Нельзя не отметить, что довольно часто люди, склонные к социофобии, замыкаются в себе и стараются выстроить вокруг оборонительные редуты, которые, по их мнению, должны защитить от нападок окружающих. Но эти защиты одновременно оказываются Берлинской стеной, отделяющей человека от других людей и мира. Находясь в засаде и живя по принципу «сам дурак», он будет часто ждать извне неприятностей и в результате чувствовать себя еще более одиноким в «агрессивной» действительности. При таком подходе общаться с миром удается лишь через замочную скважину и перекидываться с другими людьми парами фраз через бойницу. А редкие вылазки в открытый космос социума в скафандре не позволят почувствовать желаемого тепла от общения. В результате человек будет еще сильнее убеждаться, что мир — выжженная земля, и подпитывать свою выученную беспомощность, говорящую: «Не высовывайся! Даже не пробуй! Будет только хуже! Тебе мало страданий?» Однако предубеждения надо преодолевать. Ведь независимо от того, насколько прочные условные стены выстроил вокруг себя человек, все равно может найтись агрессор, который их разрушит или накидает через них камней в его огород.
Иными словами, строить каменные стены и жить в бункере ради двух-трех случаев, когда защитные сооружения пригодятся, не имеет смысла, поскольку остальное время стены будут отгораживать человека от жизни. «А как же невыносимая боль, которую могут причинить другие люди путем несправедливой критики и жестких оценок?» — спросите вы. На это мы спросим у вас: «Действительно ли боль так невыносима, как вам кажется? Действительно ли другие причиняют вам эту боль или вы сами ее создаете?» Вы же способны понять, что оценка другого человека — необязательно истина в последней инстанции, а лишь мнение того, кто «кусает» вас лишь потому, что когда-то его самого «кусали» другие. И незачем принимать слова обидчика на веру или даже к сведению. Правда в том, что какой-то человек имеет о вас свое мнение, и оно может расходиться с вашим представлением о себе. А беда в том, что зачастую наше мнение созвучно с мнением другого человека, поскольку мы настолько привыкли унижать, оскорблять и третировать сами себя, что становимся уязвимы из-за собственных верований.
Нередки случаи, когда люди живут по принципу «вместе тесно, врозь скучно». Такое поведение можно описать метафорой, которую приводил немецкий философ Артур Шопенгауэр, описывая странный танец дикобразов. Когда в саванне наступает ночь и становится холодно, дикобразы пытаются согреться друг о друга, но при каждом сближении отскакивают, поскольку чувствуют боль, причиняемую длинными иголками. Люди часто взаимодействуют схожим образом: они отчаянно нуждаются друг в друге, но при каждом контакте наносят взаимные травмы, несовместимые со здоровым общением. И часто нам лишь кажется, что мы легко обойдемся без других. Это иллюзия, поскольку мы — существа социальные и не можем жить в одиночку. Попробуйте пожить на необитаемом острове хотя бы несколько дней, как Робинзон Крузо. Через некоторое время вы из чего угодно сделаете себе Пятницу! Человек нуждается в контакте, поддержке, принятии. Но порой нам не удается принять даже себя — что говорить о принятии других людей.
Каскад искаженных автоматических мыслей и иррациональных верований, порождающих социальные страхи, может в считаные секунды развернуться в воображении человека и заковать его уверенность в себе прочными и порочными цепями социофобии. Как научиться опровергать эти нелогичные убеждения? Представьте, что вы оказались в компании ста человек и благодаря самосбывающемуся пророчеству случается то, чего вы боитесь, например ваше лицо заливается краской. Допустим, ваше покраснение заметят двадцать человек из ста. Из этих двадцати лишь десять оценят покраснение негативно. Из десяти лишь двое осудят вас как личность. А теперь, внимание, вопрос: насколько важно для вас предполагаемое мнение двух людей, осуждающих других за покраснение? Для преодоления социофобии нужно всякий раз заменять иррациональные мысли здоровыми убеждениями и проверять их поведенческими экспериментами. Пути более детальной работы с мышлением представлены в отдельной главе.
Глава 9. Страх полетов
Авиафобия — иррациональный, необоснованный, избыточный страх перемещений в пространстве на воздухоплавательных средствах, чаще всего на самолетах. При этом авиафобия, иногда именуемая аэрофобией (от др. — греч.
Трактовать авиафобию можно по-разному — как симптом, отдельную специфическую фобию или часть того или иного тревожного расстройства. Авиафобия как боязнь находиться, например, в лифте или в метро либо страх ездить в тоннелях чаще всего представляет собой симптом. В международных классификациях болезней и в разных медицинских руководствах она относится к так называемой специфической фобии. Специфика здесь — в реакции страха, привязанной к конкретной ситуации. За такой фобической реакцией стоит способность человека представлять себе будущее (так называемая антиципация), катастрофизация (выбор худшего сценария), долженствование («Я должен все контролировать») и, собственно, гиперконтроль как компенсаторная стратегия (не всегда продуктивный способ справляться со стрессом). Такой набор убеждений или иррациональных установок — внутренний стержень, скрытая часть айсберга тревожно-фобических расстройств, и в частности авиафобии (аэрофобии).
Обычно во время психотерапевтической работы с такой проблемой, как авиафобия, выясняется, что тревога присутствовала в жизни человека и до появления страха полетов, пусть и менее выраженная. Иногда, что называется, звезды сходятся, и возникает фобическая фиксация, например, во время турбулентности. Именно в этот момент полет становится для человека особенным, в то время как он является обыденностью и банальностью для других пассажиров, которые в прямом и переносном смыслах проспали «сигнал опасности», который уловил он. Иногда появление авиафобии — следствие совпадения ряда внешних обстоятельств, но чаще — внутренних факторов, которые обозначаются человеком как сигнал опасности. Удивительным образом, несмотря на то что человек остается жив по итогам полета, у него возникает сильный страх. Важно понимать, что избавиться от страха полетов как от отдельного симптома реально. Перестанет ли человек при этом быть тревожным? Вопрос открытый.
Равным образом можно справиться с паническими атаками, но чтобы избавиться от панического или тревожного расстройства, потребуется гораздо больше времени и усилий. Ведь для этого нужно рассматривать более сложные факторы, вплоть до ранних событий детства, когда могли сложиться специфические виды отношений — детско-родительских; человека с собой, миром и сигналами опасности, которые уже в детские годы он мог научиться вычленять и обозначать как опасность. Этому иногда способствуют «добрые» советы «добрых» людей, которые окружали ребенка и говорили: «Мир опасен», «Ты ничтожен», «Ты слаб», «Ты беспомощен», «Ты должен все контролировать». Поэтому схемы или глубинные убеждения «Мир опасен» и «Я беспомощный» могут диктовать страхи в очень разных ситуациях (в лифте и в самолете, на улице) и являться источником разных придирок человека к своему организму («Что, если я заболею и умру?»), внешним ситуациям («А вдруг здесь со мной что-то случится?»), а также к специфическим объектам, таким как самолет, и процессам, таким как перелет.
Страх полетов — предубеждение. Почему? С одной стороны, человек понимает, что летать нормально, ведь летают другие люди, а другие самолеты долетают до родного гнезда! Но иррациональные мысли нагнетают ситуацию: «Именно мой самолет разобьется», «Именно в мой вылет случится катастрофа». Иными словами, человек пребывает в амбивалентности, двойственности: ему и нужно лететь (одна часть мозга зовет в полет), и не нужно (другая часть мозга пугает кошмарами и ужасами, которым он доверяет). Однако мысль «не нужно лететь» может быть адекватной: действительно, не стоит лететь, скажем, на самолете, только что сделанном из двух листов фанеры слепым сумасшедшим. Но мысль о том, что не нужно лететь потому, что именно этот самолет разобьется, — предубеждение, которое может возникать, когда человек доверяет своим предположениям как реальности, путает факты и домыслы, рассматривая последние как приговор: «Мой самолет упадет».
Если вы думаете так же, полезно задаться вопросом, на каком основании вы предсказываете будущее. Можете ли предсказать, например, завтрашний курс доллара? Вариант ответа: «Да легко! Я просто посмотрю, какой курс был вчера, или посчитаю сумму показаний за неделю». В этом случае ваши предсказания могут совпасть с реальностью. Но если вы зададитесь целью предсказать завтрашний курс доллара с точностью до десятого знака после запятой, то вряд ли угадаете. Конечно, вы можете угадать и с несчастливым рейсом — такая вероятность существует, но не со стопроцентной уверенностью. Откуда вы знаете курс доллара? Это инсайдерская информация? Или вы сами печатаете доллары? Поэтому рассуждения о том, что именно ваш самолет грохнется, могут строиться на основании фактов лишь в том случае, если вы перед полетом на финансовой основе договорились с пилотом-самоубийцей, что он направит самолет прямиком в Альпы. Но если такого договора нет, каковы обоснования?
Предсказание негативного будущего — способ общения человека с самим собой и переработки поступающей информации, в результате которой человек убеждает себя в том, что именно его самолет разобьется, и верит в эти фантазии. Но почему? А потому, что у него есть псевдообоснование, кривая логика: «Что произойдет с предметом, если расположить его в воздухе? Он упадет! Тогда как эта консервная банка держится на десяти тысячах метров? Она должна упасть!» При этом человек забывает, что она должна упасть согласно его представлениям, и, по сути, гадает на кофейной гуще: «Я так думаю», «Мне так кажется». Говоря иначе, человек путает то, что он думает, то, что ему кажется, и то, чего он ждет, с реальностью, которая на его стороне. Кривая логика и псевдообоснование игнорируют существование специальных двигателей, которые несут самолет, и законов физики, которые помогают ему перемещаться в пространстве по воздуху. Но для тревожного человека перемещаться в пространстве самолету помогает чудо. Однако в последнее время чудо, как известно из новостей, потеряло надежность и перестало качественно работать. И включается логика из анекдота про блондинку, которую спросили о вероятности встретить медведя в центре Москвы, на что она ответила: «Пятьдесят на пятьдесят: либо встречу, либо не встречу».
Если руководствоваться такой искаженной логикой и верить, что вероятность долететь до родного гнезда или хотя бы до середины Днепра составляет пятьдесят процентов, то страх полетов будет казаться оправданным. Вряд ли вы полетели бы на самолете, будучи уверены, что вероятность долететь до пункта назначения составляет всего половину от общей суммы процентов. Эти страхи и сомнения преувеличены, поскольку вероятность разбиться на самолете ничтожная: садясь в самолет, вы имеете большую вероятность долететь живым и здоровым, чем остаться таковым, просто выйдя на улицу. В этом отношении когнитивные искажения, способствующие нарушению логики, подтасовке фактов и обесцениванию опыта, помогают людям бояться того, чего бояться не следует, и не бояться того, чего бояться стоит. Ведь пассажиры, которые спокойно спят во время полета, оценивают ситуацию иначе. Так что проблема не в самолетах, а в специфике мышления и поведения, и последнее является следствием специфичного тревожного мышления.
Для многих людей, страдающих авиафобией, особым поводом для переживаний является турбулентность — колебания летящего самолета, возникающие из-за вихревых потоков ветра. Тревожный человек воспринимает турбулентность как своего рода вызов, с которым нужно срочно справиться. Но как? В панике просить у проводников гаечный или разводной ключ, чтобы заползти на крыло и починить в нем что-то, вызывающее эту самую турбулентность? Или попытаться выломать иллюминатор (через который точно не пролезть), чтобы выползти наружу? При первых попытках сделать подобное бортпроводники просто скрутят вас (и правильно сделают). Но даже если бы вам удалось оказаться снаружи, что бы вы там чинили? И даже если бы вы знали, что чинить, и в этом была бы необходимость, все равно те самые вихревые потоки ветра сдули бы вас. Зачем мы приводим утрированные примеры? Чтобы показать, что сама идея о том, что вам нужно что-то делать с турбулентностью, — иллюзия, поскольку с ней ничего делать не нужно: за несколько последних десятилетий ни один самолет не упал из-за турбулентности.
Тысячи людей зря напрягались и продолжают тревожиться, ожидая падения во время турбулентности, поскольку воспринимают ее как вызов: «Если я сейчас не сделаю что-то с турбулентностью, мы все разобьемся». Но во-первых, это задача пилота. А во-вторых, турбулентность — лишь часть полета, просто тряска. Когда вас трясет в маршрутке, вы понимаете, что она не развалится, но когда вас трясет в самолете, вы верите, что произойдет неминуемая катастрофа, полагая, что самолет должен идеально лететь по глади воздуха. Но вот незадача: в воздухе встречаются ямки! Когда маршрутка встречается с ямками, вы, скорее всего, просто чертыхаетесь, но не делаете из этого проблемы. А в самолете при аналогичной ситуации говорите себе: «Что-то идет не по плану!» Стоит заметить: не по вашему плану. Пилоты знакомы с турбулентностью и не паникуют, когда самолет попадает в ее зону, не бросают штурвал, в ужасе спрашивая друг друга или пассажиров: «Что делать с турбулентностью?»
Таким образом, вопрос «что делать с турбулентностью» бессмысленный и беспощадный — с турбулентностью вы ничего поделать не можете. Гораздо более конструктивный вопрос, что делать с собой во время турбулентности. Однако для тревожного человека «ничего не делать с турбулентностью» — странная и даже пугающая задача: «Я же привык постоянно что-то делать! Как это от меня ничего не зависит? Я же великий контролер и должен все контролировать. Тем более турбулентность, которая является ужасом, кошмаром и катастрофой для любого воздушного судна. Ни один самолет, встретившись с турбулентностью, не долетал до родного гнезда!» Но такие размышления не имеют ничего общего с реальностью и остаются лишь фантазиями в голове тревожного человека. Поэтому если начать общаться с собой в более конструктивном русле, а не впечатывать себе в нейросеть леденящие душу и напрягающие тело фантазии, спокойствие постепенно станет более частым гостем, в том числе во время полетов.
Стоит прояснить для себя, что турбулентность — лишь дискомфорт, который является микроскопическим, если вы не считаете, что сейчас из-за нее умрете. Но дискомфорт увеличивается, если вы прогнозируете смерть. Тогда, находясь в кресле самолета, вы тревожитесь и качественно вибрируете вместе с ним, пытаясь хоть как-то погасить турбулентность; хватаетесь за подлокотник, веря, что так успокоите турбулентность. Но главная турбулентность, заставляющая вас трястись и вибрировать, находится в вашей голове. Только вы сами напрягаете свою вегетативную нервную систему и заставляете надпочечники активно трудиться и вырабатывать адреналин. Ведь им поступает четкая команда: «Сейчас ты сдохнешь! Турбулентность тебя убьет!» Но она никогда вас не убивала и, более того, убивать не собирается. «Убивают» только ваши фантазии.
Вместо того чтобы делать катастрофу из турбулентности, проверьте свои обоснования ее бояться. Говорил ли пилот при взлете: «Уважаемые пассажиры! Вы поступили правильно, выбрав нашу авиакомпанию. Но есть одна загвоздка — если по дороге мы встретим турбулентность, то все умрем»? Если он так сказал, самое время бояться. Но это сказал пилот в вашей голове, а не реальный пилот за штурвалом. Реальный сказал примерно следующее: «Дорогие пассажиры! Приготовьтесь получить удовольствие. Скоро вы окажетесь там, куда хотели попасть». Однако человек, занятый своими фантазиями, удовольствия не получит, потому что создает для себя испытание, сам предлагает себе увидеть в полете кошмар и катастрофу, перебирая в памяти все сюжеты с упавшими самолетами, половину из которых он отснял в голове, будто сам себе режиссер.
Прежде чем пытаться что-то делать с турбулентностью, спросите себя: «Собирался ли я в этом полете бороться с мировой турбулентностью? Есть ли у меня цель хотя бы локально победить ее и попасть в завтрашние газеты с заголовком “Человек, победивший турбулентность”? Хочу ли я стать третьим пилотом, который ответственно занимается турбулентностью? Или я хочу освободиться от траты нервов и дополнительной тряски в организме?» Если вы выбираете последний вариант, то смотрите кино, разговаривайте с другом-попутчиком, читайте книгу, жуйте, пейте, отдыхайте. Вот сколько занятий есть, кроме попыток погасить турбулентность или убежать от нее. Вы можете написать для себя мини-рассказ «Почему турбулентность — не проблема», предварительно расспросив людей, которые в этом разбираются. И перечитывать его до и во время полета. А несколько раз пройдя через турбулентность и убедившись, что она не опасна, как любое действие, которое при повторяемости не наносит ущерба, вы увидите, что станет гаснуть и катастрофическое восприятие турбулентности.
Жил когда-то давно очень интересный человек, и звали его Парацельс. Он говорил, что яд и лекарство отличаются друг от друга дозой. Зачем мы вспомнили о выдающемся враче и философе эпохи Возрождения? Чтобы прояснить ответ на часто возникающий вопрос о том, стоит ли употреблять алкоголь людям, страдающим авиафобией. Действительно, адекватная доза алкоголя способна помочь им легче перенести полет. Но некоторые тревожные люди употребляют такую дозу, чтобы точно не было ни авиафобии, ни аэрофобии, вместе взятых. Если вы довели себя до состояния «комы», то ни той ни другой у вас какое-то время не будет. Алкоголь — это бытовой жидкий транквилизатор, антидепрессант и миорелаксант в одном флаконе (точнее, в одной бутылке), но в то же время и попытка обезболить страх, созданный самим человеком. Многие люди пьют виски перед тем, как отправиться в полет, в баре аэропорта и верят, что это хорошее решение. Может быть. Но как показывает практика, виски не всегда ведет к полному расслаблению и избавлению от страха. Ведь даже напившись, вы можете бояться, потому что оставшиеся «шевеления» мысли все равно способны внушать ужасы, в которые вы верите.