— Вам в центре удобно будет?
Выключил музыку. Попрощался.
И вот он, Витебск, город Марка Шагала.
Еще довольно светло. Крестом расходятся проспекты, и куда-то в город, в пасть его, уходит трамвайная линия. Площадь со скульптурной группой, ниспадающие фонтаны. Как-то неуютно. Даже присесть и отдохнуть там было противно и холодно. Я пошла по широкому проспекту направо. Вечерние барышни медленно прогуливались по тротуарам, людей было очень мало, никаких туристов.
Свернула на какие-то тихие улочки. Ателье, магазины, двухметровые засовы, спящие витрины и очень красивые женщины. На другой стороне улицы я увидела длинноволосого молодого человека. Перешла на ту сторону:
— Привет! Ты не знаешь, как выбраться из города в сторону Питера, на М20?
Он вздохнул, как будто его оторвали от важного дела, движением головы указал следовать за ним.
Подошел к телефонному автомату и стал звонить какому-то приятелю, долго разговаривал, закончив, подошел ко мне, махнул рукой в сторону, куда уходила трамвайная линия, повернулся и пошел в обратном направлении.
Я двинулась вдоль трамвайной линии. Снова прошла через площадь.
Вечерний туман опустился на город, и сквозь этот туман, откуда-то сзади, я отчетливо услышала цокот конских копыт. Лошади словно нагоняли меня. Я обернулась. Верхом на двух рыжих мелкой рысью ехали девушка и мальчик. По-видимому, они возвращались с центральной площади. В руках девушка держала сигарету. После, когда мальчик поравнялся с ней, она передала сигарету ему, и они тряско протрусили мимо меня, дальше, к окраине. Я провожала их взглядом до тех пор, пока могла видеть — мимо оград, из которых выбивались акации, мимо роскошного дома с плавно срезанным углом (такие строили в прошлом веке, чтобы расширить перекрестки), мимо подъезда, мимо гастронома с красным фургоном кока-колы у подъезда, мимо голубей, унизавших карнизы и балконы — сладкий провинциальный сон, мертвые вечерние улицы и силуэты удаляющихся всадников.
Невозможно было не поддаться обаянию местечка. Череда перемежающихся домов и сараев, водонапорные колонки, шлепающие через дорогу утки и заросшие бурьяном колодцы, веревочные качели на нижних ветвях тополей. Казалось, сейчас пройдет баба с подойником, и тени летающих евреев мелькнут над голубиными крышами домов. Глубокий, с придыханием, шепот подворотен — где быть этому настоящему, как не здесь? Неудивительно, что Витебск явился Марку Шагалу в предсмертный час, и настала суббота, бесконечная суббота, из которой не хочется уходить, где каждый щелчок минутной стрелки отстреливает вечность.
Я вышла к остановке трамвая. Трамвая не было очень долго, и собрались люди, с какими-то мешками, мамки с детьми, один держал длинную сосательную конфету, на него из-за юбки косился другой, с блеклыми веками. Сонные, плохо одетые подростки с язвами на костяшках пальцев.
Трамвай был каким-то прозрачным, ехал по вершинам холмов, и видно было небо. Я вышла через несколько остановок и попала в часть города, окружающую вокзал. Каменные заборы каких-то заводов, трубы, глухие улицы. Я пошла по туннельной улице налево, и вдруг открылся вид с холма. Мост. Где-то западнее пролегала железная дорога, но мне хотелось держаться подальше от железных дорог и вокзалов — это все грязь, смерть, нищие, улогие, с язвами, поднимают окурки с плиток, спят на картоне прямо на полу, при выходе на перрон. Длинные тени, увитые плющом красные каменные ограды, мост, под ним — кусты, заросли, частные дома, внизу у моста стоят два гражданина и мирно о чем-то беседуют, один угощает другого сигаретами. Они меня не замечают. Я тяжело спускаюсь с моста.
У заводского забора — остановка пригородного автобуса.
Ботинки натерли ноги. Я достала кружку, пакет вишневого «Инвайта» и развела порошок. Гуляли гуси вдоль заводского забора, мальчик стегал кнутом сестренку на пыльной улице. Свернул грузовик, полный синих газовых баллонов.
Я пошла дальше через пустыри, стало заметно темнее. На фоне темного неба вырисовался костел, мрачный, как средневековый замок. На табличке было написано, что это костел святой Барбары, и указано время свершения таинств. Костел казался заброшенным и безжизненным.
Меня крайне удивило, что ворота в такой поздний час были не заперты, и я смело направилась к костелу, надеясь найти себе место для ночлега на одной из скамеек. Вдоль всей стены, окружавшей костел, тянулся красивейший цветник, до самого домика священника. Я с восхищением рассматривала огромные розы самых разнообразных окрасок: от карминно-красной до нежно-бордовой и золотой. Цветки уже закрывались к ночи, но дурманящий запах, казалось, достигал самых шпилей костела, растворяясь в вечернем воздухе. Оставаться на ночь там все-таки не хотелось.
Потом был обелиск над братской могилой. Улица называлась Ленинградской.
Дом с пустыми глазницами оконных проемов — сквозь них видны ребра балок, через балки перекручен несколько раз длинный провод, на котором качается разбитая лампа, косоугольно опавшие оконные рамы. Ложбина, городские пустыри, двухэтажный заколоченный дом на краю пустыря.
Мне вдруг стало очень страшно.