Хоббит достает из рюкзака целлофан, термос с чаем, подстилки, плед, коробку с пирожными, вино, бутерброды, банку помидорчиков-черри. Лера помогает ему расстелить целлофан.

— Вчера хотели устроить пикник на Гончарке, в честь моего приезда, так через полчаса к нам подъехала конная милиция. «Вон из того дома, — говорят, — на вас настучали, сворачивайте костер». И показывает точнехонько на тот дом, где я родился и прожил большую часть жизни. Ну, не может быть! Специально теперь эту тарелку взял. На тарелке — и безопасно, и проблем не будет.

Все вместе собираем сухие ветки и бросаем в тарелку. Хоббит разжигает костер.

Настя сидит на раскладном стуле с прямой спиной, будто аршин проглотила, и разглядывает холмы.

Дым несет мне в лицо. Я передвигаюсь ближе к Лерке.

Откупориваем бутылку вина.

Хоббит стоит над нами со своим бокалом в руке — не любит сидеть — рассказывает истории, поправляя кудри:

— Яковченко вообще не просыхал. Однажды, помню, идет такой Яковченко… Представляете себе Яковченко?

— Нет.

— Вы вообще старые фильмы смотрите хоть иногда?

— Угу, — я вытаскиваю из стеклянной банки помидорки-черри, одну за другой.

— «Вечера на хуторе близ Диканьки» видели?

Киваю головой. Настя улыбается, и на ее щечках вычерчиваются интегралы.

Кошусь на куриный салат с помидорами в пластиковой коробке. Лерка сегодня расстаралась.

— Помните, тот, которому галушки в рот летели? Так это и есть Яковченко.

— Да помню, конечно.

— Так вот, друг мой должен был играть Гамлета в выпускном спектакле. Стоит он в коридоре, готовится. Видит, идет мэтр. Он опускается на одно колено, протягивает в ладонях шпагу: «Благословите!» говорит. Ну, тот помялся: «Благословляю. Учись… — почмокал губами — Играй… И главное — не будь блядью!»

Как гаркнет. Завращал глазами. Я смеюсь. Настя, кажется, пугается. Снова проглатывает аршин и сидит неподвижно, вперившись вдаль.

Лерка знала, как поднять мне настроение. Вино стремительно кончается. Я налегаю на бутерброды.

Хоббит разливает чай в маленькие стаканчики.