— Вы правильно сделали, Георг. Вам кираса ни к чему, если под началом Зейдлица не служили как я, — барон усмехнулся и ударил себя крагой по кирасе. — А потому составьте своей персоной нашу вторую шеренгу, рубите тех, кто прорвется!
— Яволь, герр оберст!
Второй моряк ухватился сзади, и бричка понеслась, нахлестываемая новым кучером. Лейб-кирасиры ее конвоя и два спасителя держались сзади, лошадей не торопили, лица до удивления спокойные, что особенно поразило женщину — ведь преследователей было втрое больше.
Версту проскочили быстро, а вот дальше пошел песок, бричка сразу сбавила ход, но спустя сотню шагов снова пошел твердый грунт, и она, обернувшись, увидела, что барон остановил коня, развернул его. Кирасиры выстроились в одну линию, достали пистолеты из кобур. Юнкер держался за их спинами, спокойно сидя на коне.
— Русским не позавидуешь, ваше величество, — спокойно произнес моряк, чуть обернувшись. — На полном скаку влетят в песок, и получат залп из пистолей. Их кони сбавят прыть, а кирасиры разгонят своих лошадей и врежутся. И пойдет рубка!
— Вы правы, сэр, видел я раз такое, — отозвался второй моряк, — эти железные листы неплохо держат пули!
Немецкий язык моряка был скверным, но Екатерина Алексеевна его поняла. Женщина пристально посмотрела назад, хотя разглядеть было трудно, и место будущего боя удалялось. Но тут грянули выстрелы, и когда пороховой дым чуть рассеялся, она увидела, как всадники в белых колетах вовсю рубятся с преследователями в синих мундирах. Ей даже показалось, что видна узнаваемая нарядная форма кавалергарда, который размахивая шпагой, ринулся на юнкера, вот только больше ничего не увидела. Зато все прекрасно успел разглядеть моряк сзади нее:
— Это не человек, а дьявол с саблей — ему бы цены при абордаже не было. Срубил «фазана» одним ударом, и сейчас схватился с тремя «синими», свалил одного…
Впереди была видна синяя гладь залива — Екатерина обернулась — их догоняли пятеро всадников — по паре в синих драгунских и зеленых пехотных мундирах и нарядно одетый кавалергард без каски. Русские неотвратимо приближались, они были почти рядом, когда бричка снова въехала в короткую полосу песка.
— Я их задержу, сэр!
Моряк соскочил с повозки, достал пистолеты и, стоя на пути всадников, стал прицеливаться в них. Два выстрела прогремели, и к удивлению Екатерины Алексеевны свалился из седла один из драгун. Второй замахал палашом, но моряк отпрыгнул за деревья, выхватив свою саблю.
Разглядеть ничего больше не удалось, в спину звякнуло и сильно толкнуло. Женщина чуть ли не полетела вперед головою, под копыта, но моряк ухватил ее за плечо.
— Вам повезло, что надели кирасу — пуля вошла бы точно под лопатку, ваше величество…
Бричку понесло в сторону, она наклонилась, их с моряком выбросило из сидения. Падения женщина не запомнила, ощутила только боль в ребрах, но вскочила на ноги, почувствовав невыносимое облегчение — и не сразу поняла, что потеряла спасительную кирасу.
Зато ее хлестанул сзади громкий крик моряка:
— Бегите к морю, там мои матросы! Да бегите же! Годдем!
Давно так не бегала императрица — даже про боль в растертых до крови бедрах забыла. Оглянулась только на звук выстрелов — оставшийся один из русских в зеленом мундире с коня рубил капитана шпагой, яростно вскрикивая и хрипло матерясь.
Клинок сверкал.
Екатерина Алексеевна в отчаянии наддала, но услышав топот копыт, неожиданно остановилась, не ожидая от себя такой храбрости. И успокоилась совершенно, достала из кармана маленький пистолет и взвела курок, отметив, что порох на полке есть.
— Сучка приблудная! Зарублю, тварь!