Дж. Кеннеди постановил: максимальное количество государственных деятелей получают прямой доступ к нему, и ликвидировал пост своего рода начальника штаба при президенте, кем был у Эйзенхауэра Ш. Адамс. По вопросам внешней политики и национальной безопасности связующим звеном между президентом и госдепартаментом стал М. Банди. Т. Соренсен – «перо президента», поставлял идеи и работал над речами, профессор А. Шлезингер занимался научной разработкой проблем, а «ирландская мафия» – О’Донелл, О’Брайен и Риардон выполняли различные поручения. Президент непрерывно дергал бюрократов, заполнивших вашингтонские ведомства, – работа телефонного узла Белого дома при Кеннеди возросла на 60 процентов по сравнению с периодом Эйзенхауэра. В среднем рабочий день штата Белого дома достигал 12 часов.
От ближайших советников Кеннеди требовал безусловного послушания и публичной анонимности! Он настаивал, чтобы они всегда пребывали в тени. Еще до вступления в должность Кеннеди, узнав, что Соренсена засыпали просьбами писать статьи и выступать с речами, приказал ему: «Откажите всем. Любой, занимающий пост, подобный вашему, – Шерман Адамс, Гарри Гопкинс, Хауз и все остальные – кончал в дерьме. Либо на них обрушивался конгресс, либо они обижали президента. Лучший способ избежать беды – не быть на виду». Только президент должен быть владельцем совокупного интеллектуального капитала, уникальным генератором, в сущности, коллективных идей. Вообще, философствовал журналист Р. Спивак, «президент Кеннеди прочно верит в право на несогласие. Только он приказывает вам, с чем не соглашаться».
В месяцы, предшествовавшие вступлению Кеннеди в должность, он поручил подготовить серию докладов с рекомендациями к действию по важнейшим проблемам внешней и внутренней политики. За дело посадили 29 групп ведущих ученых в области общественных наук, военных специалистов, экономистов. К 20 января 24 группы представили доклады, некоторые из них – небольшие книги. Эксперты предлагали соблазнительные пути, следуя которым Америка непременно одержит верх на всех фронтах. Для осуществления рекомендаций ученых мужей требовалось время, пока пришлось ограничиться наличными возможностями. Кеннеди не терпелось начать действовать.
Выступая на объединенном заседании конгресса 30 января 1961 года с первым ежегодным посланием о положении страны, Кеннеди выдержал его в духе сопоставления США и СССР. «Одна из ироний нашего времени в том, что методы жесткой и репрессивной системы способны создать дисциплину и возбудить рвение у служащих ей, в то время как благословения свободы очень часто обеспечивают привилегии, материализм и легкую жизнь». Он поторопился сообщить, что уже попытался посильно исправить дело, ускорив программу строительства подводных лодок, вооруженных ракетами «Поларис», расширил ракетостроение и обеспечение транспортными самолетами вооруженных сил. «Жизнь в 1961 году не будет легкой, – напыщенно заявил президент. – Желать лучшей доли, предсказывать ее и даже просить ее – бесполезно. Нас постигнут новые неудачи, прежде чем течение будет повернуто вспять. Но мы должны повернуть его вспять. Все человечество возлагает свои надежды на нас».
Президент не уточнил, что в начале 1961 года те, кого правительство США именовало «человечеством», указанные надежды возлагали на некоего агента ЦРУ.
ЗАЛИВ СВИНЕЙ
Он откликался на фамилию Бендер, тот самый сотрудник Центрального разведывательного управления США. Принадлежность к надежной фирме у вашингтонских бюрократов рождало уверенность в его сверхъестественные способности. Беда заключалась разве в том, что книги советских сатириков Ильи Ильфа и Евгения Петрова слабо известны в просвещенной республике; Если бы было по-другому, тогда принятие неким Роллером фамилии Бендер по крайней мере вызвало бы веселые ассоциации. Во всяком случае, мистер Фрэнк Бендер явился олицетворением известного литературного героя Остапа Бендера, а последовавшая история напомнила Кеннеди то, во что оп сам верил, – книги нужно читать.
Главной отличительной чертой американского Бендера было нахальство и умение ласково втирать очки. Он не знал испанского языка, не представлял положения в Латинской Америке и являлся руководителем готовившегося вторжения на Кубу. Мистер Бендер полагал, что все пойдет как по маслу. «Я ношу контрреволюцию в кармане, в моей чековой книжке», – говаривал Бендер. Фонды ЦРУ, как известно, весьма значительны. Бюрократический склероз побуждает высокопоставленных чиновников свято полагаться на бумаги. Бендер ловко погрузил самодовольное руководство ЦРУ в бумажную трясину. А. Даллес смотрел из его рук. А от руководителя ЦРУ до президента – рукой подать.
Разумеется, и ФБР не осталось в стороне. Историографы внутреннего сыска, конечно, на этот счет сочиняют буколические версии. В отеле, где свил свое гнездо Бендер, в соседнем номере оказалась-де некая женщина, брат которой работал в ФБР. Она услышала горячие дискуссии у соседа, записала их и передала запись брату, а тот начальству – Э. Гуверу п. Надо думать, слежка ФБР за соперниками – деятелями ЦРУ, была рутинной процедурой в великой «демократии».
18 ноября 1960 года А. Даллес впервые информировал Кеннеди о предстоявшем набеге. ЦРУ планировало вторжение на Кубу довольно крупными силами, в тайных лагерях Гватемалы американские инструкторы обучали бригаду из 1500 человек, оснащенную тяжелым оружием, включая танки. В отряд вошли отъявленные негодяи, бежавшие с Кубы после победы революции. Пока они готовились восстановить «демократию» в вышвырнувшей их стране, обучались владеть оружием, пьянствовали и склочничали, в Белом доме 22 января открылась серия совещаний.
Кеннеди, руководители ЦРУ, командование вооруженных сил США не задумывались над тем, боеспособна ли таинственная «бригада 2506». Они обсуждали детали операции, исходя из того, что вооруженная банда будет действовать успешно. А. Даллес и его заместитель Р. Биссел (автор программы шпионских полетов самолетов У-2 над СССР) отстаивали сумасбродный план. Они внушали, что стоит «бригаде» высадиться и вступить в боевое соприкосновение с кубинской армией, как там начнется организованный вооруженный мятеж, что откроет путь на Гавану. Местом высадки наметили Залив Свиней. Предполагалось, что, как только разбойники утвердятся на кубинской земле, США признают их «правительство» со всеми вытекающими последствиями. Одним из последних актов правительства Эйзенхауэра был разрыв дипломатических отношений с Кубой. В США заготовили «кубинский революционный совет».
Президент, озадаченный сложностью операции, рекомендовал представить дело так, будто вторжение – дело рук кубинских эмигрантов. Открытая американская поддержка исключается. И тут же с чарующей последовательностью предложил: не лучше ли провести налет с Гуантанамо, с тем чтобы в случае неудачи борцы за «демократию» могли укрыться за колючей проволокой американской военной базы. Начальники штабов пришли в ужас. «Интересно наблюдать поведение этих самых пентагоновцев, – комментировал Кеннеди. – Они рвутся положить голову президента на плаху, но отшатываются от любой идеи, которая могла бы поставить под риск Гуантанамо».
Чтобы рассеять последние сомнения, А. Даллес разъяснил: подготовка зашла далеко. «Не забудьте, что теперь перед нами стоит проблема, как распорядиться этими людьми. Если мы вызовем их из Гватемалы и ввезем в США, то они будут шляться по стране, рассказывая каждому встречному и поперечному, к чему готовились». Да, согласился Кеннеди, «нужно сбыть с рук эти 800 человек. Лучше свалить их мусором на Кубу, чем на США, тем более что они хотят попасть туда». Когда президент согласился, тогда практически все имевшие отношение к плану одобрили его: министр обороны, государственный секретарь. Единственный голос протеста раздался со стороны оробевшего сенатора Фулбрайта. На него не обратили внимания.
Постепенно президент забрал в свои руки непосредственную подготовку всей операции. Он рвался действовать, положив конец разговорам о том, что Вашингтон проводит-де «умиротворение» коммунизма на международной арене. Командир корпуса морской пехоты генерал Д. Шун на одном из воинственных сборищ в Белом доме спросил: «Господа, а вы представляете размеры Кубы?». Кеннеди с советниками молча переглянулись. Генерал положил на карту вырезанный из бумаги силуэт острова, покрывший 800 миль от Вашингтона до Чикаго. Удивились. Тогда генерал положил еще маленькую бумажку, объяснив, «таковы, господа, размеры острова Таравы, нам потребовалось три дня и 18 тысяч морской пехоты, чтобы взять остров». Ссылка на кровавую операцию 1943 года не произвела никакого впечатления. Кеннеди закусил удила.
Старому коллеге по сенату Б. Голдуотеру, забредшему в Белый дом поболтать, президент признался: «Должность– то оказалась гнусной, вшивой». Анализируя впоследствии цепь событий, приведших к провалу честолюбивое предприятие, Кеннеди сокрушался: «Если бы кто-нибудь пришел ко мне с теми или иными соображениями по поводу закона о минимальной заработной плате, я в случае необходимости без колебаний не согласился бы с ним. Но всегда как-то так получается, что начинаешь думать – военные и разведчики обладают некими скрытыми качествами, недоступными для обычных смертных». Уточняя проблему, Кеннеди подчеркивал: «Я, вероятно, ошибся, оставив Аллена Даллеса на его посту. Дело не в том, что Даллес неспособен. Напротив. Но мне не приходилось работать с ним, и я не могу понять, что он имеет в виду… Даллес – человек, овеянный легендой, а с такими чрезвычайно трудно иметь дело».
Раскаяние пришло своим чередом, а тогда, 15 апреля, восемь самолетов Б-26, вылетевших с баз в Никарагуа, нанесли удар по кубинским аэродромам. Один поврежденный бомбардировщик пошел на вынужденную посадку во Флориде. Почти одновременно в Майами приземлился еще один Б-26. Великие умы в ЦРУ возложили на его экипаж важную миссию – прокричать на весь мир, что самолет принадлежал ВВС Республики Куба. Экипажу надлежало рассказать впечатляющую историю, как ему удалось бежать, разбомбив по дороге все кубинские аэродромы. Прилет первого самолета спутал карты.
В те дни Совет Безопасности обсуждал жалобу кубинского правительства на агрессивные действия США. Кеннеди особо предупредил: тщательно проинструктировать американского представителя в Совете Безопасности. «Честность и вера в правдивость Эдлая Стивенсона, – поучал он, – являются одним из наших величайших национальных достояний. Я не хочу, чтобы это было каким-либо образом поставлено под сомнение». Э. Стивенсон по шпаргалке ЦРУ уведомил ООН, что «пилоты и другие члены экипажей, очевидно, бежали от тирании Кастро». Лживость заявления выяснилась в ближайшие часы.
На рассвете 17 апреля банды кубинских контрреволюционеров вторглись на Плайя-Хирон в Заливе Свиней. Высадка производилась от имени «кубинского революционного совета», члены которого во Флориде узнали из передачи по радио, что они руководят вторжением. Бригада вступила в боевое соприкосновение с кубинской армией и через 72 часа боя, потеряв несколько десятков убитыми, дружно подняла руки. Кубинский народ в напряженных боях одержал историческую победу!
Кеннеди ежечасно докладывали о прискорбном развитии операции. ЦРУ требовало поднять на помощь десанту самолеты с авианосца «Эссекс», подведенного на расстояние удара к Кубе. Кеннеди отдал осторожный приказ: послать с авианосца самолеты без опознавательных знаков для прикрытия налета Б-26 из Никарагуа. В спешке в Вашингтоне забыли о разнице во времени между Никарагуа и Кубой – ровно час. Бомбардировщики Б-26 появились точно на час раньше эскорта и понесли потери. Четверо американцев, входивших в их экипажи, погибли.
В Белом доме воцарился траур, а «кубинский революционный совет», запертый в заброшенной сторожке старого аэродрома в Опа-Лока, штат Флорида, неистовствовал. Вечером 18 апреля Кеннеди распорядился привезти членов «совета» в Вашингтон. А. Шлезингер, участвовавший в деликатной миссии, рассказывал: по прилете в Майами «знаменитый Бендер встретил нас и с бросавшейся в глаза скрытностью усадил в автомобиль. Мы немного проехали, затем пересели в другой автомобиль. Мы начали чувствовать себя героями детективного фильма». Наконец посланцы президента достигли сторожки в Опа-Лока, где под охраной военной полиции бесновались кубинские контрреволюционеры. Наскоро успокоив членов несостоявшегося правительства, Шлезингер привез их в Белый дом.