир.

Не будь движения и, как результат, чувства осязания, не было бы осознанного восприятия: «Тело как таковое может изначально конституироваться только в тактильности и во всем, что локализуется в осязательных ощущениях» (ibid., p. 158).

В «Картезианских размышлениях», тексте, основанном на лекциях, прочитанных Гуссерлем в Париже в 1929 году, когда автор занимался феноменологией различия «я» и природы, есть рассуждения о чувствах «живого организма». И вновь первостепенную значимость Гуссерль отвел кинестезии. Именно в действии, объявил он, в действии, познаваемом в воплощенном движении, возникает восприятие – восприятие как осознание активно действующего живого существа и в этой активности порождающего различение объекта и своего «я». Объект и «я» связаны рефлексивно: в феноменологическом осознании один не существует без другого: «Осуществляя восприятие, я познаю или могу познать в опыте все, что принадлежит к природе, в том числе и собственную живую телесность, которая, следовательно, рефлексивно соотнесена при этом с самой собой» (Гуссерль, 2006, с. 81)[262].

Большое внимание Гуссерль уделял восприятию пространственности, поскольку она была принципиально значима для вопроса о конституировании материального мира при его постижении. В 1907 году он даже прочел ряд лекций на тему осязания и пространственного восприятия. И здесь он углубился в литературу по физиологии и психологии чувств, а также в труды по философии. Гуссерль приписал само осознание пространственности (или протяженности) ощущаемому движению: «Вся пространственность, – полагал он, – конституируется, т. е. дается нам в движении, в движении самого объекта и в движении „я“, наряду с изменением в ориентации, которое дается посредством этого» (Husserl, 1997, p. 131). Основываясь на большом количестве специальной научной литературы, он называет движения глаз (окуломоторные явления) главными в процессе визуального восприятия, раскрывающего пространственную протяженность. В этом контексте Гуссерль, несколько смущаясь, прибегнул к введенному в оборот англичанином Г. Ч. Бастианом слову «кинестезия», новому термину для феноменологического анализа в противовес анализу психологическому, в описании которого на немецком языке употреблялось слово Muskelgefühl (мышечное чувство): «Чтобы исключить это психологическое значение, мы будем использовать термин кинестетическое ощущение, которое, будучи иностранным словом, не так сильно вводит в заблуждение» (ibid., p. 136). Но если Гуссерль полагал, что в его лекциях данный термин прояснит существо дела, то при более широком использовании термин оказался неоднозначным, потому что в английском языке «кинестезия» уже была представлена вполне определенным термином психологии. Есть основания усомниться, что его введение внесло ясность в философский анализ. Интересно отметить, что, судя по словам Гуссерля, он был первым в Германии, кто использовал термин «кинестезия». Слово это действительно встречалось редко, если вообще встречалось.

Анализируя конституирование пространственности в мире сознания, Гуссерль обратился к ходьбе, чтобы сформулировать свое понимание характера пространственности в кинестетических процессах. «К кинестетическим состояниям, именуемым „хождением“, относится не только движение ног относительно других частей тела, но также движение всего видимого тела в процессе изменения его удаленности от других тел». Движение, утверждал он, приводит «весь мир в постоянное изменение», и именно на этой основе люди конструируют некое динамическое осознание – осознание изменяющихся отношений, существующих в реальности (ibid., p. 241–242)[263]. Следовательно, здесь подразумевается, что ходьба – это ежедневный пример пребывания в неких отношениях.

Лекции Гуссерля, как и его сочинения, были стилистически громоздкими и трудно воспринимаемыми, а его философия полна запутанных нерешенных вопросов. Важной для него темой можно назвать отношения между философией и психологией – Гуссерль был влиятельным участником этой дискуссии. Его работы, посвященные логике, обеспечили ему репутацию ученого, либо отрицающего психологизм, либо неверно использующего психологические термины при рассмотрении вопросов логики[264]. Принципиально он различал проекты как принадлежащие либо трансцендентальной, либо психологической феноменологии. Первый вполне можно сравнить с кантианским проектом «обоснования» разума, логически предполагаемого в рефлексирующем мышлении. Второй состоял в придании содержания эмпирической психологии. Однако, читая Гуссерля, приходишь к выводу, что сам он частенько нарушал это разграничение. Данное «нарушение» – если можно использовать слово с отрицательными коннотациями для обозначения в целом положительного шага в науке – стало еще более заметным в работах последующих феноменологов, таких как Мерло-Понти. Исследование чувств вовлекало этих ученых в решение философских вопросов, а эпистемологические исследования вовлекали философов в размышления над вопросами эмпирического характера. Гуссерль, конечно, утверждал, что «мы не говорим о кинестетическом чувстве», он скорее оперировал «кинестетическими полями», обобщив все отсылки к конституирующему (логическому) характеру чувства движения в процессе осознавания, а не к особому и локализованному (психофизиологическому) чувственному органу (ibid., p. 257)[265]. Хотя Гуссерль делал различие между логикой и эмпирикой, под вопросом, однако, остается, насколько последовательно он и в большей степени те, кто шел за ним, действительно придерживались этого разграничения. Вместе с тем нам следует подчеркнуть историческую важность его внимания к воплощенному бытию чувственного мира.

Психологический аспект

Велик соблазн предположить, что воплощенность человеческой природы не подвергалась сомнению на протяжении многих веков, однако бывали времена, в том числе это относится к последним десятилетиям, когда, как кажется, возникала необходимость подчеркивать эту воплощенность. Такой современный акцент, как и более ранние, должен быть отнесен к (относительно) локальным интеллектуальным обстоятельствам и не считаться фундаментальным «открытием». Гуссерль же, как и первые феноменологи, обостренно воспринимал ситуацию, когда в 1830-е годы после краха гегелевского идеалистического синтеза было утрачено направление развития немецкоязычной философии, за этим последовало повышение статуса науки как формы познания[266]. Поэтому феноменологам было крайне важно показать, что научная форма понимания физических чувств и тела как инструмента познания может быть инкорпорирована в новую форму философского анализа. Иначе новое направление показалось бы всего лишь очередным философским направлением, а не обновлением философии в ответ на ее призыв к универсальности. По этой причине феноменологи подчеркивали, что они действительно понимают чувственный мир как воплощенный и прислушиваются к мнению ученых. В последние десятилетия большое количество упоминаний воплощенности было вызвано резкой реакцией на исследования сознания, а особенно когнитивной деятельности, связанные с компьютерными технологиями и искусственным интеллектом, как будто ментальные процессы существуют сами по себе – sui generis. В ответ ученые еще раз подчеркнули, что ментальные процессы суть функции мозга, и заявили, что мозг, действующий в теле, и тело, действующее в мире, формируют ментальную активность.

В данном разделе мы кратко остановимся на некоторых исследованиях периода 1910–1940-х годов, в которых акцент на воплощенности был также очевиден. Психофизиология оставалась полем научного исследования, и, кроме того, все еще применялись подходы, относящиеся к естествознанию и использовавшие терминологию «силы» с целью определить место, которое занимает в мире чувство движения индивида, и тем самым перекинуть «мостик» между сознанием и телом. Философам, опиравшимся на феноменологическое осознание, было до определенной степени необходимо включить в свои исследования современные им работы по эмпирической психологии или показать, как, по крайней мере, в принципе, следует их использовать. Встав на философскую точку зрения, Уайтхед говорил о «психологическом поле», Гуссерль читал лекции о восприятии пространственности, а Бергсон прибегал к клиническим и экспериментальным исследованиям в разработке теории памяти. Впрочем, социальные обстоятельства академической специализации, а также, возможно, личные предпочтения того или иного стиля работы зачастую способствовали изоляции философов от экспериментаторов.