– Слушай, Филипп, ты здесь давно трудишься?
– Где-то с год. Работа не тяжелая, платят хорошо, паек дают, одежу… А что?
– Сколько всего работников на лесном и складе и в мастерской?
Парень наморщил лоб, обратившись к подсчету. Сбившись, стал смотреть по сторонам, себе под ноги, поднял глаза к небу.
– Человек восемь было до недавнего времени, да Левицкий принял на работу еще пятерых. Почему?.. Заказ ожидается большой на столы, табуретки и тумбочки.
– А не скажешь, кто из работников недолюбливал Переверзева, не хотел, чтобы он вернулся к исполнению своих обязанностей. Может, кого недолюбливал, прижимал, зарплату платил не в полном объеме?.. Такое бывает на предприятиях.
Рыжий паренек поджал губы и почесал затылок.
– Не знаю, что и сказать. Нил Митрич никого, кажись, не забижал. Требовательным был – это да, а что б гнобить да каверзы строить, такого не припомню.
– А каковы политические взгляды на предприятии?
– За Ленина все, за большевиков! Контры у нас нет!
– И новенькие за большевиков?
– А как же… Власть никто из них хулит, горой стоят за Ленина.
– Ты скажи, Филипп, есть ли среди работников человек высокого роста, худощавого сложения, с большими усами, длинными темными волосами. Взгляд у него еще иcподлобья.
– Темноловолосый, взгляд исподлобья, – cоображал рыжий, почесывая затылок. – Есть, кажись, такой. Минаем Артамонычем звать. Только он безусый.
Мы вместе зашли в мастерскую, сплошь заставленную разных размеров верстаками. Пол помещения был усыпан сосновыми и еловыми стружками, от которых исходил сладковато-смолистый запах. Одни работники в холщовых фартуках орудовали рубанком, другие – фуганком. Кто-то возился с клеем, кто-то с лаком. Я переговорил с большинством из них, но ничего путного не добился. Ни от старых работников, ни от тех, кто был принят на работу Левицким совсем недавно. Темноволосый и высокий Минай Артамоныч являлся членом группы вновь принятых. Участник битв с белогвардейцами, получивший на фронтах несколько огнестрельных и сабельных ранений, отнесся ко мне подчеркнуто вежливо, без суеты ответил на все вопросы, показал паспорт. Трудно было заподозрить в нем хладнокровного убийцу.
Выйдя из мастерской, я увидел, как Светловский у дверей флигеля прощается с Левицким, средних лет невысоким блондином в зеленоватом френче, галифе и яловых сапогах.
– Да, товарищ Светловский, – громко звучал приятный баритон, – ошарашили вы меня! Я уж приготовился встречать Нила Дмитриевича, и вдруг вы со страшным известием!.. Жаль, очень жаль. Он был отличным руководителем и приятным в общении человеком… Увы, все мы, в конечном счете, смертны. От этого никуда не уйти… Хочу заверить вас еще раз, Нила Дмитриевича уважал весь коллектив лесного склада. Ни один из нас не желал ему зла.
Светловский кивнул Левицкому и направился в мою сторону. Склонив голову к моему уху, негромко проговорил:
– Левицкий, вроде бы, надежный товарищ. Да, был в эсерах, но порвал с ними окончательно, называет их не как-нибудь, а предателями!.. Ну, что у тебя, Данила?
Я рассказал о разговоре с рыжим Филиппом и о расспросах в мастерской. Выслушав мой отчет, начальник Угро прищурил глаза.