В лесу, на развилке дорог, колонна остановилась. Обоз подтянули к небольшому бугру и расставили сани полукольцом, в два ряда.

На бугор поднялся Руднев. Боец Садыков с автоматом и Кубышкин стояли невдалеке.

В сильном волнении Руднев никак не мог начать речь. Он то поправлял ремень автомата, то трогал шапку-кубанку, снял ее, снова надел, откашлялся и наконец заговорил:

— Товарищи партизаны и раненые!.. Вчера наш боевой товарищ Коля Маркелов погиб. А почему погиб?.. Дали Николаю подводу, а этот фашистский прихвостень, что стоит перед вами, товарищи ездовые и раненые, взял и Николая бросил, а свою шкуру начал спасать…

Руднев задыхался от волнения, расстегнул полушубок, ему было жарко.

— Мне, может, тоже хотелось бы сидеть дома, чтоб не летали пули над головой. Но кто ж тогда погонит фашистов, чтоб мы опять стали жить, как до войны?..

Было тихо. Со стороны села доносилась далекая дробь пулеметной очереди. Задумчив, в нарядном зимнем уборе стоял хвойный лес.

Раненые вытягивали шеи, стискивали зубы, удерживали стоны, чтобы не пропустить ни слова из речи Руднева. Лица стоявших вокруг партизан были суровы.

— Наши матери и жены с детьми, — звенел голос Руднева, — страдают, не дождутся, когда мы фашистских гадов прогоним. Все ждут, и моя жинка, и Садыкова, что аж за Ташкентом. А кто ж их будет спасать, если не мы и не Коля Маркелов, что погиб, товарищи партизаны!

Пот катился по лицу коменданта, воротник прилипал к шее.

— Садыков! — Руднев взмахнул зажатой в руке кубанкой. — От имени Советского Союза приказываю вам исполнить приказ командира… Приказываю… в этого труса, что бросил фашистам подводу с героем-партизаном, пустить беспощадную очередь!..

Последние слова его потонули в треске ППШ. С потревоженных веток деревьев посыпались мохнатые хлопья сухого снега.

Руднев вытер лоб полой полушубка, закурил, вскочил в седло и, крикнув: «Колонна, тро-огай!» — пришпорил коня.

ПЕСНЯ О СОКОЛЕ

Несколько лет тому назад я возвращался с Украины в Москву. Полный впечатлений от встреч с друзьями — соратниками по партизанской борьбе, я сидел у окна и смотрел, как опускается тихий закат на луга и скошенные поля, как далеко за садами гаснет последний алый луч солнца, отражаясь в воде мелькающих речек. Здесь проходила когда-то наша чекистская молодость.

В Нежине ко мне в купе подсели попутчики: две девушки и молодой человек. Мы разговорились. Не прошло и часа, как я уже знал, что они студенты-медики и возвращаются после каникул в Киев. Девушки шутили, смеялись, угощали меня чаем и пирожками. А молодой человек сидел в стороне и перебирал струны видавшей виды гитары:

Рідна мати моя, ты ночей не доспала І водила менэ у поля, край села…

Слова песни тревожили, что-то напоминали мне, но что, что именно?..

Я прислушался.

Юноша пел негромко, как бы для себя, не обращая внимания на суету, поднятую девушками. И вдруг я вспомнил… Пытаясь скрыть волнение, я сказал:

— Юра, спойте, пожалуйста, еще раз…