– Она хочет встретиться в Атлантик-Сити. Говорит, у вас комната в «Тадж-Махале».
Молчание. Повесил трубку? Нет, он медленно и раздельно спрашивает:
– Это какая-то ловушка?
– Она просто хочет встретиться. Один на один. Будьте там в девять, и никому ни слова.
Сейчас он опять начнет кричать, так что лучше просто разъединиться.
– А мы успеем к девяти?
– Да, – Лила просматривает расписание, – времени навалом. Молодец.
Осторожно скармливаю автомату двадцатку и вбиваю нужную станцию. Из машины сыпется сдача, серебряные доллары звенят, словно маленькие колокольчики.
Из Джерси напрямую в Атлантик-Сити не попасть: нужно сначала доехать до Филадельфии, выйти на Тридцатой улице и пересесть. Мы устраиваемся в вагоне, и Лила жадно уплетает шоколадки одну за другой, а потом странным жестом вытирает рот кулаком, снизу вверх. На человека совсем не похоже.
Мне неловко. Отворачиваюсь к грязному окну. Стекло все в трещинах. Мимо проносятся бесконечные дома, и в каждом таятся свои секреты.
– Расскажи, что случилось той ночью, когда я тебя превратил.
– Ладно. Ты должен понять, почему об этом не следует знать отцу. Я единственный ребенок, притом девочка. У нас традиционная семья: женщины могут превосходно колдовать, но редко выбиваются в вожаки. Улавливаешь?
Я киваю.
– Если отец обо всем узнает, он отомстит Антону и твоим братьям, возможно, даже тебе, а я стану беззащитной малышкой, которую надо опекать. И никогда не встану во главе семьи. Я отомщу сама, сама спасу папу, и он увидит, что я достойный наследник.
Лила кладет ногу на ногу, задевая меня коленом. Ботинки страшно ей велики, один шнурок развязался. Да уж, глава семьи Захаровых.
Снова киваю. И вспоминаю, как Баррон бил меня ногами, как Филип стоял и смотрел. Внутри все вскипает от ярости.
– Одна ты не справишься. Тебе нужен я.
– А ты что, против? – щурится Лила.
– Я помогу, если ты не тронешь братьев.
Да, я ненавижу их, но это семья.