Во всех приведенных иллюстрациях псевдомышления проблема заключалась в том, является ли мысль результатом собственного мышления, т. е. собственной психической деятельности человека; вопрос о том, верно ли содержание мысли, не стоял. Как уже указывалось в случае рыбака, предсказывающего погоду, «его» мысль могла даже быть ошибочной, а тот человек, который только повторял мысль, вложенную ему со стороны, мог быть прав. Псевдомышление может быть вполне логичным и рациональным, его характер не обязательно проявляется в нелогичных элементах. Данное явление может быть изучено при рассмотрении рационализаций, которые используются для объяснения действий или чувств на рациональной и реалистичной основе, хотя на самом деле определяются иррациональными и субъективными факторами. Рационализация может противоречить фактам или правилам логического мышления, однако часто сама по себе бывает логичной и рациональной; тогда ее иррациональность заключается только в том, что она – не истинный мотив действия, а лишь выдает себя таковой.

Примером иррациональной рационализации может служить хорошо известный анекдот. Человек, позаимствовавший у соседа стеклянный кувшин, разбил его, а когда сосед попросил вернуть кувшин, ответил: «Во-первых, я уже вернул его тебе; во-вторых, я ничего у тебя не одалживал; в-третьих, когда ты мне давал кувшин, он уже был разбит». Пример «рациональной» рационализации может быть таким. Бизнесмен A, оказавшись в затруднительном финансовом положении, просит своего родственника B одолжить ему некоторую сумму денег; B отказывает ему и объясняет это тем, что, одолжив деньги, он только поощрит склонность A к безответственности и стремлению рассчитывать на поддержку других. Эти доводы могут быть совершенно верными, однако и в этом случае они все равно были бы рационализацией, потому что B ни при каких обстоятельствах не хочет давать деньги A, и хотя верит, что им движет забота о благополучии A, на самом деле он мотивирован собственной скупостью.

Таким образом, мы не можем узнать, имеем ли мы дело с рационализацией, просто определив логичность утверждения человека; следует также принимать во внимание его психологическую мотивацию. Решающим моментом является не то, что человек думает, а как он думает. Мысль, являющаяся результатом активного мышления, всегда нова и оригинальна; оригинальна не обязательно в том смысле, что никто раньше так не думал, но всегда в том смысле, что человек, пришедший к этой мысли, использовал мышление как инструмент для того, чтобы открыть что-то новое во внешнем мире или в себе. Главное свойство рационализации – то, что она не обладает этим качеством – открытия; она только подтверждает уже существующее эмоциональное предубеждение человека. Рационализация – это не инструмент для проникновения в реальность, а попытка post factum гармонизировать свои желания с существующей действительностью.

Как и в случае с мышлением, в отношении чувств нужно различать истинные, которые рождаются в нас самих, и псевдочувства, на самом деле нашими не являющиеся, хотя мы их таковыми считаем. Рассмотрим пример из повседневной жизни, который типичен для общения с другими людьми… Посмотрим на человека, пришедшего на вечеринку. Ему весело, он смеется, приветливо разговаривает с другими гостями и в целом выглядит счастливым и довольным. Уходя, он дружески улыбается и говорит о том, какое удовольствие получил от вечеринки. Дверь за ним закрывается – и в этот момент мы внимательно за ним наблюдаем. С выражением его лица происходит внезапная перемена. Улыбка исчезла; конечно, этого следовало ожидать, раз он теперь в одиночестве и улыбаться ему некому. Однако перемена, о которой я говорю, – больше, чем просто исчезновение улыбки. На лице человека появляется глубокая печаль, почти отчаяние. Это выражение сохраняется, возможно, всего несколько секунд, а потом лицо человека становится, как обычно, похожим на маску; человек садится в свою машину, думает о прошедшем вечере, гадает, хорошее ли впечатление произвел, и решает, что хорошее. Но был ли «он» счастлив и весел во время вечеринки? Было ли выражение печали и отчаяния, которое мы заметили на его лице, лишь мгновенной реакцией, не имеющей особого значения? Ответить на этот вопрос почти невозможно, не зная больше о человеке. Впрочем, был один эпизод, который может дать ключ к пониманию того, что означало его веселье.

Той ночью ему снится, что он снова на войне в составе американского экспедиционного корпуса. Он получает приказ перейти линию фронта и проникнуть во вражеский штаб. Он надевает мундир, по-видимому немецкий, и вдруг обнаруживает, что оказался в группе немецких офицеров. Он удивлен, что вражеский штаб так уютен, а все относятся к нему так по-дружески, однако он все больше боится, что его разоблачат. Один из младших офицеров, который ему особенно нравится, подходит к нему и говорит: «Я знаю, кто вы. Есть только один способ спастись. Начните шутить, смеяться и развеселите их так, что они увлекутся и не станут обращать на вас внимание». Он очень благодарен за совет, начинает шутить и смеяться. Постепенно его шутки делаются такими вымученными, что другие офицеры начинают испытывать подозрение, а чем подозрительнее они становятся, тем неестественнее делаются его шутки. Наконец его охватывает такой страх, что он больше не в силах продолжать, вскакивает и бежит, а остальные гонятся за ним. Потом сцена меняется; он сидит в трамвае, который останавливается прямо перед его домом. Он одет в штатское и испытывает облегчение при мысли о том, что война кончилась.

Предположим, что на следующий день мы можем расспросить его о том, что приходит ему на ум в связи с отдельными элементами сна. Отметим здесь только несколько ассоциаций, имеющих особое значение для понимания главного вопроса, в котором мы заинтересованы. Немецкий мундир напоминает ему, что на вечеринке прошлым вечером был один гость, говоривший с сильным немецким акцентом. Он помнит, как был недоволен тем, что этот человек не обращает на него внимания, хотя он (наш герой) очень старался произвести хорошее впечатление. При этом он вспоминает, что на какой-то момент на вечеринке у него возникло чувство, будто человек с немецким акцентом насмехается над ним: тот презрительно улыбнулся в ответ на какие-то его слова. Подумав об уютном помещении, в котором находился немецкий штаб, он решает, что оно похоже на комнату, где проходила вечеринка, только окна были похожи на окна кабинета, в котором он когда-то провалил экзамен. Эта ассоциация удивила его; продолжая размышлять, он вспомнил, как перед вечеринкой он несколько беспокоился о впечатлении, которое произведет, отчасти потому, что там должен был быть брат той девушки, чей интерес к себе он хотел вызвать, отчасти потому, что хозяин обладал влиянием на его начальника, от которого во многом зависела его карьера. Заговорив о начальнике, он отмечает, что очень его не любит и чувствует унижение от необходимости демонстрировать ему дружелюбие; тут он говорит, что не особенно симпатизирует и хозяину, хотя раньше совсем этого не осознавал. Другая его ассоциация заключается в том, что он рассказал о смешном происшествии со своим лысым знакомым и тут же стал опасаться, не задел ли он хозяина, который тоже почти лыс. Трамвай показался ему странным, поскольку рельсов не было. Заговорив об этом, он вспомнил трамвай, на котором в детстве ездил в школу, и еще одну деталь: он оказался на месте вагоновожатого и подумал о том, как удивительно мало управление трамваем отличатся от управления автомобилем. Очевидно, трамвай занял место автомобиля, на котором он ехал домой, а возвращение домой напомнило ему о возвращении из школы.

Для любого, кто умеет понимать значение сновидений, смысл сна и сопровождающих его ассоциаций уже были бы ясны, хотя упоминалась лишь часть ассоциаций и практически ничего не было сказано о структуре личности, о прошлом и настоящем человека. Сновидение показывает, каковы были его настоящие чувства на вечеринке. Он был встревожен, боялся, что не сумеет произвести нужное впечатление, сердился на некоторых гостей, которые, как он чувствовал, посмеивались над ним и не особенно ему симпатизировали. Сновидение показывает, что его веселость была средством скрыть тревогу и гнев, одновременно умиротворяя тех, на кого он сердился. Вся его веселость была маской; она не была искренней, а прикрывала то, что «он» на самом деле чувствовал: страх и гнев. Это также делало его положение ненадежным, так что он чувствовал себя, как шпион во вражеском лагере, где его в любой момент могут разоблачить. Промелькнувшее выражение печали и отчаяния, замеченное нами, когда он уезжал, теперь находит подтверждение и объяснение: в тот момент на его лице отразилось то, что «он» действительно чувствовал, хотя и не осознавал, что чувствует. Сновидение показывает чувства в драматическом и явственном виде, хотя открыто не касается людей, на которых эти чувства обращены.

Этот человек – не невротик и не находился под гипнотическим воздействием; он самый обычный индивид, испытывающий те тревогу и потребность в одобрении, которые обычны для современного человека. Он не осознавал того факта, что его веселость была не «его», поскольку привык чувствовать то, что от него ожидается в конкретной ситуации; было бы скорее исключением, чем правилом, если бы он нашел в этом что-то «странное».

То, что верно для мышления и чувств, верно и для желаний. Большинство людей уверены, что пока внешняя сила в открытую не принуждает их что-то делать, их решения – их собственные, и если они чего-то хотят, то хотят этого именно они. Однако это одна из величайших иллюзий, которые мы питаем в отношении себя. Множество наших решений на самом деле не наши собственные, а подсказаны нам извне; мы успешно убеждаем себя, что решение принято именно нами, хотя на самом деле мы согласились с ожиданиями других, движимые страхом изоляции или более прямой угрозой нашей жизни, свободе и комфорту.

Когда детей спрашивают, хотят ли они каждый день ходить в школу, и они отвечают «Конечно, хотим», правдив ли этот ответ? Во многих случаях наверняка нет. Ребенок может хотеть посещать школу регулярно, но нередко предпочел бы вместо этого поиграть или заняться чем-то еще. Если он хочет посещать школу ежедневно, он может подавить свое неудовольствие от постоянства школьных занятий. Он чувствует, что от него ожидается выражение желания ходить в школу каждый день, и это давление на него достаточно сильно, чтобы подавить осознание того, что он делает так только потому, что должен. Однако давление чувства долга достаточно велико, чтобы дать ребенку чувство, что «он» желает того, чего должен желать.

Существует общее мнение, что большинство мужчин женится по своему выбору. Несомненно, бывают случаи, когда мужчина осознанно выбирает супругу на основе долга или обязательства. Есть мужчины, которые женятся потому, что на самом деле этого хотят. Однако бывает, что мужчина (или женщина) считает, что хочет вступить в брак с определенным партнером, в то время как на самом деле оказывается в плену последовательности событий, ведущих к свадьбе, не оставляя никакого выхода. Все месяцы перед женитьбой мужчина твердо убежден, что «он» хочет жениться; первым и довольно запоздалым указанием на то, что все может быть не так, оказывается тот факт, что в день свадьбы он впадает в панику и ощущает импульс к бегству. Если он «благоразумен», это чувство длится всего несколько минут, и он ответит на вопрос, желает ли вступить в брак, с неколебимой уверенностью, что это так и есть.

Мы могли бы продолжать приводить примеры из повседневной жизни, когда люди, как кажется, принимают решения, кажутся желающими чего-то, но на самом деле поддаются внутреннему или внешнему давлению: они «должны» хотеть того, что собираются сделать. Наблюдая феномен принятия решений, можно поразиться, в какой степени люди ошибаются, принимая за «свое» решение то, что по сути является подчинением обычаям, долгу или просто давлению. Может показаться, что «собственное» решение – относительно редкий феномен в обществе, которое предположительно делает индивидуальное решение краеугольным камнем своего существования.

Я хочу добавить детальное рассмотрение случая псевдожелания, который часто можно наблюдать при анализе поведения людей, не имеющих никаких невротических симптомов. Одним из оснований для этого является тот факт, что, хотя данный конкретный случай имеет мало отношения к той широкой культурной проблематике, которой посвящена эта книга, он дает читателю, мало знакомому с действием подсознательных сил, дополнительную возможность познакомиться с феноменом. Более того, данный пример подчеркивает один момент, который, хотя он и был имплицитно упомянут ранее, следует рассмотреть эксплицитно: связь подавления с псевдоактами. Хотя обычно подавление рассматривается с точки зрения его воздействия на невротическое поведение, сновидения и т. д., представляется важным обратить внимание на то, что всякое подавление уничтожает часть личности и усиливает замену псевдочувством того, что было подавлено.

Пример, который я хочу привести, касается двадцатидвухлетнего студента-медика. Он интересуется своей специальностью и довольно хорошо сходится с людьми. Его нельзя назвать таким уж несчастным, хотя он часто ощущает легкую усталость и не особенно радуется жизни. Причина, по которой он хочет подвергнуться психоанализу, связана с профессиональным интересом: он хочет стать психиатром. Единственное, на что он жалуется, – это какое-то препятствие в изучении медицины. Он часто не может вспомнить прочитанное, чувствует повышенную усталость на лекциях и относительно плохо сдает экзамены. Это его озадачивает, поскольку другие предметы ему даются гораздо легче и проблем с памятью нет. Он уверен, что хочет изучать медицину, но у него часто возникают сильные сомнения в том, что у него есть к этому способности.

После нескольких сеансов психоанализа он рассказывает о сновидении. Он был на вершине небоскреба, который построил, и смотрел сверху на другие здания с легким чувством триумфа. Неожиданно небоскреб рухнул, и он оказался под обломками. Он знает, что его пытаются освободить из-под руин, и слышит, как кто-то говорит, что он сильно пострадал и врач сейчас придет. Однако ему приходится ждать врача невыносимо долго. Когда врач наконец приходит, оказывается, что он забыл свои инструменты и поэтому ничего не может сделать, чтобы помочь ему. Испытывая ярость в отношении врача, он вдруг обнаруживает, что стоит на ногах и понимает, что совсем не пострадал. Он высмеивает врача и в этот момент просыпается.

У молодого человека оказалось не так уж много ассоциаций в связи со сновидением, но вот самые важные из них. Думая о построенном им небоскребе, он между прочим упомянул о том, как сильно он всегда интересовался архитектурой. В детстве его любимым занятием была игра с кубиками, а в возрасте семнадцати лет он подумывал о том, чтобы стать архитектором. Когда он сообщил об этом отцу, тот по-дружески сказал ему, что сын, конечно, волен в выборе карьеры, но он (отец) уверен: такая идея – отголосок детского увлечения, а на самом деле он (сын) предпочитает изучать медицину. Молодой человек подумал, что отец прав, и с тех пор никогда больше не обсуждал свой выбор с отцом; он, не сомневаясь, начал изучать медицину. Его ассоциации с частью сновидения про опоздание врача и то, что тот забыл инструменты, были довольно туманны и немногочисленны. Впрочем, рассказывая об этой части сна, он понял, что был рассержен: обычное время психоаналитического сеанса было изменено, и хотя он не возражал против изменения, на самом деле ему это не понравилось. Говоря об этом, он снова почувствовал раздражение и обвинил психоаналитика в самоуправстве, а потом признался: «Ну, в конце концов, я все равно не могу делать того, что хочу». Его сильно удивил собственный гнев и произнесенная им фраза, поскольку до сих пор он никогда не испытывал антагонизма в отношении психоаналитика и его работы.

Спустя некоторое время он видел еще один сон, о котором помнит только фрагмент: его отец ранен во время автокатастрофы. Он сам – врач, и предполагается, что он позаботится об отце. Начав осмотр, он чувствует себя совершенно парализованным и не способным ни на что. Он в ужасе просыпается.

Рассказывая о своих ассоциациях, молодой человек неохотно упоминает о том, что в последние годы его часто повещают мысли о внезапной смерти отца, и эти мысли его пугают. Иногда он даже думал о состоянии, которое получит в наследство, и размышлял о том, что сделает с деньгами. Он не особенно продвинулся в этих фантазиях, поскольку подавлял их сразу же, как они появлялись. При сравнении этого сновидения с предыдущим его поразило то, что в обоих случаях врач оказывается не в силах оказать помощь. Он понимает ясно, как никогда, что чувствует: он никогда не сможет стать врачом. Когда психоаналитик обращает его внимание на то, что в первом сновидении было отчетливое чувство гнева и насмешки в адрес беспомощного врача, он вспоминает, как часто, прочитав или услышав о враче, который не смог помочь пациенту, он испытывал определенное чувство триумфа, которое тогда не осознавал.

При последующих сеансах психоанализа выявляется и другой материал, подвергшийся подавлению. К собственному изумлению молодой человек обнаруживает, что испытывает сильное чувство ярости в отношении своего отца; более того, его чувство неспособности быть врачом оказывается частью более общего ощущения бессилия, которое пронизывает всю его жизнь. Хотя на поверхности лежит мысль о том, что он организует свою жизнь согласно собственным планам, теперь он может чувствовать, что в более глубоких слоях он полон чувства безнадежности. Он осознает, что был убежден: он не может делать то, что хочет, а должен соответствовать тому, что от него ожидается. Он все яснее видит, что на самом деле никогда не хотел стать врачом и что впечатление неспособности было ничем иным, как проявлением пассивного сопротивления.

Этот случай – типичный пример подавления истинных желаний человека и такого принятия ожиданий других, что они выглядят его собственными желаниями. Можно сказать, что настоящее желание заменяется псевдожеланием.