В разговоре со мной Салли много раз возвращалась к моменту, когда Мишель узнала, что Роки выпустили под залог. Салли рассказывала, как ее дочь мгновенно изменилась, как вся ее уверенность улетучилась. «Она была убеждена, что Роки пробудет за решеткой хотя бы некоторое время», – говорит Салли. Конечно, нет никакой возможности узнать, могли ли вышеперечисленные изменения сохранить жизнь Мишель Монсон Мозур и ее детей. Это будут гипотетические рассуждения. А уверенным можно быть только в одном: если ничего не делать, ничего не изменится. И знаете, в чем был непоколебимо уверен каждый, с кем я разговаривала в Монтане? В том, что смерть Мишель Монсон Мозур спасла много жизней.
Что же будет дальше
Прошло много времени, прежде чем я все-таки посмотрела семейные видео, которые мне передал Пол Монсон. Салли рассказала, как раньше постоянно пересматривала их, просто чтобы услышать голос Мишель. И Пол тоже смотрел их несколько раз, но ничего не нашел, ничего из ряда вон выходящего, такого, что объяснило бы, почему он потерял дочь и внуков.
Долгое время я держала записи у себя, отчасти объясняя это тем, что раз уж Полу не удалось, то и я тоже ни до чего не докопаюсь. Но дело было не только в этом. Честно говоря, я боялась их смотреть. Может быть, не хотела видеть Роки в роли мужа и отца. Или меня страшило то, что я буду внимательно их просматривать, ища зацепки, как это делал Пол, и так ничего и не найду. А может быть, я переживала, что жизненный уклад этой семьи напомнит мне о том, что Роки, Мишель и их дети были такими же хрупкими, ранимыми, напуганными, злыми и требовательными, как и все мы. И что любой из нас, из членов нашей семьи, наших друзей и соседей может оказаться в той же ситуации, что и Мишель. Хотя я еще не встречала жертвы, которая не сказала бы мне что-то вроде: я не типичная жертва.
Но была еще одна причина. Причина, которую редко озвучивают журналисты вроде меня: я так много времени провела с выжившими членами семьи Монсон и Мозур, что ощущала утрату Мишель, Кристи, Кайла и, да, Роки так, что она уже меняла мой мир, затуманивала мое зрение. В моей жизни был период, когда я усилием воли заставляла себя не видеть в каждом мужчине предполагаемого абьюзера, а в каждой женщине – его возможную жертву. Так жить нельзя. Я знала это. И я знаю это. Так что перед тем, как смотреть эти видео, я целый год не обращалась к теме насилия. Я занималась спортом, читала, рисовала, ходила к психотерапевту и сознательно отгородилась от полицейских отчетов о насилии и убийствах.
И наконец, совсем недавно, по прошествии года я вернулась к этой работе. Стоял летний день, я была у друзей, а видео – на моем жестком диске; и я приступила к просмотру. Со всеми видео было что-то не так.
В первом я увидела, как сначала Мишель, а потом Роки спускают Кристи, одетую в розовые штаны и камуфляжную толстовку, вниз по валунам. Роки по ту сторону камеры твердит жене: «Улыбайся, улыбайся». Мы переносимся на кухню: Мишель, одетая в бежевый комбинезон-шорты, очень пьяна, что для нее нехарактерно. Она пытается встать. Смеется как сумасшедшая. Роки тоже смеется. Говорит ей пройти по прямой линии и рассказать алфавит задом наперед. Мишель делает глоток пива, проливая немного на себя. Роки говорит: «Оставайтесь с нами. Мы вернемся после короткой паузы», – как репортер срочных новостей. Следующая сцена: Мишель лежит на полу туалета, она всё еще вдребезги пьяна, ее черное нижнее белье спущено до бедер. Наблюдая за ней, чувствуешь неловкость агрессивного вмешательства во что-то очень личное. Роки произносит: «Кто это с тобой сделал?» И смеется. Мишель усмехается, но ее глаза закрыты. «Уйди», – повторяет девушка снова и снова. Доля секунды, и голая Мишель сидит на унитазе, ей плохо, и Роки хочет заснять, как ее рвет. Она раздражена, но беззащитна, ей сложно управлять размякшими конечностями, cложно не упасть. Роки говорит: «Мы вернемся после короткой паузы. Мы еще вернемся».
Периодически попадаются рождественские видео или съемки с семейных праздников, действие которых практически всегда разворачивается в доме Сары и Гордона, но в большинстве записей участвуют только Мишель, Роки и дети, и чаще всего они отсняты во время семейного отдыха за городом. Роки подговаривает Кайла вместе спрыгнуть с камня в ледяную воду, но Кристи не прыгает. Ее Роки и не просит. Гендерные ожидания уже сформированы. Позже Роки устанавливает камеру на камне, и мы видим в кадре всех четырех членов семьи, это редкость. На Мишель и Кайле спасательные жилеты. Кристи подходит к камере, улыбается и говорит: «Я ем яблоко». Яблоко в два раза больше ладони девочки. Из всех записей, что я просмотрела, только на этой Кристи так оживлена. Она была тихим ребенком. Наблюдательным, но неразговорчивым. Ну а Кайл был шутом. Кристи направляется к своей семье. Роки и Кайл вместе спрыгивают с камня. Через секунду за ними прыгает Мишель. Она вскрикивает, соприкоснувшись с ледяной водой – звук доносится откуда-то из-за камня. И Кристи со своим яблоком остается на валуне одна.
Дети копошатся в гамаке. На заднем плане завывает Том Петти с его «Good love is hard to find». Чуть позже Роки достает со дна реки полотенце. Вылавливает его и говорит: «Оно не холодное, оно теплое», – повторяет это снова и снова, тренируя волю – «Достаточно себя в этом убедить». Он сажает Кайла в надувную лодку, пускает ее вниз по небольшому перекату. «Глупо», – кричит ему Мишель. Роки выпрямляется. Далекие заснеженные горы, где-то далеко-далеко переливается водопад, его еле слышно. Кайл в спасательном жилете и с веслом наперевес пробирается сквозь заросли спартины. А вот он сам в роли оператора: долго снимает каменистую почву, видео размыто, камера движется зигзагообразно. «А в воде жуки», – рассказывает Кайл своим детским писклявым голоском.
«Кайл, а в ней скока жуков?» – спрашивает Кристи. Они стоят у дороги; мимо проезжают несколько машин. Дети качаются на качелях на заднем дворе дома. Июль 2001. Кайл раскачивается так сильно, что цепь взвизгивает. Чуть позже мальчик сидит на диване рядом с сосущим фруктовый лед малышом. Работает телевизор. Начинается реклама, слышен голос диктора: «… наслаждайся жизнью снова и снова на своих условиях». Малыша со светлыми волосами зовут Тайлер, это ребенок соседей.
Роки принес с заднего двора ужа в желтом ведре. Он заходит в дом и спрашивает: «Где Кристи? Я принес ей змею». Девочка кричит, спрятавшись в ванной. «Нет, не надо, мне страшно!» Роки смеется. Протягивает дочери фруктовый лед. «Не надо, – говорит Кристи, – это не смешно». Отец смеется над страхом дочери, отдает ей лед и уходит, забрав ведро.
Они снова на природе. Кристи подкидывает ветки в костер. Мишель снимает. На Роки красная футболка и джинсы, он пьет пиво. Кайл качается в гамаке, пытаясь привлечь внимание отца: «Пап, смотри. Смотри! Папа, смотри!» На фоне грохочет AC/DC. Салли рассказывала, что каждый раз, когда приходила в гости к дочери, в доме играл хеви-метал. И всегда очень громко. Роки отпрыгивает назад как лягушка, подняв одну ногу вверх: он движется в направлении Кайла, но не смотрит на него. Кайл выпрыгивает из гамака, приземлившись на все четыре конечности. Роки бросает взгляд в его сторону, но продолжает прыгать как лягушка, широкими кругами. Кайл забирается обратно в гамак. «Пап, смотри! Смотри!» Роки играет на воображаемой гитаре, мотает головой в такт барабанам. Прыгает всё ближе к Мишель, строит рожи и тянет шею к объективу. В этом есть что-то угрожающее. Но Роки отступает и улыбается. Поднимает бутылку пива и выпивает залпом, так, что адамово яблоко ходит ходуном.
В промежутке между видео из семейных походов мне попался DVD c детскими записями Алиссы, Мишель и Мелани. Иногда Мелани в кадре; есть и видео, отснятые до ее рождения. Три сестры похожи друг на друга и все они – копии Салли. Крупная верхняя губа, круглые глаза, вытянутые лица. Всё детство Алисса и Мишель были неразлучны. На Хэллоуин надевали костюмы клоунов и ковбоев. Кормили друг друга тортом в дни рождения. В одном из видео Пол усаживает обеих девочек в кучу листьев в кузове своего пикапа. Тогда Пол и Салли всё еще были женаты, и Салли периодически мелькает в кадре, стройная и смеющаяся, иногда кудрявая, а иногда с бобом в стиле Дороти Хэмилл. Сестры все вместе принимали ванну, ездили на трех– и двухколесных велосипедах и Big Wheels[67], вместе возили маленькую тележку для продуктов, толкая ее по комнате. Играли в хоровод в гостиной. Пепел, пепел, все они падают.
Роки часто снимал Мишель в нижнем белье. У нее длинные, стройные ноги. На протяжении многих лет Роки снимает задницу жены крупным планом. Такой поверхностный мужской взгляд. Периодически Мишель пытается дать отпор, просит оставить ее в покое, но чаще всего она просто игнорирует мужа, зная, что он всё равно везде пролезет со своей камерой. Как в кино, эта объективация – женщина как эротический объект для режиссера и зрителя – акцентирует динамику власти в их отношениях. Он делает то, чего она не хочет. Продолжает делать, несмотря на ее протесты. И наконец она, как он и ожидал, уступает его власти, и он побеждает. Конечно, мне очень хочется никак не истолковывать такие моменты и, взмахнув руками, воскликнуть: «Да ну ты брось! Это же обычные семейные видео. Он ее просто дразнит». А еще я принимаю во внимание тот факт, что передача власти другому происходит не на пустом месте. Это медленный разрушительный процесс. Личные границы истончаются шаг за шагом, день ото дня, пока человек не перестает чувствовать себя человеком. То, что Мишель полностью лишили власти над самой собой, для меня было абсолютно очевидно: ее доступ к экономическим возможностям отрезан, ее тело снимают по частям, и, наконец, у нее отбирают жизнь. Ну и что такого в том, что он всё время снимал ее в нижнем белье?
То, что она просила его перестать.
А он не останавливался.
И со временем она перестала просить.
Это – потеря власти на базовом уровне.
А вот редкий момент – в роли оператора выступает Мишель. Она снимает Кайла на велосипеде в лесу, приближая изображение через небольшой просвет деревьев. В кадре появляется Роки, он спускается по камням: голый торс, полотенце на плечах и сигарета в зубах. За лето, проведенное на свежем воздухе под солнцем, его волосы выгорели на концах. Когда Роки подходит к Мишель, он еле слышно задает жене какой-то вопрос, вроде бы «что это?». И она робко отвечает: «Мои доказательства».
Это занимает долю секунды. И всё равно я не понимаю, как Пол не заметил. Роки с перекошенным лицом надвигается на Мишель. Бросает сквозь зубы что-то вроде «ах ты ж сука», и его правая рука летит в камеру или в жену. Запись тут же обрывается. Но она запечатлела этот взрыв ярости. Хлесткий и необузданный. Тело Роки не расслаблено, он не дурачится. Он бьет быстрой как хлыст рукой, и камера гаснет. Я пересматриваю запись, пытаясь замедлить эту сцену. Всё очевидно. Роки мгновенно теряет человеческий облик. Он бьет без предупреждения. Это рефлекторная реакция, отработанная не только Роки. Мишель тоже реагирует мгновенно. Выключает камеру одним знакомым движением. Устраняет зрителя. Я позвала друга к себе в офис, и без предисловий говорю: «Посмотри вот это и скажи, что будет дальше».