Дед хватает меня под руку. Я не могу вырваться, тело не слушается: слишком часто за последние несколько дней мне выламывали руки. Мы шествуем к выходу, но около бара мне удается привлечь внимание Антона.

– Смотри, кто пришел. Ты же знаешь деда?

Антон злобно щурится, старика он явно знает и недолюбливает. Оцинкованная стойка уставлена рюмками, рядом пустая бутылка из-под «Пшеничной».

– Зашел старых друзей проведать, мы уже уходим.

– Только не Кассель. Он же еще не выпил, – и племянник Захарова наливает мне рюмку.

Несколько молодых мастеров тут же переключают на нас внимание, оценивающе поглядывая на меня. Глаза у Антона горят, в любезной полуулыбке проскальзывает напряжение, он с обманчивым спокойствием облокотился на стойку. Настоящий вожак должен уметь подчинять таких, как мой дедушка. Антон не может уступить старику на глазах у всех. Будущему главе клана представился случай показать себя, а тут как раз я под руку попался.

– Выпей.

– Ему только семнадцать.

Парни хохочут. Я опрокидываю в себя рюмку. Водка обжигает горло и согревает желудок. Кашляю. Смех еще громче.

– Всегда так, – говорит кто-то, – первая хуже всего.

– Неправда, – Антон наливает еще одну. – Хуже всего вторая, ведь уже понятно, чего ждать.

– Валяй, – соглашается дед. – Еще одну, и мы уходим.

На часах двадцать минут одиннадцатого. Вторая рюмка прожигает все нутро. Один из парней хлопает меня по спине.

– Да ладно вам, – уговаривает он. – Пускай пацан останется. Мы за ним приглядим.

– Кассель, – голос у деда укоризненный, – ты же не хочешь завтра проспать свою распрекрасную школу?

– Я с Барроном приехал, – наливаю себе третью рюмку, Антоновы дружки в восторге.

– Ты поедешь со мной, – цедит старик сквозь зубы.

В третий раз водка на вкус как вода. Отойдя от бара, старательно спотыкаюсь. Меня переполняет лихая уверенность. Так и хочется сказать им: «Я Кассель Шарп, самый умный, обо всем подумал».

– Ты в порядке? – Антон пытается понять, насколько я пьян.

Все его планы зависят от меня. А я старательно пытаюсь изобразить бессмысленный взгляд: пускай побесится, не мне же одному страдать.