Приступ — это что угодно. И, к сожалению, в неопределенные сроки. Фактор нестабильности.

Где-то рядом кардиомонитор, а на нем — усилитель. Или ретранслятор, неважно. Важно, что теперь мы знаем, что это за сигнал идет из комнаты. Он не просто для драматического эффекта все оставил включенным, не просто для связи. А еще чтобы спрятать во всем этом ниточку. Как определить, кого из двоих убили? Да проще простого — замолчит монитор, значит, первого. Не замолчит за n минут — второго. Зачем нам больше? Ноль и единичка, на них весь мир стоит. Экономия — мать диверсии.

— Хорошо, — говорит Шварц. — Испытание по правилам, говоришь? Давай. Ты решил, что у меня что-то припасено. Может, и есть. Может, нет. А вот это, — экран мигает, показывает другое помещение, другую женщину, — у меня есть точно. Подружка господина Грина.

Смеяться нельзя. Максим просто фыркает в сторону, не прерывая разговора.

— После этого он точно будет обязан жениться. — Это подходит Кейс. Это нервы.

Потому что Левинсон еще не успел. Может быть, успевает, успеет, но еще не успел.

— Одуванчик?

— Один человек, один выбор. — продолжает Шварц, — Если ты не выстрелишь, я нажму кнопочку и туда — угадал — пойдет газ. Однообразно, но надежно. У тебя будет минута, чтобы передумать. Столько она протянет. Выстрели, возьми, отключи, — он показывает комм. — А случится ли что-то еще, решай — ты догадливый.

— Начали! — Шварц демонстративно щелкнул по комму. — Чему веришь, глазам или расчетам?

Да Монтефельтро слегка приподнимает подбородок, смотрит на экран с Аней, на Шварца. На экране ничего не происходит: девушка видна в профиль, сидит на краю стола в позе… да, в позе Джона. Смотрит в блокнот.

— М-да-а, Вальтер. Знал бы я во время войны с Клубом, чем кончится…

Что же он такое знал, думает Анаит. Шварц не состоял в Радужном Клубе, это точно. Хотя мог консультировать радикалов частным порядком. Об этом Антонио опять «забыл» рассказать? И Джону тоже «забыл»? В салат премерзостную каракатицу!..

На втором экране с отчетливым щелчком включается звук. Там Максим стоит за пультом, Дьердь сложился в кресле, характерная поза гастритника.

Сигнал — несколько нот, знакомая неприятная последовательность. Последний раз ее играли Личфилду…

— Стреляйте, сержант!

Дьердь стоит посреди какого-то технического коридора — вид сверху, подключился через камеру безопасности — и на щеке у него темная масляная полоса.

Очень трудно не улыбнуться навстречу. А почему нет? Уже можно.

Нужно.

— Стреляйте, сержант. — повторяет он. И кивает.

Последствия за мой счет.