Неприятие.
Это начало: наблюдение за телом. Язык – следующий в очереди. Кое-что сразу становится понятно. Например, замена имени сожительницы оскорблением. Но в целом язык – гораздо более тонкая материя. Он работает и на сознательном, и на бессознательном уровне. Это болезненное, долгое, подробное обсуждение. Не говори «киска». Не ругайся. Не говори «моя старушка». Не говори «шалава», «шлюха», «женщина». Используй имена собственные. Говори «спутница жизни». Поддерживай зрительный контакт с человеком или группой людей, с которыми разговариваешь. Не разваливайся на стуле. Когда описываешь случай, который привел тебя сюда, используй я-суждения и притяжательные местоимения. Жестокость не «наша», «мужская» или «общественная». Это «моя» жестокость. Твоя собственная жестокость. И ты должен нести за нее ответственность.
Это упражнение может продолжаться всё утро. Заключенные часами реконструируют событие, которое в реальной жизни могло занять всего несколько минут. Они не обязаны говорить о том инциденте, из-за которого оказались в тюрьме, хотя большинство выбирают его. Их просят подмечать каждую деталь, которую они могут вспомнить: язык тела, сердцебиение, ощущения в мышцах, тон голоса, слова, чувства, звуки и запахи. Как-то раз я сидела с группой Джимми в Сан-Бруно, и он спросил у мужчин, сколько времени проходит с момента, когда они начинают кричать на своих сожительниц, до того, как они оказываются в полицейской машине. Были разные варианты ответов: двадцать, двадцать пять минут, полчаса, час. «Нет, – сказал Джимми. – Десять минут. Бам! Такие вот дела». Несколько минут отделяют мужчину от медведя, медведя – от заключенного. Но сегодня Джимми и Дуг выполняют это упражнение менее чем за два часа.
Мы принуждаем, объясняет Джимми. Себя, своих жертв, своих детей. Это отделяет их от самих себя. Джимми говорит, что нужно быть готовым к действиям. Что осознание плюс действие равно изменение. Я вижу, как он оглядывает группу, одного мужчину за другим. «Я скажу последнюю, мать ее, вещь» – говорит Джимми, и встает. «Всю жизнь я был в курсе этого дерьма. Я отдаю себе отчет во всем, что когда-либо делал. Врал, изменял, воровал. Всю жизнь я слышал “Не продавай наркотики”. “Не будь наркоманом, не бей девок”. Мне всё время об этом говорили, но я не останавливался». Парень, устало облокотившийся на колени, выпрямляется. «Чуваки, это важно. Как захотеть обуздать свою жестокость?» Он замолкает, оглядывает лица собравшихся. «Если я закрою глаза на разрушения, которые после себя оставил, мне будет плевать»…
Этот момент перетекает во вторую историю Джимми. Самое худшее, что он сделал. Это случилось в день, когда он похитил женщину, которую любил, и чуть ее не убил. Келли Графф – бывшую сожительницу и мать его четырех детей. Они разошлись, и Джимми бесился. Келли была его женщиной. И он должен был ее вернуть. Он позвонил Келли и сказал, что хочет передать ей пятьсот долларов, так что не может ли она за ними заехать? Девушка попросила Джимми пообещать, что он ничего не выкинет. И Джимми пообещал. Это и есть принуждение. Потом, по словам Джимми, он взял в аренду грузовик U-Haul, очень-очень сильно обдолбался, и стал ждать. Он ждал, пока не увидел подъезжающую машину Келли, и когда она была совсем рядом, в нескольких сантиметрах от грузовика, дал задний ход, резко нажал на газ и с максимально возможной скоростью врезался в машину Келли, чуть не убив ее. В следующую секунду он как барс рванулся к двери легковушки и вытащил оттуда кричащую девушку. Он бросил ее в кузов грузовика, запер дверь и поехал к ее дому. Сила и контроль. Джимми обдолбался. Не спал несколько дней. Вел себя как дебил. Сегодняшний Джимми не одобряет действия тогдашнего себя. Они добрались до дома Келли, – дома, где они когда-то жили вместе, – Джимми вытащил девушку из грузовика, затащил внутрь. И всё, больше он ничего не помнит. Может быть, они ругались. Может быть, он ее избил. Джимми уверен, что пару раз ей врезал. Он точно не помнит. Потом он уснул. А когда проснулся, Келли не было в доме, и он понял, что нехило встрял. Тупой ушлепок. Как он мог заснуть? Джимми побежал в их любимую тако-забегаловку на углу, и парень-кассир сказал, что Келли чуть раньше заходила с подругой. Она была сама не своя, напугана до смерти и собиралась идти в полицию. И Джимми подался в бега.
Келли рассказывает совсем другую историю. Как-то раз Джимми пришел к ней на работу и сказал, что его бабушка умерла. Келли знала, как сильно Джимми любит свою бабушку, и поэтому поверила. Но как только они вместе вышли из офиса, ей стало ясно, что Джимми лжет. Когда они начали встречаться, Келли было шестнадцать, а Джимми – двадцать шесть. А на момент тех событий Келли исполнилось двадцать один, и у них с Джимми была общая дочь.
Келли поняла, что Джимми обманом вынудил ее выйти из офиса, и забежала обратно, поближе к охране. Тогда, по словам девушки, Джимми нашел на парковке ее машину и поджег. Машина была совсем новая, а о ситуации Келли сообщили из пожарной службы Сан-Франциско. Келли арендовала U-Haul, чтобы съехать из общей квартиры. После того, как Джимми сжег ее машину, она одолжила другую у приятельницы матери, но Джимми выследил ее и запрыгнул на пассажирское сидение, когда девушка выезжала с работы. У него был нож, и Келли помнит, как он сказал: «Что, сука, уйти решила?» Джимми долгие годы измывался над Келли. Манипулировал, принуждал, запугивал. Он всё время за ней следил, не позволял ни с кем общаться, обвинял в изменах. «Конечно, нет», – соврала Келли. «Нам просто нужен перерыв в отношениях». Девушка пыталась «успокоить его, потому что не знала, чего от него ожидать». Они вместе сели в U-Haul и доехали до общей квартиры, которая располагалась на цокольном этаже. Келли назвала ее «карцером». Девушка смогла убедить Джимми, что проголодалась, так что он ее отпустил, и она «бежала как в последний раз».
Вместе с двоюродной сестрой они немедленно пришли в полицию. Сначала ей сказали вернуться домой за ножом и принести в участок. «Я сказала: “Вы в своем уме?”». По словам Келли, в полиции никому не было до нее дела, но в конце концов они выписали ордер на арест Джимми. Тем временем Келли осталась без машины, без дома и, в скором времени, без работы (ее сократили после одиннадцатого сентября). Хуже быть просто не могло.
Как-то утром, всего через несколько дней после случая с грузовиком, Келли повезла дочь в детский сад. Джимми прятался неподалеку. По словам девушки, он заставил ее забрать дочь из сада и восемь дней держал их на мушке в номере какого-то отеля. То, что происходило в отеле, не подлежит разглашению по просьбе обоих участников.
Наконец Келли удалось найти способ сбежать. Джимми говорит, что сам сдался полиции. В моменты тяжелых потрясений память часто нас подводит. Когда Джимми рассказывал мне об этом периоде своей жизни, он помнил только, что был в бегах, прятался, боялся сирен, постоянно оглядывался. По словам Келли, он обдолбался так сильно, что у него не прекращались галлюцинации. Так что, может быть, он и вправду мало что помнит.
Но наконец Джимми поймали, и прокурор собирался предъявить ему обвинение в похищении и нападении с применением оружия, но Келли стало его жаль, и она отказалась от большей части показаний. Девушка рассказывает об этом по телефону, и мне очевидно: сейчас она не верит, что когда-то была той самой женщиной, которая отказалась от показаний. В конце концов Джимми признал вину. Его приговорили к четырем годам; по словам Келли, он отсидел чуть больше года.
Тем не менее именно тогда Джимми поступил на RSVP и узнал о том, что он сделал с собой, Келли, их общей дочерью, кругом их знакомых и остальными членами своей семьи. Джимми рассказывает группе о том, что жестокость запускает эффект домино: он травмирует Келли, а это травмирует его детей, родителей, друзей, и так далее. Жестокость – зло, которое проникает в сообщество, отравляет его и множится. Когда Донте называет Восточный Оклэнд Багдадом, я думаю, что он имеет в виду именно то же, о чем говорит Джимми. Одно насильственное действие порождает другое. И то, что жестокость идет рука об руку с жестокостью, проблем не решает. Мой бывший муж, который всю жизнь служил в армии, говорил, что проблема с оружием заключается в том, что кем бы ты ни был, пистолет в руке автоматически определяет, на чьей ты стороне. Лишает тебя нейтральности. Мне кажется, жестокость работает так же. Она разлагает не только отдельных людей, но семьи, сообщества, города, страны. Именно к этому Джимми ведет в своей истории.
Он называет себя «падальщиком» и «отморозком из трущоб». Это уличный жаргон, своего рода жесткая поэзия, заслуживающая уважения среди корешей в его тусовке. Но давайте охарактеризуем Джимми сообразно его поведению в тот день и час. Джимми был домашним террористом. Ведь именно так террористы и поступают. Они держат людей в страхе. Все эти мужчины в обоих блоках Сан-Бруно. Они – террористы среди нас; террористы, сеющие ужас, который сегодня многие люди, включая глав некоторых стран, по непонятной причине считают «частным» делом.
Джимми отсидел свой срок и незадолго до освобождения получил письмо от Келли. По словам Джимми, она написала впервые за всё время, что он провел в тюрьме. И он помнит, что письмо девушки заканчивалось предложением: «Пожалуйста, не убивай меня» (Келли говорит, что написала его в ответ на письмо Джимми, в котором он, по ее словам, отказывался платить алименты).
Рассказывая эту историю, Джимми качает головой: его тело говорит на языке раскаяния. А я думаю… Сколько их было, таких женщин? Сколько женщин молило о том же? По всему миру, на сотне разных языков, сквозь века, на протяжении человеческой истории.
«Бедняжка», – Джимми обращается к классу, а Дуг всё еще возглавляет собравшихся. Джимми почти шепчет. «Бедная девочка. Она ходила по моим друзьям и спрашивала, убью ли я ее, когда выйду из тюрьмы». История Джимми пульсирует, заливая комнату его ужасом от содеянного и отчаянным желанием вернуться в сообщество, к которому он когда-то принадлежал.
«А сейчас она – мой лучший друг, – говорит Джимми, – я могу на нее положиться».
Келли опровергла эти слова. Она верит, что Джимми изменился, верит, что он «смог принять содеянное и знает, что поступил плохо». Она говорит, что сейчас у Джимми меньше заморочек. Возможно, сейчас он нашел свое место в жизни и по-настоящему счастлив. Но всё же. «Больше никогда в жизни я не останусь с Джимми наедине», – подытоживает девушка.
Джимми ненадолго замолкает. Здесь у всех похожие истории, и в какой-то момент каждый займет место Дуга. Джимми смотрит на Дуга. «Брат, когда ты отхлебнул виски, ты направил насилие на себя. С этого всё началось, так ведь?»
Дуг кивает, ковыряя мозоли на ладонях. «Отталкивать ее – это ведь насилие, правда? И то, что ты три раза ударил ее по лицу. И то, что пробил стену. Ты сказал парню, что разукрасишь ему рожу, так ведь? Эта угроза – словесное насилие».