Что значит общение с личностями такого масштаба – без ложной скромности – как я и Вергилий. Недаром же говорится: «С кем поведешься, от того и огребешься!» Вот вам наглядная иллюстрация! Если вы будете настаивать на «как Вергилий и я», то возражать не буду. Я человек скромный. Не к чему выпячивать свои выдающиеся достоинства! Рядом с Вергилием можно стоять и на втором месте. Я не обижаюсь, честное слово.

Яростно завизжала Леночка. Я и не заметил, как она отстала. Вроде бы вот только что бежала впереди! Я оглянулся и стал холодцом от ужаса. Холодец, он трясется при малейшем дуновении. И даже без него. Потому что он холодец. Из него вынули кости и не оставили никакой скрепы. И это желе, которое кто-то считает очень вкусным, постоянно трясется. Вот сейчас я был таким холодцом. Даже сердце похолодело. И мизинцы на ногах. Цербер – это злобное существо Аида – держал в своих лапах Леночку. Двумя лапами держал, а на остальных четырех опирался. Скотина!

Я, конечно, должен был ринуться в схватку, которая бы продлилась не более секунды, после чего куски моего изжеванного тела переваривались бы в желудке свирепого пса. Леночка бы, конечно, прожила бы на секунду дольше, после чего разделила бы мою участь. И наконец бы соединились не только наши сердца, но и прочие отдельные органы, вплоть до элементов одежды и обуви. Хотя обувь Цербер скорее выплюнул бы. Зачем ему нужен синтетический кожзаменитель, когда рядом столько питательной калорийной пищи. Это вы сейчас так долго читаете этот абзац, а в то мгновение всё у меня промелькнуло молнией. Со скоростью света. Или даже сверхсветовой. Всё осознав, разумеется, я завопил что было мочи:

– Спасите! Помогите! Псина Леночку жрет! Не допустим зверского убийства. Скажем ему дружно «нет»!

Хотя в моем крике не было никакой необходимости, потому что перевопить Леночку я всё равно бы не смог. Никто, даже мой противник по сердечным делам Васька, не бросился на выручку. Хотя было ясно, что даже если мы навалились скопом, Цербер с тремя-то своими головами порвал бы нас как Бобик рукавичку. Но такое поведение моих партнеров давала мне возможность не чувствовать себя трусом и предателем. В конце концов, чему быть, тому не миновать! Нужно смотреть трезво на жизнь. Даже более того, сознаюсь, в моей голове, да и скорей всего, не только в моей, в Васькиной уж точно, мелькнула мысль о том, что можно воспользоваться этим моментом. И пока чудовище пожирает Леночку, мы сможем оторваться от него. И может быть, даже спастись. Вот так откровенно я говорю обо всем, как Лев Николаевич Толстой в своей исповеди. И посыпаю голову пеплом. Ну, это фигурально. Вам, читатель, сейчас легко осуждать меня. Хотел бы посмотреть, как вы повели себя, оказавшись на моем месте.

И только Вергилий сохранял спокойствие. Он не сдвинулся с места. Лицо его даже было равнодушно. Он поднял руку, как это делали римские трибуны, когда хотели объявить вето, и проговорил:

– Не делай этого! Я же знаю, что ты не хочешь этого делать. А девочка эта ни в чем не виновата.

– Чего? – удивился Цербер. Хвост его задвигался быстрей. – Вергилий! О чем ты? Это моя работа.

– То, что ты хочешь сейчас сделать, не нужно делать. Если ты проголодался, можешь полакомиться мной. Хотя вряд ли ты утолишь свой звериный аппетит. Я всего-навсего тень.

Цербер покрутил лапой возле одной из голов. Хвост скользнул и замер возле его ног.

– Ты меня удивляешь, Вергилий! Вроде ты такой мудрый и проницательный человек, а говоришь такое! Как тебе могло только прийти это в голову. Эхе-хе-хе-хе! Не подобает тебе такого говорить. Ты хорошо знаешь правила Аида. Я же их верный страж.

Из всех трех пар его глаз покатились слезы крупные, как яблоко. Это было неожиданно.

– Никто-то меня не любит! Не жалеет! Все считают меня распоследним злодеем. А я ведь всего-навсего собака. Пусть и большая и о трех головах! – хныкал он, как ребенок.

Признаюсь, мы растерялись. Что угодно. Но чтобы такое? Трудно было поверить, чтобы Цербер заплакал. И тем не менее это было так. Он размазывал слезы, бежавшие по мордам, всхлипывал и жаловался на свою несчастную долю. Шерсть на груди его блестела от слез.

– Что теперь? – спросил Вергилий. Подошел и погладил его. – Что ты решил, верный Цербер.

– Ничего! – буркнул он. – Я никогда ничего сам не решаю. Всегда решают за меня.

Цербер потупил головы. Хвост его лежал неподвижно. Леночка подняла голову и заглядывала ему в глаза. Никакого страха в ней не было. Как будто перед ней комнатная собачка.

– Он хороший! – сказала она. И улыбнулась. – Любая собака неравнодушна к ласке.

Она погладила его шерсть, которая была жесткой, как проволочная щетка, которой сдирают ржавчину. Да! Если Цербер хороший, то тогда эти парни с кладбища – ангелы. А Васька – архангел. Того и гляди у него отрастут крылышки, и он взмоет в небо. Кто же тогда я? Мне даже страшно было об этом подумать. Нельзя же так легкомысленно разбрасываться словами. Что с тобою. Леночка? Красавица и чудовище!

– Пожалуйста! Возьмите меня с собою! – пробурчал Цербер. – Я хочу с вами! Возьмите!