— Отцы никогда не забывают своих дочерей, родных по крови и по духу, государыня! Но кроме них всегда найдутся и те, кто обязательно поддержит вас и дальше — таковы реальности европейской политик! А вот и встречающие — они проводят вас дальше…
Договорить Остен-Сакен не успел, наоборот, легко ухватил Екатерину Алексеевну и забросил к себе в седло. Лошадь отпрянула от отвалившегося от брички колеса — не предназначены для комфортного путешествия местные дороги. И вовремя барон это сделал — иначе императрица свалилась безвольной куклой в серую дорожную пыль.
— Дас Тойфель! Грюн швайне шайзе!
Екатерина Алексеевна покраснела от таких слов, ее отец, генерал на прусской службе, в общении с дочерью часто отпускал подобные словечки. Так что грубость мужчин была для нее привычной, но она мимолетно прижалась к спасителю в знак благодарности. И посмотрела на встречающих — довольно колоритные фигуры вышли на дорогу из кустов с оседланной лошадью в поводу.
По одежде и по суровым огрубевшим лицам, на которых наложило свой отпечаток солеными брызгами шторма, в них угадывались бывалые моряки. Причем на земле Российской империи они отнюдь не чувствовали себя не званными гостями. Учтиво поклонились, старший из них с отчетливым ганноверским диалектом произнес:
— Ваше величество, мы вас давно ждем! В бухте мой корабль — ветер попутный, можем выходить в плавание.
— И куда мы поплывем, капитан?
Екатерина Алексеевна с любопытством посмотрела на моряка — умная женщина моментально поняла, что для рыжеволосого и конопатого ганноверца немецкий язык не является родным, он просто долго жил или общался с выходцами из этих земель. Но вот держится очень уверенно, под обычной одеждой торговца чувствуются манеры настоящего воина, да и шрамы на лице о многом говорят. За поясом у каждого заткнута пара великолепных пистолетов, а вот вместо шпаг весьма странное оружие, как у капитана, так и у его спутника.
Екатерина Алексеевна хорошо разбиралась в оружии, но такого еще не видела — короткие сабли, но с необычайно широким, в полтора вершка, клинком, и чуть искривленные. Эфес вычурный, из множества пластинок, защищающих кисть. Причем из двух торчали острые шипы, как клювы хищных птиц. Совершенно непонятное оружие — такое никогда еще не приходилось видеть…
Глава 16
Кобона
Иоанн Антонович
утро 9 июля 1764 года
— Государь, меня многие не любят в армии, это так, — фельдмаршал Миних усмехнулся, но затем неожиданно засмеялся. — Зато все генералы Петра Панина терпеть не могут, на дух его не переносят!
«А вы старый интриган, Бурхард фон Миних — а я думал, вы по доброте душевной, попросили его не линчевать принародно. А тут вон оказывается расчеты какие на перспективу, громоотвод заранее готовим, или стрелки переводим, хотя железной дороги в помине нет».
— Он для вашего величества большую пользу принести может — вот его и следует занять всеми вашими прожектами — ружья меж полков распределить, «устав службы егерской» написать, те же пули новые ввести. Хотя я его терпеть не могу, но должное отдаю — тут он как раз будет при деле, и все как надобно совершит.
— Благодарствую, Христофор Антонович…
— Ты еще сам всплакнешь от этого «подарка», государь! Он с тобой по каждому слову спорить будет. Знающий, конечно, многому учен, но возомнил себя великим полководцем! Может быть его лучше на плаху отправить, от греха подальше?! Топором по шее чикнуть, как покойный государь Петр Алексеевич говаривал?!
— Все бы вам топором махать, — ворчливо отозвался Иоанн Антонович. — Им голову отрубить не долго, вот только новая уже не вырастет, увы нам. А что его терпеть не могут, так это хорошо — любое наше дело со всей дотошностью выполнять станет, без лукавства и притворства. И с другими генералами он теперь не сговорится! А, значит, в полной нашей воле будет, и вновь злоумышлять не станет.
— А ты верно рассудил, государь. Хорошо, пусть будет так! А с другими генералами, тебе противостоявшим, что делать будешь? Их можно судить и казнить, но если не хочешь проволочек терпеть, то артикул воинский под рукою. А там всех мятежников казнить велено на месте, и по их делам воровским дознания можно и не проводить для вящей быстроты. Расстрелять или повесить, тут от твоей монаршей милости все зависит.