Ночь. Полярная.

В порту лес рангоута, мелодичный, как игра на ксилофоне, перезвон корабельных склянок. Снуют неутомимые буксиры, дымят, гукают, сипят паром. Дремлют океанские транспорты. Кивая длинной, как у жирафа, шеей, портальный кран выуживает из трюмов огромные тюки, бочки, ящики. В воздухе густо висят "вира!", "майна!" и заливистый свист боцманской дудки. Над всем этим властвует крепкий запах рыбы и смоляных досок.

Федор лежал на верхней койке, упираясь головой в одну стенку кубрика, а ногами — в другую. Если, лежа на спине, согнуть ноги в коленях, то они упрутся в подволок. — "Прокрустово ложе, — думал Федор. — Чуть подлиннее был бы — не уместился".

И в этом кубрике, где нет ни одного свободного сантиметра, придется жить.

Заложив руки за голову, Федор глядел в черноту иллюминатора на противоположной стенке, у ног.

На нижней койке под Федором шумно сопел во сне Степан. Спокойно дышал Женька, тоже внизу, под Толиком. А на койке Толика тихо. Может, не спит?..

Где-то рядом — фронт, а матросы и солдаты ходят без оружия, в клубе крутят кино, офицеры приходят с женами. Странно! Не так представлял себе Федор прифронтовую полосу, ведь это же почти фронт! Думал, тут все не расстаются с оружием, днем и ночью начеку, глаз не смыкают у пулеметов и пушек, и не до уставов. А сегодня он видел, как в штабе начальник строевой части майор (во флоте — и майор, а не капитан третьего ранга) дал наряд вне очереди матросу за неначищенные пуговицы на шинели. И девушек военных много. Женька уже познакомился с какой-то радисткой, уже договорился идти завтра в кино. Вот черт! Липнут к нему девчата. На Байкале тоже двум сразу голову морочил...

Катер боком терся о сваи, слегка стукался и покачивался. Поскрипывали кранцы между привальным брусом и сваями причала. Совсем рядом, за тонкой металлической стенкой плескалась чугунная вода. Федор почти физически ощущал ее тяжесть.

Тихо. Ночь.

И вдруг в немой выси родился какой-то звук. Он все нарастал и, переходя в пронзительный тошнотворный свист, забивал уши, нос, рот.

Федор, никогда не слыхав раньше такого свиста, вдруг всем своим существом понял, что это падает бомба.

Он вскочил и больно ударился головой о подволок. Хотел схватиться за голову, но рука тут же онемела от удара локтем о переборку. Морщась от боли, свалился кулем вниз.

Свист оборвался на высокой звенящей ноте тяжелым, плотным взрывом.

И вдруг захлопало, зазвенело, затрещало вокруг, озарив кубрик трепетным багровым светом.

Оцепенев, Федор прилип к иллюминатору...

И только позднее Федор восстановил по порядку всю картину ночного воздушного боя.

...Голубые мечи прожекторов в куски рубили аспидно-черное небо, то скрещиваясь в высоте, то расходясь в стороны и втыкаясь в сопки. Вслед за ними пунктирили ярко-малиновые и бело-зеленые пулевые трассы. Ровно шили зенитные пулеметы, и совсем рядом, над головой, грубо, со звоном хлопало скорострельное зенитное орудие; и Федору казалось, что он чувствует удары теплой воздушной волны в грудь.

С противоположного берега залива, с порта, доносились приглушенные пулеметной трескотней взрывы, вспыхивали зарницы. Потом где-то, как показалось, очень далеко, багровым зыбким полотном заколебался слабый свет пожара.

— По порту бьют, — шепотом выдохнул Толик.

— Сейчас нам дадут... — подал голос Женька.