– «Собака Баскервиллей», – прочитал я. – Отличное чтение, не оторвешься!

Повесть Конан Дойла пользовалась популярностью во все времена. Помню, в юности читал ее с необычайным интересом. Пришлись по вкусу и детективная загадка, и мистическая страшилка, и сам слог признанного мастера слова.

– Согласен, сюжет превосходен!.. Впрочем, не дурны и другие детективные вещи писателя.

– Мне больше всего нравятся «Этюд в багровых тонах», «Пляшущие человечки», «Обряд дома Месгрейвов», «Рейгетские сквайры».

Гудилин добавил со своей стороны к названным рассказам «Пустой дом» и «Пять апельсиновых зернышек». Упоминая последний рассказ, он добавил, что хоть вещица эта и коротка, но уж очень драматична.

– Вы знакомы с творчеством Дойла не понаслышке, – cказал я. – А какой из его рассказов, на ваш взгляд, самый неудачный.

– Однозначно, «В сиреневой сторожке». Рассказ затянут, ни к селу, ни к городу введен в канву сюжета какой-то диктатор из вымышленной латиноамериканской страны, великий частный детектив Холмс выглядит весьма бледно на фоне полицейского Бэйнса!

Гудилин подтвердил славу самого начитанного сотрудника «уголовки». С разбора творчества Конан Дойла он перешел на анализ прозы Чехова, превознося его дар наблюдательности и тонкое отношение к художественной детали.

– А уголовный рассказ «Шведская спичка», – говорил, улыбаясь, интеллигентный розыскник. – Ведь чтение этой повестушки сплошное удовольствие! И сюжет, и герои превосходны! Никчемный, пустой случай забавные следователи раздули до страшного, коварнейшего убийства! Ну, а развязка просто восхитительна, истинно чеховская! «Убиенного» Кляузова находят живым и здоровым в бане у замужней любовницы!

Светловский, вполуха прислушиваясь к Гудилину, перебирал бумаги на столе, иногда громко хмыкал и с прищуром поглаживал подбородок. За окнами потихоньку смеркалось. Когда очертания Троицкого храма и строений на базарной площади стали тонуть во мгле, начальник встал из-за стола.

– Пора, друзья!

Покидая кабинет, он шепнул мне, что поход в столовую отменяется ради намеченного дела. У входа в здание нас уже поджидала группа из десяти милиционеров. Проинструктировав молодых ребят, Светловский повел всех за собой. По Базарной мы добрались до Переслановской, прошли по ней до пересечения с Площадной и остановились в дюжине шагов от углового дома.

– Третий дом с краю, – тихо проговорил Светловский, собрав нас всех в кучу. – Видите, вон тот с высокой железной крышей. План захвата следующий: Cкворцов и Нечаев с милиционером заходят к дому с правого торца, Гудилин с двумя милиционерами – с левого торца, Карпин, Щербинин и два милиционера – со двора. Остальными ребятами буду командовать я, мы берем на себя входную дверь. Пока разбиваетесь на группы, я схожу к угловому дому, озадачу хозяина.

Светловский скрылся во тьме и через минуту вернулся с тщедушным человечком в домашнем халате, нервно теребившим пальцами крестик на груди. Возложенная задача явно пришлась ему не по душе. Но попробуй, возрази суровому начальнику уголовного розыска, когда он при исполнении!

Знак был подан почти незамедлительно, и отряд рассредоточился. Наша группа перемахнула через забор и заняла позиции у торца каменного здания напротив двух окон.

Погода была не очень, с берега реки тянуло прохладой. В промежутках между порывами ветра звучал далекий собачий лай, где-то неподалеку блеяла коза, низко над землей мелькнули крылья летучей мыши.

– Свежо, – шепотом произнес матрос, запахнув бушлат.

– Засентябрило, – заметил я.

Скворцов снял с ветки яблоко и впился в него зубами. Молодой милиционер последовал его примеру, также решив полакомиться спелым фруктом.

– А знаешь, Данила, кто здесь живет? – спросил матрос, работая челюстями.