— Перебрать людишек надобно, Христофор Антонович. Работа сия кропотливая, вот ты как министр Военной коллегией, ей и займешься. Да-да, ты не ослышался — именно министр. А будут еще управляющие — это тот, кто временно обязанности исполняет, и моего доверия еще не достоин. Тех, кто призывал к убийству меня, «царем Ивашкой» громогласно называл и прочими эпитетами нелестными…

Иван Антонович задумался на минуту, постукивая пальцами по столу — решение давалось трудно. И с возрастом прекрасно понимаешь, что нельзя рубить с плеча, стараешься поразмыслить. И часто находишь лучшее решение, чем то, что поначалу казалось единственно правильным и верным, как то, о котором в молодости вещали плакаты со всех зданий. Видимо, не совсем суть явления совпадало с аннотацией.

— Всех гвардейцев лишить привилегий, крепостных перевести в государственные крестьяне! Они давались за верную службу, а раз таковой не было, то и не хрен рабов иметь! Имущество отобрать у всех бессемейных, у семейных женам возвратить приданное и выделить долю на детей. Указ о том генерал-прокурор подготовит к полудню.

Иван Антонович посмотрел на старика — тот был невозмутим — сам двадцать с лишним лет назад прошел через такое, даже голову на плаху положил. На секунду показалось, что в блеклых глазах Миниха промелькнуло молчаливое одобрение.

— А посему всех гвардейцев, что сразу на мою сторону не перешли, а до конца упорствовали, я говорю о полках Преображенском и Семеновском, выслать по полкам и дальним гарнизонам, по окраинам империи желательно. И в чине их пока не ущемлять — объявить о том, как о моей великой милости, но сделать сие чуть попозже, после моего указа! Пусть пока посидят хорошо и страха натерпятся, да родственники за них хорошо похлопочут! Милость тогда давать нужно — когда ее зело выпрашивают и готовы все отдать!

Иван Антонович отпил кваса из бокала, посмотрел в окно — до сих пор глаза не привыкли к яркому солнцу, в тени было для них куда комфортнее, а в сумерках вообще ощущал себя хорошо.

— Милость моя такова будет — был поручиком в гвардии, быть поручиком в армии. И смотреть за их поведением командирам безоглядно, ибо за их лояльность мне как императору Всероссийскому они лично отвечать будут. А лет так через пять, а то и семь решим — достоин ли такой прощения, али нет, искупил ли он честной службой грех свой.

— Ты прав, государь, так и должно поступать. Отделять зерна от плевел, сорная трава не нужна!

— Тех гвардейцев, что накануне ко мне перешли… Они просто выбор свой подгадывали, ждали, надеялись на двух стульях сразу усидеть. Сослать в полки армейские с учетом преимущества в два чина как положено. Не нужны мне такие! Что служат, и вашим, и нашим. Впредь в гвардию их не брать, о таком отличии только я решение принимать буду! А теперь о самих полках как помыслишь — упразднять детище Петра Великого нельзя, но в гвардии должны служить достойные, за отличия произведенные, а не за породу детьми малолетними вписанные! Такую порочную практику прекратить надобно — когда в усадьбе сидят, а на службе в гвардейские сержанты выходят, ни часа не отслужив!

— Ты прав во всем, государь. Корпуса кадетские открывать надобно, чтобы сыновья дворян с детства обучение должное имели. Наподобие того, что я в Петербурге при бабке твоей царице Анне Иоанновне учредил. А для дочерей Институт открыт недавно, можно еще такие же учредить по стране — дело, мыслю, здравое. Лучше детей правильно научить, чем взрослых олухов долго переучивать.

— Вот и займись, Христофор Антонович, ты администратор знающий! Людей должных привлеки и планы разработайте детальные. И мне на рассмотрение подавайте не мешкая!

— Выполню, ваше величество! А с гвардией решить вопрос просто — раз кадетские корпуса офицеров готовить будут, то нет нужды в ней дворян солдатами держать. Синекура это — ничему толком не учатся, только передние в домах вельмож занимают. Гренадерские роты из инфантерии нашей в гвардию перевести, и солдат, тех, кто медали за прошлую войну с прусским королем Фридрихом получил.

— Разумно, ничего не скажешь, — Иван Антонович мысленно вздохнул — фельдмаршал Миних сам выбрал тот вариант, к которому и он склонялся. Тут просто не надо навязывать своего решения, и отдача от подчиненных, если ими разумно руководить и не ущемлять инициативу, сразу будет значимой. Хотя, может быть, старик просто подыграл ему — хоть годами за восемьдесят, но маразма не наблюдается, мыслью проворен.

— А ты меня не хвали, иного решения просто нет, если ты не хочешь новых заговоров и мятежей, — усмехнулся Миних. — Ты и сам все прекрасно понимаешь, только ходишь вокруг да около, меня подталкивая. Да, уважительно сие, не скрою, но только не для меня сие манеры. Я давно понял, что ты не дурак, прости за слово сие, а на удивление разумен, и интерес для государства блюдешь первейшим образом. Иной раз мне кажется, что говорю со своим ровесником, много чего познавшим, и глаза у тебя при этом такие понимающие и мудрые…

Миних остановился, а Иван Антонович ощутил себя пришибленным. Все правильно — старый фельдмаршал не мог не ощутить несоответствия между физическим обликом молодого императора и уровнем знаний о мире, который достигается только с прожитыми годами, если есть тяга к знаниям и прочная образовательная основа.

— Я ведь тоже в Сибири двадцать лет без лени каждый день трудился, но то на воздухе свежем и под солнцем. А ты в подземелье на одних книгах к знанию приобщился. За то и уважаю тебя! Я бы не смог на паре книг языкам научится, а ты двумя овладел, хоть и говоришь на них странно. Но то поправимо — с людьми поговоришь, вот и речь правильной станет. Трактатов много военных прочел?

— Что приносили, читал, — осторожно ответил Никритин, понимая, что влезает в ловушку. Скрывать знания бесполезно, но отвечать правду губительно. Ведь могут задать для проверки вопросы, как в институте бывало — и «поплыл» нерадивый студент. А потому решил быстро «соскочить» с неудобной для себя темы:

— Я тут подумал, Христофор Антонович, с крымчаками и турками нам воевать придется, потому легкая кавалерия настоятельно необходима. Учить, как пруссаки мы не будем, зачем, если есть природные всадники. Рекрутские наборы провести у кочевых инородцев, державу нашу заселяющих — ногайцев, татар, башкир, калмыков и прочих. Учить их регулярному бою в полках, на манер пикинерных, что в марте сего года принято сформировать. Назвать такие полки уланскими — само имя туземцам о многом говорить будет, и в чины их воинские по мере подготовки производить. Ведь у нас много князей честно служат, что допреж татарскими мурзами были.

— Дело нужное, государь, — Миних тряхнул головою. — Думаю, если обучить правильно, такая конница необходима будет.

— В Малороссии у нас слободских казачьих полков пять. Их можно в гусарские полки переформировать. А вот служить в них будут все слобожане — пять лет в первом полку каждом, а потом пусть дома на льготе находятся и хозяйством занимаются — налогов с них никаких не брать. А начнись война, то еще два полка формировать из старших возрастов.