После такой всеобъемлющей потери переосмысливаешь свое место в мире. Семья Мишель сделала в точности то же самое, что и Кэмпбелл, когда она узнала о смерти Энни: они задались вопросом о том, что же они упустили, как бы они могли вмешаться. Близкие Мишель винили себя. Они замкнулись в своей боли. Салли, Пол, Алисса, Мелани, Гордон, Сара, Эйван… все они несли эти вопросы как тяжелое бремя. Салли набрала вес и в одночасье состарилась. Алисса впала в транс, она ссорилась с Эйваном, пыталась запечатлеть образ Мишель, с маниакальной частотой рисуя и стирая те же линии снова и снова, годами, как будто находилась в плену бумаги. Жизнь Сары и Гордона застыла где-то между горем и виной, в своем личном чистилище без входа и выхода. «Мы потеряли их всех так же, как и остальные, – говорит Сара, имея в виду семью Мишель, – но вся вина лежит на нас».

Салли снились сны. Эти бесконечные сны длились годами. Ей снилась Мишель и внуки, а в ее доме происходили необъяснимые вещи: вдруг включалась автоматическая игрушка Кайла, к которой никто не притрагивался месяцами. Салли чувствовала их присутствие. Что-то дотрагивалось до ее руки, и она понимала, что это Мишель.

Мелани носила под сердцем ребенка, так что Салли, которая была бабушкой, а потом перестала быть ею, снова стала бабушкой через несколько месяцев. Мальчика назвали Митчелл. В память о тете, которую он никогда не увидит.

История убийства Мишель Монсон Мозур до сих пор не утратила резонанса в Монтане. Во время одной из многочисленных поездок в Биллингс, которые я совершала, чтобы поговорить с семьями Роки и Мишель, социальными работниками и полицией, я зашла в офис окружного прокурора Биллингса. Сейчас эту должность занимает молодой мужчина со светлыми волосами по имени Бен Халверсон. Мы общались по телефону, и когда я упомянула, что хочу поговорить о деле Мишель, он ненадолго замолчал, а затем сказал срывающимся голосом: «Сейчас это дело преследует меня». Когда Мишель застрелили, Бен Халверсон был еще подростком. Он не знал ее лично. Никогда не встречался ни с кем из ее семьи. В частной беседе Халверсон сказал, что в своей личной и семейной жизни никогда не сталкивался с домашним насилием. Прокурор вырос в благополучной семье: они с родителями ездили в загородный клуб, а там никто не говорит о домашнем насилии. Но смерть Мишель подтолкнула Халверсона к этой работе.

В тот день, когда я отправилась поговорить с Беном Халверсоном, к нам присоединилась Стейси Тенни с кипой дел о домашнем насилии наперевес. Она вновь изучила их, готовясь ко встрече со мной, чтобы рассказать, кого и как они судили. Чтобы, в каком-то смысле, продемонстрировать, как они продвинулись с момента смерти Мишель.

При личном общении Тенни – мягкая и немногословная, изящная женщина, глядя на которую думаешь, что она много лет занималась балетом. На Тенни струящаяся шелковая рубашка. Стейси рассказывает мне о том, как сильно ее поразила смерть Мишель. Тенни читала и перечитывала дело девушки, пытаясь, как и члены семьи Мишель, понять, что же упустила. А упустила она то, чего Мишель ей не сказала. «Не думаю, что сейчас поступила бы как-то иначе», – говорит Тенни. Эти слова как будто причиняют ей физическую боль. Именно в ее департаменте с Роки сняли обвинения, которые предъявила Салли, ошибочно объединив их в одно производство с делом Мишель. Хотя первоначально отчет был написан полицейскими, которые преуменьшили серьезность ситуации и не предоставили департаменту Тенни достаточной информации для того, чтобы привлечь Роки к ответственности. Я подумала, что один лишь разговор со мной для этой женщины граничил с подвигом.

Салли отвезла меня в начальную школу, в которой учились Кристи и Кайл. В углу детской площадки в честь детей посажено дерево, и стоит скамейка с табличкой, на которой выгравированы имена их. Учительницу Кристи горе сломило настолько, что она взяла отпуск за свой счет до конца года. Салли говорит, что ее каждый раз будто бьет током, когда на формулярах книг, которые сейчас на руках у ее нынешних внуков, попадаются вписанные когда-то давно имена Кристи и Кайла, ведь и они брали эти книги в библиотеке.

Как-то раз, примерно через год после смерти внуков, Салли приснилась Мишель, которая крестила сама себя в реке, и женщина почувствовала жар в ухе. «После их смерти я всё время молилась, пусть они явятся мне». И потом Салли ощутила этот жар и желание подняться в детскую комнату Мишель, где и увидела Кристи, которая сказала своей Бугге: «Мы в порядке. Папа убил себя, потому что был несчастлив». Салли сказала, что после этого ей стало легче.

После того, что сделал Роки, Пол хотел снести дом, но, по словам Салли, городской совет ему не позволил, и поэтому Пол продал дом за бесценок, чтобы сбыть его с рук и вычеркнуть из жизни. Как-то раз новый владелец позвонил Салли и сказал, что обработал стены пескоструйным аппаратом, чтобы избавиться от въевшейся золы, и обнаружил на золе отпечатки маленьких ножек. «Теперь я знаю, мир духов существует, – говорит Салли, – раньше я во всё это не верила».

Алисса сказала, что сны о том, как она спасает детей, приходили один за другим: она заворачивала племянников в ковры, прятала в матрасах и шкафах, делала всё, чтобы уберечь их от Роки. Алисса рисовала портрет Мишель, и нос всё никак не получался, но она не могла остановиться: стирала, перерисовывала снова и снова, пока как-то ночью не услышала, что кто-то прошептал ее имя. В доме больше никого не было, и Алисса может с уверенностью сказать, что картина улыбнулась ей. С тех пор девушка больше не притрагивалась к этому портрету. Она съездила к месту, где семья – Мишель, Роки и дети – обычно разбивала лагерь, и сфотографировала лес, а позже, когда фотографии были проявлены, среди крон Алисса увидела Мишель, обнимающую детей; Роки и Бандит тоже были там.

Мишель, Кристи и Кайла похоронили в одном гробу нестандартного размера, уложив так, чтобы мать обнимала детей. Как-то раз Алисса показала мне фотографию: все трое лежат в гробу с закрытыми глазами. И я почувствовала, что Мишель – и моя сестра, и что я потеряла ее. Я не могла на это смотреть. Алисса купила книгу «Жизнь после травмы», прочитала ее от корки до корки и прошла все тесты с результатом, который знала и так: она была поражена горем. У нее был посттравматический синдром. Тоска о сестре разъедала ее.

Салли сказала, что больше не может жить в своем доме, в доме, где вырастила троих дочерей. Это причиняло ей слишком много боли. А Алисса сказала ей, что может жить только в этом доме, поэтому она купила его у своей матери и живет там по сей день. Салли поселилась неподалеку. Мелани, которая уже несколько лет не употребляет наркотики и алкоголь, недавно купила свой первый дом недалеко от Биллингса, и для Салли это стало огромным облегчением – то, что с Мелани всё будет в порядке, что наркотики не разрушат ее жизнь, а значит Салли не потеряет еще одну дочь.

Эйван рассказывает, что они с Алиссой ссорились без конца, и в конечном итоге расстались. По его словам, после убийств продолжать эти отношения было нестерпимо. Эйван любил Алиссу больше жизни, но действия Роки разрушили и его жизнь, по крайней мере, на некоторое время. «Они ненавидели [Роки], – говорит Эйван о семье Алиссы, – и это понятно. Но он был моим другом детства. Он не всегда был таким». Эйван растолстел, ушел в запой на несколько лет, но потом ему удалось найти выход, и он вернулся к жизни. Теперь у него есть собаки, частичная опека над дочерью, дом и работа, и он может коптить вкуснейшее мясо на свете, так что всё не так уж и плохо. Сара и Гордон отгородились от всех. По словам Сары, около года на ее работе практически никто не говорил об убийствах, даже тот коллега, которого она считала одним из лучших друзей. Намного позже он объяснил Саре, что не знал, что сказать, и поэтому молчал. Каждый день она приходила в безмолвный дом к безмолвному мужу. Они не могли об этом говорить. Не могли горевать. Не могли разделить боль друг друга. Просто застыли, словно замороженные, и не могли сдвинуться с места. Они не могли с этим справиться. Сара посещала психотерапевта, а Гордон молчал как рыба. «Он всё сильнее отдалялся и закрылся в себе», – говорит Сара. «И в один прекрасный день я ему сказала: “Мне этого не вынести. Я возвращаюсь не домой, а в черную дыру”».

И Сара собрала вещи. И хотя к тому времени они с Гордоном были вместе уже несколько десятков лет, и она не могла представить свою жизнь без него, Сара ушла. Она сняла квартиру в городе и сказала мужу, что не вернется. «Это разрушает семьи, – говорит Сара, – я не хотела разводиться, но больше не могла так жить».

И в Гордоне что-то сломалось. Возможно, он понял, что и так потерял слишком много и не может потерять еще и жену, и хотя откровенные разговоры для такого мужчины сопоставимы с тектоническим сдвигом, он самостоятельно обратился к психотерапевту, начал пить антидепрессанты и ходить на психологические консультации вместе с Сарой. Гордон понял, что ему стоило этим заняться уже очень и очень давно. Пока Сара жила отдельно, он приходил к ней, водил ее на свидания, пытаясь вновь завоевать, но полгода она говорила, что не знает, сможет ли когда-нибудь вернуться. Так что он просто продолжал встречаться с собственной женой, ухаживать за ней. Друзья Сары говорили, что в жизни не видели, чтобы кто-то так расставался. И консультации помогли. Гордон начал разговаривать с Сарой о случившемся. Совсем немного, но, с учетом присущей ему молчаливой стойкости, для него это было усилием, которое Сара оценила, увидев, как он старается, и как ему тяжело. И Сара вернулась домой. Вместе они посадили маленький сад в дальней части заднего двора, украсив его причудливыми штучками, которые понравились бы детям: разноцветная черепаха из жести, кормушка для птиц из старого номерного знака, металлический козел, покрашенный белой краской. Для Мишель они посадили русский шалфей и сердцецвет. А посередине положили небольшой валун, который я увидела издалека. Навсегда в наших сердцах. Гордон Эдвард «Роки» Мозур. У него нет могилы. Его кремировали, и родители не знали, что делать дальше. Теперь Роки лежит вдалеке от всех, и я думаю о Поле Монсоне, о том, как он описывал белый цвет. Цвет в себе. Лучший выбор на случай, когда не знаешь, что делаешь. Практически никто кроме родителей не видит Роки, лежащего в «саду памяти», навсегда разбитом у их дома.

И так все они искали способы жить дальше, способы остаться среди живых. Сара стала волонтером в местном убежище для жертв домашнего насилия. Она совсем не религиозна, но говорит, что иногда глядя на радугу верит, что это ее внуки. «Чушь, конечно, но уж лучше так, чем никак», – объясняет Сара.

А Салли прочитала в городской газете что-то, что немного привело ее в чувство после бессмысленной смерти Мишель, Кристи и Кайла. Что-то, что делает их смерти значимыми не только для членов семьи, но и для многих других людей. И Салли села в машину и отправилась в Бозмен, чтобы найти человека по имени Мэтью Дэйл.