3

Очнувшись от действия дурманящего лекарства, Виктор Викторович чуть приоткрыл глаза, в радужном мерцании света на ресницах увидел осторожно прикрывающих за собой дверь салатовые спины санитаров. Ушли. Прикрыв веки, оценил своё самочувствие: в голове туманно, на душе муторно, во рту хреново. Не дремала и видеокамера. Её поворачивающийся «не дремлющий» глаз проследил за санитарами, вернулся в «исходное» положение. Виктор Викторович, делая вид, что всё ещё без сознания, в тревоге лежал, думал. Что теперь ему делать и как быть?

Сердце сдавил леденящий холод, накатил ужас — жуткий, — потом бросило в жар… Его предали. Предали!

Выкрали… Устроили ДТП и подменили. И кем, кем подменили? Зачем? Почему? Кто посмел, кто? Это невозможно… Нет-нет… ФСО, сволочи! Куда смотрели? Останин — гад! Нет, это же всего лишь сон, только сон! Это неправда, это невозможно. Заменить меня не кем! Не кем! Я же… мы же всё сделали, чтобы мне не было альтернативы, не было. С таким опытом, с такой риторикой, с таким авторитетом, поддержкой, такой харизмой больше никого нет. Нет! Нет! Нет! У меня много сторонников, у меня… столько планов, столько заделов, столько обязательств, столько… Нет, главное другое, кто это сделал, и зачем? Кто… Кто?

Хотя, он уже угадывал, вернее догадывался, кто так изящно мог всё организовать… В чьих это силах. Эта мысль раз за разом возникала, всплывала, но, он отгонял её, как наименее желанную.

Нет-нет, этого не может быть! Почему? Да это же абсурд! Конечно, абсурд! Абсурд-абсурд1 Нонсенс! Что он не так сделал, кому? Он же… Они же… Но тревога заполняла сознание. Душила, перекрывала воздух… Его трясло. Он был в панике. Паниковал.

Раньше, до развала СССР, на службе КГБ, там, в Дрездене, он всегда чувствовал за собой спасительную спину Конторы, Родины. Он знал, да, в любой момент мог быть арестован вражеской контрразведкой, закрыт в клетку, это понятно, но он знал и другое, что он на службе. Это его доля. Его судьба. К этому он был готов. Он был молод. Профессионален. Удачлив. К тому же, за спиной всегда было прикрытие, своя резидентура. «Норы», «ямы», где он мог, в крайнем случае, спасаясь от «Штази» или другой какой, отлежаться. Были различные паспорта, номера паролей, деньги, и прочие спецсредства. Были люди, у кого он мог спрятаться, были… И потом, позже, в Санкт-Петербурге, у Анатолия Собчака, он тоже почти спокойно работал. Правда приходилось не только в политике на городском и международном уровне участвовать, но и на разборках с бандитами, с мафией, на стрелках… Были и такие. Времена такие были. Смутные, нервные, денежные, митинговые… Перестроечные. Что-то разруливал, кого-то успокаивал, мирил. Но он всегда на сто процентов уверен был в своей Системе. За спиной всегда была агентура и служба собственной безопасности мэрии Санкт-Петербурга и всё тот же всесильный и мудрый КГБ. Чьё задание он и выполнял. Потому что профессия такая. И потом ещё, позже, когда Борис Ельцин его в Кремль вызвал, он уже знал, что это рука всё того же КГБ, тогда уже ФСБ. Это они решили, они и рекомендовали. Заставили Ельцина или уговорили… уговорили, скорее всего. Да это уже и не важно, главное, Ельцин согласился. И Виктор Викторович тоже согласился, отказаться не мог. Стал президентом. Пре-зи-дентом! Всей страны. России. «Who is Mr…» «Ага, так вам и скажи. Догадайтесь господа с трёх раз!» Тоже задание, тоже работа. Но опять же под прикрытием. А теперь? Что случилось? Кто его вывел из игры и почему… За что? Понятно было одно: если таким образом вывели, значит сотрут. Так же изящно и спокойно. Специалистов в Системе много. Киллер на киллере. Теперь тем более. Конечно, зачем им два премьера! Тем более, второй уже работает, говорит, выступает… Интересно, мелькнула злая и ехидная мыслишка, а как он с моей женой, как с дочерьми, с… А вице-премьеры, заместители, министры, секретари, референты, охрана — не заметили подмены или сделали вид, что не заметили? Сволочи! Предатели! Может такое быть? Да вполне может, вполне. Каждый второй или действующий комитетчик, или в резерве… Короче, вывод один: нужно отсюда бежать. Бежать, бежать. Это не клиника, это западня. Бежать, только бежать… И чем скорее, тем лучше. Профессора мигнут, медсестра чего-нибудь вколет в вену и… конец, замочат. Да что угодно может случиться. В закрытой клинике никто и не узнает. Потом в морге, тоже каком-нибудь частном, в мешок и сожгут, и… поминай как звали… Был Витя и нет Вити. Бежать! Бежать, бежать… Сегодня! Сейчас! Ах, ты ж, чёрт! Ах, ты ж… ситуация. Ну, попал, ну…

Охранник, насторожившись, отложил книгу, заглянул на голос больного. Кровать в палате была пуста, но голос звучал из ванной комнаты. Охранник заглянул туда. Помещение ванной комнаты был заполнено паром. Пациент набирал ванну. Собрался видимо мыться. Правильно. Пора. Сколько суток уже здесь. Мужчина!

Через пару минут охранник вышел — фиксировала видеокамера — ленивой, неспешной походкой прошёл мимо своего стола, к выходу… Коридорные видеокамеры наблюдали за ним. Надвинув козырёк фуражки на глаза, охранник остановился, похлопал по карманам, но доставать пачку сигарет не стал, вышел на улицу — дождь, слякотно — поёжился, поднял воротник пиджака, достал пачку сигарет, смял её, как пустую, выбросил в урну, заторопился к ближайшему киоску, свернул к нему… Дальше видеокамеры его «отпустили».

Первой, пропажу обнаружила улыбчивая медсестра. Она нашла раздетого охранника сидящего в какой-то странной позе, в ванной комнате, перекрыла кран, всполошилась. Охранник был живой, но не в себе, когда разобрались с его спутанными ногами, одной рукой держался за голову, другой за кобуру с пистолетом на голых коленях, раскачиваясь, раз за разом повторял одно и тоже, как мантру: «А пистолет не взял, а пистолет не взял…». Уже не улыбаясь, медсестра бросилась к внутреннему телефону. Тут же появился лечащий врач, профессор Олег Павлович, за ним и Семён Маркович, тревоги у обоих не было предела. Дежурный охранник, уже сидя на стуле, в тапочках и халате, ничего сказать не мог, а камеры внутреннего наблюдения, при повторе, чётко показали его путь в ванную комнату, потом по коридору и на выходе… Охранник, приведённый в чувство запахом нашатыря и одним уколом, бросился к рации… В необычайно короткое время приехавший наряд хмурых людей в штатской одежде допросили испуганную медсестру, от страха трясущихся обоих профессоров, охранника. Кинолог пробежал с собачкой до киоска, потом до автобусной остановки и вернулся назад. Всё, ушёл клиент! Упустили!

А с ним ушли и документы охранника, удостоверение и деньги.

Дождь. Слякоть…

А на душе беглеца ещё хуже. Страх. Паника. Беспомощность. Чтобы от этого избавиться, понял, необходимо взять себя в руки, посмотреть на ситуацию другими глазами, как следовало из уроков школы КГБ СССР. И первое, нужно сориентироваться. Что удивительно, столько лет человек жил в Москве, а никаких адресов, ни улиц не знает. Проехав четыре остановки на первом попавшемся автобусе, Виктор Викторович вышел, быстро пересел на троллейбус… Нужно было замести следы. В данной ситуации это первое. Хотя и не знал ещё куда едет, но понимал, подальше от той клиники. Пожалел, что никогда не интересовался географией города, да и страной в целом. Больше, конечно, знал Ленинград, вернее Санкт-Петербург. Но это раньше, тогда, а теперь, в Москве… Ничего не знал. В должности президента или премьера понимал, эта микроинформация ему была не нужна, не для него. Когда нужно, все вопросы прорабатывались соответствующими техническими структурами и службами. И когда работал президентом, и когда премьер-министром. Это было естественно: зачем ему было то, что должны были знать другие. У него проблемы макрополитические, макроэкономические, геополитические — государственные и т. д., и т. п. А вот теперь… И ещё одна проблема возникла. Там, и в Кремле, и в Доме Правительства, и в Мэрии города, и во всех Округах Федерального и Регионального значения было огромное множество официальных лиц, губернаторов, мэров, представителей президента, олигархов и прочих людей, кто его знал, кто с почтением слушал и аплодировал, не считая множества сотрудников ФСО, ФСБ, Минобороны, МВД, Прокуратуры и других, для кого он был когда первым лицом Государства, когда вторым, но всегда первым, Верховным главнокомандующим, кто при нём брали под «козырёк», подобострастно заглядывали в глаза, а теперь, сейчас… Ни одному он позвонить не может, ни к кому обратиться тоже, ни посоветоваться, ни спрятаться… Не поймут. Не поверят. Это плохо. Ужасно плохо. С таким лицом, без документов, в такой жуткой, непредвиденной ситуации. Очень плохо. Вот раньше, когда он работал простым сотрудником ФСБ, там, за границей, он точно знал весь специнструментарий которым мог располагать, с закрытыми глазами знал географию того города, где работал, как и страны в целом, знал свою легенду, свою задачу. А сейчас, без подготовки, в чужом костюме, с чужим документом, с тремя тысячами рублей, что нашлись в бумажнике, что можно сделать, к кому обратиться, кому пожаловаться? Некому. С его новым «лицом», с той правдой, о которой он мог рассказать, пожаловаться, кто ему поверит, кто выслушает? Никто. Нет таких. Да и были ли они, друзья? Не было. Вытягивались. В рот заглядывали. С мысли сбивались. Боялись. А друзей, в прямом понимании этого слова не было, не было. Да и не могло быть. На вершине яркий свет и одиночество. Вот попал, вот попал, ну… Суки! Сволочи! Предатели! Нужно найти ту сволочь, найти того иуду, который, которая… лишила его, исключила, вырвала… Замочить! Найти и замочить! Отомстить! Три шкуры с гада спустить… нет, именно отомстить, вернуть всё. Любой ценой, любыми средствами найти и… вернуться. В Кремль вернуться! Сначала замочить, и вернуться. Нет, сначала вернуться, потом замочить. Вернуться!

«Троллейбус дальше не идёт, конечная, — прогудел баритоном мужской голос радиоинформатора, — просьба освободить…» Виктор Викторович вышел. Огляделся. Преследователей не было… Ещё не было! Пока нет, отметил он. Но уверен был, Система уже работает. Его ищут. Нужно где-то гаситься.

Район был не то что не знакомый, вообще не презентабельный. Хотя, поодаль празднично высились чистенькие, разноцветные жилые многоэтажки, как украшение в куче мусора. Москва! Окраина! Но сеял мелкий дождь. Было прохладно. Троллейбус неуклюже объезжал круг разворота… В сторонке виднелся убогий ларёк «Пиво. Сигареты. Хлеб», «загорали» таксисты на стареньких Жигулях, подъезжали и отъезжали разукрашенные рекламой автолайны. Приехавшие, раскуривая сигареты, сплёвывая под ноги, сразу же уходили в сторону жилых многоэтажек. Лица у всех были тяжелые, озабоченные… Не как там, в Кремле. Глядя под ноги, уходили. А ему идти было некуда. Но прятаться было нужно, не просто нужно, а быстро прятаться, жизненно необходимо.