Поэтому всю свою профессиональную деятельность Кэмпбелл посвятила тому, чтобы научиться задавать правильные вопросы.
Кэмпбелл всегда интересовалась общественным здравоохранением, но у нее не было долгоиграющих карьерных планов, только неопределенные порывы. Ей казалось, что работать медсестрой неплохо, но она может больше; ей хотелось большего. Тогдашний муж Кэмпбелл переехал по работе в Дейтон, в Детройт, в Рочестер, и она последовала за ним. Благодаря интересу к общественному здравоохранению Жаклин поступила в магистратуру в Государственный университет Уэйна. Диссертационный совет дал ей туманное указание «предотвратить что-нибудь плохое в сообществе». Кэмпбелл думала организовать какую-нибудь кампанию, например, за то, чтобы люди обязательно пристегивались.
Указание комиссии изменило жизнь Жаклин. Когда Кэмпбелл начала писать диссертацию, литературы об убийствах, связанных с домашним насилием, практически не было. Она вспомнила о том, как работала медсестрой, вспомнила тех девушек, которые говорили о собственном будущем с такой безысходностью, и решила рассмотреть основные причины смерти молодых афроамериканок. «Я представляла себе, как учу их обследовать молочные железы», – говорит Кэмпбелл. Вместо этого к своему ужасу Жаклин узнала, что главной причиной смерти молодых афроамериканок является убийство. Преднамеренное убийство! Как вообще возможно, чтобы такое огромное количество молодых афроамериканок
Кэмпбелл сохранила связь со многими учениками той школы в Дейтоне, так что своим «сообществом» она избрала тех самых афроамериканок, которым на тот момент было слегка за двадцать.
В общественном здравоохранении, говорит Кэмпбелл, сидя в своем кабинете в Школе медсестер Университета Джона Хопкинса, всё начинается со статистических таблиц смертности. У кабинета Кэмпбелл собрались студенты, чтобы встретиться с ней у архивных шкафов, которые называют “стеллажами насилия”. Жаклин помнит, как пыталась объяснить диссертационной комиссии, что об убийствах почти нет клинических данных, и ей сказали собрать эти данные самой. Для своей магистерской, а затем и докторской диссертации, которую Кэмпбелл защитила в Университете Рочестера, Жаклин тщательно изучила дела об убийствах из полицейского архива в Дейтоне, Детройте и Рочестере, а также провела интервью с женщинами, подвергшимися насилию, в нескольких городах. Она стала замечать закономерности, которые сейчас могут показаться нам очевидными, но тогда их никто не оценивал.
Внезапно Кэмпбелл получила возможность подкрепить реальными цифрами то, что до этого было известно только в теории: например, что в группе наибольшего риска быть убитыми в результате домашнего насилия находятся жертвы, которые до этого уже подвергались домашнему насилию (первоначальное исследование на базе полицейского архива Дейтона показало, что 50 % жертв бытовых убийств до этого хотя бы один раз посещала полиция в связи с насилием в семье). Уровень опасности имел определенную хронологию. Опасность росла, когда жертва пыталась уйти от агрессора, оставалась на очень высоком уровне еще примерно три месяца, а затем немного спадала в течение ближайших девяти. А через год уровень опасности резко падал. Так что, возможно, Роки Мозура не нужно было навечно сажать в тюрьму; но было необходимо продержать его там достаточно долго. И если бы Мишель нуждалась во времени для того, чтобы наладить свою жизнь, чтобы она смогла обеспечить себя и детей, Роки было нужно время на осознание того, что его жизнь продолжится и без нее. Кэмпбелл поняла, что вещи, которые, как кажется, происходят случайно, словно по щелчку пальцев, на самом деле поддаются количественной оценке и их можно каталогизировать. По крайней мере половина всех женщин, с которыми поговорила Кэмпбелл, не осознавали серьезности своего положения, – это, по словам Жаклин, соответствует действительности и в наши дни.
И даже для тех, кто, как Мишель Монсон Мозур, осознает или чувствует это, абсолютно невообразим тот факт, что человек, которого ты любишь или когда-то любил, человек, с которым у вас общий ребенок, человек, с которым вы связаны обязательствами, тот самый человек, с которым вы делите каждый момент этой жизни, действительно, на самом деле, способен тебя убить. Именно любовь отличает домашнее насилие от любого другого преступления. Когда-то перед всем миром эти люди сказали друг другу:
За годы исследований Кэмпбелл определила двадцать шесть объединяемых в практически бесконечную серию комбинаций факторов высокого риска, которые предвосхищают потенциальное убийство. Некоторые из факторов риска достаточно пространны: злоупотребление алкоголем и наркотиками, наличие оружия, необузданная ревность. А некоторые более конкретны: угроза убить, удушение и принуждение к сексу. Изоляция от друзей и семьи, наличие ребенка от другого биологического родителя, угрозы самоубийства со стороны агрессора, жестокость по отношению к беременной женщине и сталкинг увеличивают вероятность летального исхода. Среди факторов риска доступ к оружию, злоупотребление алкоголем и наркотиками и контроль над повседневной деятельностью жертвы и, помимо этого, угрозы детям, ущерб имуществу и попытка жертвы уйти от агрессора в течение предыдущего года. Единственный выявленный Кэмпбелл экономический фактор – хроническая безработица. Жаклин немедленно подчеркивает, что многие из перечисленных факторов не приводят к насилию, но они могут сделать нестабильную ситуацию смертельно опасной. Важно не наличие одного из факторов, а сочетание конкретных, каждый из которых несет определенную нагрузку. Кэмпбелл просила женщин заполнить хронологическую шкалу инцидентов, что-то вроде списка надругательств, чтобы они своими глазами могли увидеть, наблюдается ли обострение ситуации. По словам Кэмпбелл, многие проводят оценку рисков без хронологической шкалы, и из-за этого упускают важнейшую информацию об обострении ситуации и не дают жертвам возможность почувствовать себя увереннее, осознав собственную ситуацию как часть коллективного целого (и действительно, я много раз видела, как оценку рисков проводят по всей стране, и полицейские, и правозащитники, и практически никто из них не заполнял хронологическую шкалу).
Удушение – один из тех тревожных сигналов, на который Кэмпбелл указала в своих ранних исследованиях, но оказывается, что это гораздо более значимый показатель, чем, к примеру, удар или пинок. 60 % процентов жертв домашнего насилия душили[46], когда они состояли в травматических отношениях – часто это происходило регулярно, в течение многих лет – и подавляющее большинство душителей – мужчины (99 %)[47]. Те из жертв, которых душили пока они не теряли сознание, в первые двадцать четыре или сорок восемь часов после происшествия состоят в группе повышенного риска смерти от инсульта, отрыва тромба или проникновения инородного тела при вдохе в дыхательные пути (жертвы захлебываются собственной рвотой). Такие инциденты могут привести к поражению головного мозга, – незначительному или сильному, – поскольку не только отсекают доступ кислорода в мозг, но и часто сопровождаются ударом по голове тупым предметом. Тем не менее в отделениях скорой помощи жертвы домашнего насилия не проходят планового обследования с целью выявления признаков удушения или поражения мозга, и сами жертвы, которые обычно плохо помнят произошедшее с ними, часто даже не знают, что теряли сознание. Это значит, что диагнозы редко оформляют, телесные повреждения нивелируются, а приговоры агрессоров смягчаются[48]. Гал Страк, – руководитель Института подготовки для предотвращения удушений, сегодня является одной из самых влиятельных фигур в сообществе по борьбе с домашним насилием в вопросах удушения и его негативных последствий. В 1995 году она была ассистентом окружного прокурора Сан-Диего, когда две несовершеннолетние девочки были убиты «во время ее дежурства». За пару недель до смерти одной из пострадавших, зарезанной в присутствии подруг, эту девочку душили, и на место выезжала полиция. Но когда полицейские приехали, девочка отказалась от данных показаний, и обвинения не были предъявлены. Другую задушили и подожгли. Обе обращались за помощью в организации, помогающие жертвам домашнего насилия, и составили планы безопасности. Страк считала, что Сан-Диего был одним из городов с лучшей системой борьбы с домашним насилием. У них даже функционировал специальный совет и суд по делам, связанным с этой проблемой. По словам Страк, специализация присутствовала во всем.
Страк и Кейси Гвин, – соучередитель Института подготовки и, на тот момент, начальник Гал, – чувствовали, что в какой-то мере ответственны за смерть девочек. Как и многие другие в этой сфере, они задались вопросом, что же они упустили. Очень часто именно резонансное убийство, например, смерть Мишель Монсон Мозур или тех двух девочек-подростков, оказывается событием, которое наконец вызывает долгожданные перемены. Внезапно находят деньги.
Организуют тренинги, открывают новые программы. На помощь зовут Данн, Страк или Кэмпбелл.
Страк изучила триста дел о домашнем насилии, в которых фигурировало удушение без смертельного исхода[49]. Оказалось, что в подобных случаях удушение во много раз увеличивает вероятность убийства. Однако в данном исследовании только у 15 % жертв были травмы, достаточно заметные для того, чтобы их можно было сфотографировать для отчета. В результате полицейские часто преуменьшали значимость произошедшего, перечисляя такие повреждения как «краснота, порезы, царапины или ссадины на шее»[50]. Сотрудники отделений скорой помощи отпускали жертв, не делая им компьютерную томографию и МРТ. Сейчас Страк и представители сообщества по предупреждению домашнего насилия полагают, что большинство повреждений от удушения – внутренние, и что сам акт удушения часто предваряет убийство[51].
«Согласно доступной нам статистике, за удушением обязательно последует убийство», – говорит Сильвия Велла, практикующий врач и детектив департамента полиции, сотрудник подразделения по борьбе с домашним насилием в Центре семейного правосудия в Сан-Диего. «Агрессоры не идут на попятную»[52].
Не все исследователи поддерживают эту точку зрения[53]. Какими бы ни были исследования и данные, человеческое поведение непредсказуемо, а иногда и необъяснимо, и числа не всегда абсолютно надежны. Некоторые преступники убивают, но не душат, а некоторые душат, но не убивают.
Страк заметила, что во многих из трехсот случаев удушения, которые она рассмотрела, имело место мочеиспускание или дефекация – эти действия она связала с проявлением страха пострадавших. Затем Страк проконсультировалась с врачом скорой помощи по имени Джордж Мак Клэн, который указал ей на совсем иное толкование данного вопроса. Мочеиспускания и дефекация – такие же физические функции организма, как пот или пищеварение, они происходят неосознанно, их контролирует вегетативная нервная система. Крестцовый нерв в стволе головного мозга – именно эта часть мозга прекращает функционировать последней – контролирует мышцы сфинктера. Таким образом, согласно объяснениям Мак Клэна, мочеиспускание и дефекация являются не признаками страха, но знаком того, что каждая из этих жертв была очень близка к смерти. Однако все вышеупомянутые дела были классифицированы как проступки[54].
Страк поставила для себя задачу научить всех специалистов по домашнему насилию – от полицейских до координаторов, работников приютов и юрисконсультов – распознавать признаки удушения. С середины девяностых Страк и Гвинн ездили по стране, проводя тренинги по анатомии, дознанию, ведению судебных дел и обеспечению безопасности жертв в случае удушения; согласно подсчетам Гвинн, они подготовили более пятидесяти тысяч людей. В 2011 году Страк и Гвинн содействовали учреждению Института подготовки для предотвращения удушений при помощи гранта от Управления по борьбе с насилием в отношении женщин[55]. На базе этого института, который находится в Сан-Диего, а также при содействии его сотрудников по всей стране проводятся четырехдневные семинары подготовки инструкторов при участии консультативной группы, включающей докторов, медсестер, судей, выживших потерпевших, полицейских и работников прокуратуры. По некоторым сведениям, в полицейских участках страны тематической подготовке уделяется намного меньше времени – максимум пара часов, а часто вообще нисколько.
В 2013 году Гвинн, Страк и еще несколько влиятельных фигур в сообществе по борьбе с домашним насилием внесли в Комиссию по наказаниям при Верховном Суде предложения, в которых изложили информацию об особой опасности удушения и придушения. Как следствие, Верховный Суд внес в отчет комиссии по наказаниям формулировку, которая непосредственно касалась удушения и придушения[56], и рекомендовал увеличить тюремный срок тем, кого признают виновным в совершении этих действий. Сегодня удушение считается тяжким преступлением в сорока пяти штатах[57], и, по словам Гвинн, «в каждом штате, где удушение, при содействии многопрофильной бригады медиков, рассматривается как уголовное преступление, наблюдается снижение числа убийств». Например, в промежуток между 2012-м и 2014-м годами в аризонском округе Марикопа количество убийств, связанных с домашним насилием, снизилось на 30 %[58] . Гвинн и ее коллега Дэниэл Ринкон, сержант уголовного розыска Скоттсдейла и один из сотрудников Института обучения профилактике удушения, утверждают, что в первую очередь это произошло благодаря тренингам, которые их команда проводила по стране для всех – от диспетчеров до сотрудников служб экстренного реагирования и экспертов-криминалистов – и, во-вторых, благодаря привлечению медсестер-криминалистов к осмотру жертв удушения. Округ также закупил цифровые камеры высокой четкости, которые помогают запечатлеть визуальные доказательства, такие как лопнувшие сосуды, отпечатки пальцев и другие индикаторы. До проведения такой подготовки и криминалистических экспертиз удушение становилось причиной судебного разбирательства только в 14 % случаев; сейчас эта цифра приближается к 62 %.[59] Хотя программа слишком новая, чтобы можно было выводить прямую причинную связь, окружной прокурор Марикопы Билл Монтгомери сказал мне: «Глядя на объективные данные, можно заметить, что с тех пор как мы стали уделять больше внимания случаям удушения при домашнем насилии и усовершенствовали наши навыки расследования, обвинения и привлечения к ответственности, мы наблюдаем значительное снижение количества убийств, связанных с бытовым насилием». В 2016 году, в период написания этой книги, по законодательству Кентукки, Нью-Джерси, Южной Каролины и Северной Дакоты удушение не считалось тяжким преступлением. То же верно для Огайо и Вашингтона, округ Колумбия[60].
И всё же при рассмотрении любого дела необходимо распознавать и диагностировать удушение и поражение головного мозга. Сильвия Велла написала диссертацию об удушении; она помнит одну из участвовавших в ее исследовании женщин двадцати семи – двадцати девяти лет, на шее и ухе которой были замечены настолько крупные кровоизлияния, что Велла немедленно отправила пострадавшую в отделение скорой помощи, где у нее при осмотре обнаружили рассеченную сонную артерию. Женщина позвонила Велле из больницы и сообщила, что ее поместили в охраняемую палату под чужим именем. «Никто не знает, почему у нее не случился инсульт, – говорит Велла, – врачей поразило, что эта женщина смогла выжить».
И если удушение достаточно хорошо описано в медицинской литературе, то на черепно-мозговые травмы (ЧМТ) сообщество по предотвращению домашнего насилия обратило должное внимание только сейчас. Большинству жертв домашнего насилия, при обследовании которых замечают признаки ЧМТ, не ставят официального диагноза, отчасти потому, что у них редко выявляют видимые повреждения, и потому в отделениях скорой помощи обычно не делают компьютерную томографию (КТ)[61]. «Если в отделение [скорой помощи] поступает ребенок со спортивной травмой или жертва автомобильной аварии, пациент с постконкуссивным синдромом, мы отлично знаем, что делать», – говорит Кэмпбелл, которая также является ведущим автором исследования, рассматривающего последствия полученных в результате домашнего насилия черепно-мозговых травм для центральной нервной системы жертв. К таким симптомам относятся проблемы со зрением и слухом, судороги, звон в ушах, потеря памяти, головная боль и потеря сознания. «Но почему-то, когда речь заходит о жертвах [домашнего насилия], мы действуем менее профессионально, – рассказывает Жаклин, – мы не говорим: “Скажите, вы теряли сознание в процессе получения этих синяков? Возможно, до этого вас также душили или вы получали травмы головы?”, – так что нам надо постараться действительно следовать протоколу при осмотре подвергшихся насилию женщин».
Существует HELPS – опросник, который дается пациентам до проведения томографии с целью выявления жертв домашнего насилия с ЧМТ, но данный документ не распространен и не стандартизирован. Одри Бергин, директор правозащитной организации против домашнего насилия DOVE в больнице Норт-веста, Мэриленд, говорит, что хотя опросник HELPS не используют в их отделении скорой помощи, на их программе работает медсестра, которая просматривает истории болезни пациентов на предмет случаев домашнего насилия и выявляет события, которые, возможно, могли привести к получению ЧМТ. В одном из писем Бергин сообщила мне, что в недавнем прошлом даже ее сотрудники отмечали таких пациентов, как «трудных»[62]. Полицейские могут отклонить иск от такого человека, посчитав его пьяным, прокурор штата может счесть, что у него психическое расстройство; и даже медработник может отмахнуться от такого пациента, решив, что он излишне драматизирует. Бергин и ее коллегам удалось вмешаться в этот процесс, встав на сторону пациентов и объяснив остальным причастным, что именно ЧМТ вызывает некоторые из этих симптомов и поведенческих реакций.