Фрейд посвящает эту главу доказательству существования бессознательного, утверждая, что психоанализ выявил психические процессы, которые сами по себе бессознательны, процесс их осознания можно сравнить с восприятием внешнего мира органами чувств. Он также напоминает, что процесс вытеснения состоит не в том, чтобы устранить или уничтожить репрезентацию, представляющую влечение, а в том, чтобы не допустить ее до сознания. Таким образом, оставаясь бессознательной, репрезентация продолжает оказывать воздействие, достигающее сознания.
• Топографическая точка зрения
До сих пор Фрейда интересовала прежде всего «динамическая точка зрения», т. е. природа конфликтов, лежащих в основе невроза, как, например, когда он объяснял фобию маленького Ганса бессознательным страхом быть кастрированным собственным отцом. С введением различия между бессознательным, предсознательным и сознанием он начинает рассматривать психические процессы под новым углом, с точки зрения их локализации в психическом аппарате, откуда и появилось название «топографическая точка зрения» (topos – греческий термин, который обозначает место, например, на географической карте). Фрейд уточняет, что такая локализация в различных областях психики не имеет ничего общего с анатомией.
Обстоятельство, что психический акт проходит две различные фазы до того, как стать на самом деле осознанным, подводит Фрейда к введению понятия предсознательного (ПСЗ). Он отмечает, что между этими двумя фазами включено «своего рода испытание (цензура)» (р. 76 [212]). Первая цензура действует между бессознательным и сознанием и может помешать психическому акту дойти до сознания, но если последний все же проникает туда, он сталкивается со второй цензурой, прежде чем стать вполне осознанным. На этом уровне Фрейд и помещает предсознательное: «Он [психический акт] еще не осознан, но способен стать осознанным…» (р. 76 [212]).
Затем Фрейд пытается уточнить способ перехода бессознательной репрезентации в сознательную и показывает, что этот процесс разворачивается в два этапа. Действительно, клинический опыт показывает, что недостаточно осознать прежде вытесненную репрезентацию, чтобы уничтожить ее действие: «Если мы сообщаем пациенту репрезентацию, которую он вытеснил в определенный момент и которую мы угадали, это сначала ничего не меняет в его психическом состоянии. Вытеснение не уничтожается, и его действие не устраняется только потому, что прежде бессознательная репрезентация стала сознательной, как можно было бы ожидать. Наоборот, сперва мы получим только новое отрицание вытесненной репрезентации» (р. 79–80 [215]). Теперь, по мнению Фрейда, у пациента имеется репрезентация в двух формах: в акустической форме, которая осознается благодаря интерпретации аналитика, и в бессознательной форме, которой является бессознательное воспоминание о пережитом. Следовательно, «вытеснение уничтожается не прежде, чем сознательная репрезентация, преодолев сопротивление, вступает в связь с бессознательными мнестическими следами. Только когда эти последние, в свою очередь, осознаются, мы достигаем успеха» (р. 80 [215]). Однако Фрейд не удовлетворен различением сознательной и бессознательной репрезентации только на этой основе.
• Бессознательные чувства
Фрейд начинает с напоминания о том, что само влечение не может быть объектом сознания, оно может стать сознательным только двумя способами: быть связанным или с репрезентацией, или с аффектом: «Если бы влечение не связывалось с какой-нибудь репрезентацией или не проявлялось как состояние аффекта, то мы не могли бы о нем ничего знать» (р. 82 [216]).
Затем он ставит вопрос о том, могут ли чувства, ощущения и аффекты быть бессознательными, как репрезентации. Поскольку ощущения, чувства и аффекты мы воспринимаем, Фрейд делает вывод о том, что бессознательными они быть не могут ни в коем случае. Но разве заявление о том, что чувства могут быть только осознанными, не вступает в противоречие с тем, что в психоанализе принято говорить о бессознательной любви, ненависти, ярости, а также о бессознательном чувстве вины? Фрейд старается разрешить это противоречие, говоря, что исключительно судьба репрезентации – стать бессознательной при помощи вытеснения, в то время как ощущения, чувства и аффекты подвержены, по его мнению, по преимуществу количественным изменениям. Если аффект или чувство исчезают, можно с полным правом сказать, что они «неизвестны», «подавлены» или что «их развитие было задержано», но нельзя сказать, что произошло их «вытеснение» (р. 82 [217]).
В то же время Фрейд рассматривает возможность того, что аффект может стать бессознательным, но совсем другим путем, например вступив в связь с другой репрезентацией, которая подверглась вытеснению, или трансформировавшись в тревогу. Хотя Фрейд утверждает, что «бессознательных аффектов в том смысле, в каком встречаются бессознательные репрезентации, не бывает» (р. 84 [217]), он указывает на некоторые нюансы: «…весьма возможно, что в системе бессознательного встречаются аффекты, которые наряду с другими становятся сознательными. Такое различие возникает потому, что представление является, в сущности, катексисом мнестического следа, между тем как аффекты и чувства соответствуют процессам разрядки энергии, конечное выражение которых воспринимается как репрезентация» (р. 84 [217]). В 1915 г. Фрейд еще колеблется в своем мнении о статусе аффектов, но в последующие годы он признает, что аффект занимает важное место в бессознательном.
• Топография и динамика вытеснения
Затем Фрейд ставит вопрос о механизме, который поддерживает катексис вытесненной репрезентации в бессознательном. На самом деле, во время вытеснения наблюдается декатексис репрезентации, однако последняя продолжает действовать в бессознательном. Как же объяснить, почему бессознательная репрезентация не возвращается в предсознательное/сознание? Чтобы понять этот сложный процесс, недостаточно просто учитывать смещение энергии катексиса, необходим многосторонний подход. Надо выяснить, в какой системе происходят декатексис и катексис: в системе бессознательного, предсознательного или сознательного? Здесь Фрейд вводит новый фактор: «антикатексис» (или контркатексис) (р. 88 [220]) представляет собой защиту, которой система предсознательного защищается от давления бессознательной репрезентации. Например, фобический страх лошади представляет для маленького Ганса таким осознаваемым антикатексисом, он занимает место страха перед отцом – репрезентации, катексис которой остается вытесненным. В случае собственно вытеснения (вытеснения отсроченного действия) цель антикатексиса – удерживать репрезентацию вытесненной, в то время как в случае первичного вытеснения – создать вытеснение и продлить его.
Этот универсальный подход, который Фрейд называет метапсихологическим, представляет собой способ, при котором психоаналитик рассматривает психические феномены с трех точек зрения: топографической, экономической и динамической. В случае антикатексиса топографическая точка зрения учитывает системы, где возникает катексис, смотря по тому, исходит ли он из бессознательного, предсознательного или сознательного; экономическая точка зрения учитывает количество задействованной психической энергии; динамическая точка зрения учитывает конфликт между энергией влечения – желанием, – которая заставляет репрезентацию-представление вырываться из бессознательного, и защитой, которая исходит от Я и борется против проявления вытесненной репрезентации. Фрейд демонстрирует весьма познавательным с клинической точки зрения образом, как он применяет свои взгляды к фобическим, истерическим и обсессивным неврозам.
• Особые свойства системы бессознательного
В системе бессознательного «нет отрицания, нет сомнения, нет различных степеней достоверности» (р. 96 [225]) и большая подвижность катексисов создает феномены смещения и сгущения, характеризующие первичный процесс; в то же время бессознательные процессы вневременны и подчинены принципу удовольствия, таким образом, они не учитывают реальность и не знают противоречия. Напротив, в системе предсознательного царит вторичный процесс, который характеризуется торможением стремления к разрядке катектированных репрезентаций. Фрейд также устанавливает различие между сознательной памятью, которая полностью зависит от предсознательного, и мнестическими следами, в которых фиксирован опыт бессознательного.
• Отношения между системами БСЗ, ПСЗ иСЗ
Бессознательное так же, как предсознательное и сознательное, – не изолированные системы, они находятся в тесной взаимосвязи и постоянно оказывают влияние друг на друга. Фрейд изучает их взаимоотношения, выявляя то, что относится непосредственно к бессознательному и остается вытесненным, и точно устанавливая два уровня, на которых происходит цензура: «Первая цензура действует против самого бессознательного. А вторая – против предсознательных дериватов бессознательного» (р. 105 [231]). Возвращаясь к вопросу о процессе осознания, который не сводится к простому переходу из бессознательного в сознание, Фрейд выдвигает идею, что истинное осознание того, что возникло в предсознательном, требует гиперкатексиса: «Существование цензуры между ПСЗ и СЗ напоминает нам о том, что осознание не является простым актом восприятия, а вероятно также гиперкатексисом, новым продвижением в психической организации» (р. 105–106 [232]). Наконец, Фрейд делает два очень важных замечания: первое касается сообщения между бессознательным одного человека и бессознательным другого – феномена, который он рассматривает как «неоспоримый» с описательной точки зрения: «Замечательно, что бессознательное одного человека может реагировать на бессознательное другого, минуя сознание» (р. 106 [232]); второе замечание – о том, насколько трудно сознанию (СЗ) влиять на бессознательное (БСЗ) в ходе психоаналитического лечения, оттого этот процесс требует столько времени и энергии.
• Исследование бессознательного
Приблизиться к бессознательному можно более коротким путем, чем изучение неврозов. Это путь через изучение шизофрении, где бессознательное приоткрывается нам без тех препятствий, которые создает вытеснение. Фрейд отмечает, что речь шизофреников «манерная» и «вычурная», им свойственно особое искажение речи, содержание которой нередко касается частей тела, Фрейд называет это «языком органов» (р. 112 [136]). Кроме того он замечает, что у шизофреников слова подвергаются механизму сгущения – аналогичному первичному процессу, который создает образы сновидения, таким образом «процесс может зайти так далеко, что единственное слово из-за факта многочисленных отношений обретает функцию всей цепи мыслей» (р. 113 [237]). Далее, у этих пациентов слова приобретают большую важность, чем вещи, которые они обозначают, иначе говоря, у шизофреников наблюдается преобладание вербального соотношения, так что сходство слов становится важнее, чем сходство вещей. Фрейд приводит в пример одного пациента Виктора Тауска, у которого мысль о дырках в его вязаных носках вызывала торможение, так как слово «дырка» обозначает две разные вещи – дырочки в трикотаже и женское половое отверстие, простое упоминание этого слова вызывало у него ужас, потому что слово «дырка» сгущало эти два значения. Мы наблюдаем, что пациент-шизофреник без сопротивления раскрывает бессознательное символическое значение своего торможения, так что психоаналитик имеет прямой доступ к содержанию его бессознательного. Больные шизофренией отличаются от истерических и обсессивных пациентов, у которых доступ к бессознательному смыслу затруднен действием вытеснения. Другими словами, можно охарактеризовать образ мышления шизофреника, «сказав, что он обращается с конкретными предметами так, как если бы они были абстрактными» (р. 121 [242]).
Фрейд продолжает обсуждение, почему шизофреник воспринимает репрезентацию слова как репрезентацию вещи, что мы видели у пациента Тауска, когда слово «дырка» становится эквивалентом вещи – «женского полового органа». Здесь Фрейд вводит новое различие на уровне сознательной репрезентации – между словесной репрезентацией и объектной репрезентацией: объектная репрезентация, по существу, визуальная, а словесная – акустическая. Словесная репрезентация также включена в концептуализацию, которая связывает вербализацию и осознание. По его мнению, бессознательная репрезентация создается только объектной репрезентацией, которая предшествует появлению речи. Таким образом, словесное выражение приобретает особую роль в процессе осознания в ходе психоаналитического лечения. Фрейд описывает это следующим образом: «сознательная репрезентация включает репрезентацию вещи плюс словесную репрезентацию соответствующего ей слова, бессознательная же репрезентация – это чистая репрезентация вещи»
(р. 117 [240]). Именно овладение языком дает возможность перехода от первичного процесса к вторичному, а также установления системы предсознательного, которую Фрейд рассматривает как «более высокую психическую организацию». Так, при неврозе переноса именно словесная репрезентация оказывается вытесненной, таким образом, процесс лечения должен состоять в том, чтобы заменить действия словами: именно поэтому мысль, облеченная в слова, составляет основное орудие аналитического опыта.