«Странно все, сейчас должны быть телячьи нежности, но ничего подобного. Видимо, моя настоящая составляющая переборола психо-матрицу «безымянного узника, что прорывается только в моменты сильного душевного волнения, как сейчас во сне.

Будем учитывать на будущее!

Со временем на секс «реципиент» тоже перестанет реагировать, просто насытится — так всегда происходит. В начале, кажется, что от женщины с ума сходишь, а потом наступает протрезвление.

Да, кстати, надо потихоньку проверку на алкоголь пройти — от вина вроде «крыша» не едет — в «секретном каземате» узника спаивали пивом, а вот более крепкие напитки придерживали. Что тут сказать — надзиратели у меня были редкостные болваны и жадины. Я на их месте узника сразу на водочку крепко подсадил — через годик к нему бы «белочки» в камеру приходили. А зеленые чертики по телу бы прыгали — горстями отлавливать можно. И споил бы на хрен — клиент посадил бы печень и помер. Или бы в буйство впал — там можно было в кандалы заковать и как пса на цепь посадить. Да, казнокрадство, если оно имеет массовый характер, рано или поздно приводит совсем к иным результатам, чем рассчитывает власть».

Иван Антонович отвлекся от размышлений — как ни странно, но мурлыкающий девичий голос действовал на него благотворно. Погладив ее по всем местам, до которых он мог только дотянуться ладонями, и получив в ответ множество всяких нежностей, Никритин снова принялся думать, и мысли приняли насквозь рациональный характер.

«Прибегнуть к репрессиям можно и даже нужно, вопрос только к каким. Мне ясно намекнули, что могу спокойно казнить, но только после суда и следствия, лишь непосредственных участников убийства Петра Федоровича, и злоумышлявших на мою собственную персону — то есть графа Никиту Панина, его брата Петра и генералов, что штурмовали Шлиссельбург. Типа, печально, досадно, но ладно — проигравших нужно судить и примерно наказать, чтоб другим неповадно было.

И что с ними делать прикажите? Повесить, колесовать, на кол посадить, четвертовать, расстрелять?! Выбор просто огромен, как не крути! Да еще с конфискацией личного движимого и недвижимого имущества, и, если будет желание, со ссылкой семейств в Сибирь, в суровые края, где даже волки свои хвосты морозят.

Заманчиво…

Вот только на первый взгляд!

Сибирь заселять нужно, а потому мне следует сделать кровопускание аристократии… в денежном плане. Пусть выкупают родственников за наличные и крепостные души. Макиавелли говорил нечто подобное, вроде подданные простят убийство родного отца, но не простят опустошения карманов. А тут я им устрою добровольное жертвоприношение — в первую секунду не врубятся, и понесут дары.

Надо только половчее соус придумать и под ним подать блюдо. Тут кого-то задействовать со стороны нужно, мне напрямую соваться нельзя. Опосредованно доить — это наша корова!

А на плаху кинуть катькиных клевретов — тем терять есть чего, и пока они живы, моя жизнь в опасности. А потому убийц Петра Третьего казним прилюдно — подонков незачем жалеть. А вот с Паниными погодить нужно — при жесточайшем кадровом голоде их умения и ум помочь во многом могут. И гвардию от себя отодвинуть, дворянский состав, конкретно.

Чем заменить?

Отобрать по сотне самых заслуженных солдат, как делал Наполеон, вот и будет действительно гвардия… Мысль хорошая… Надо будет подумать… А я ведь засыпаю».