Императрица зашлась хохотом, который тут же перерос в хриплый стон удовольствия. Чёрт. Значит, защитная магия, реагирующая только на магию? Но то копьё… А, ясно. Наконечник тоже был непростым — то-то он так легко проникал в плоть…

Остановившись и отдышавшись, императрица продолжила, словно ничего и не произошло:

— И о Фельтире я знала. Насквозь видела её желание сделать всю грязную работу руками багровых… Впрочем, это применимо почти ко всем семьям. Что медные, что лиловые, что бледные — скопление трусливых тварей, опасающихся играть в открытую и только и поджидающих момента нашей слабости. И даже Лиловые Болота, кичившиеся своим нейтралитетом и непоколебимой честью, в итоге опустились до подлого заговора… Да, малыш? Ты что-то хочешь сказать?

Её острый ноготь, всё это время путешествовавший по моему телу, остановился на кадыке. Я-то много чего хотел сказать, вопрос был в том, насколько разумно это было бы в моём положении. Но мучительница смотрела в ожидании, и стало ясно, что промолчать тоже будет ошибкой.

— А может, дело не в них?

— Что, малыш?

— Говорю, если все кругом правдами и неправдами стараются свергнуть правителя — скорее всего, проблема в самом правителе. Может, для начала не надо бросать в темницу всех подряд — скажем, мирную делегацию, явившуюся во дворец с предложениями?

— Мирную делегацию? — рассмеялась она. — Тебе так сказали, наивный малыш? Это было их прикрытием, и весьма правдоподобным. Раскусили мы их, только когда в меня уже летела дюжина хитрых ударов и боевых артефактов… Двое моих стражниц погибло в тот день.

Её ноготь снова двинулся вниз. Я вздрогнул: под кадыком кожа всё же поддалась острию, брызнула кровь. Императрица хищно облизнулась.

— Или скажешь, что и для того покушения были причины?

— Определённо, — мрачно отозвался я, глядя, как она слизывает мою кровь со своих пальцев.

Попытки наладить контакт с остальными пленниками гарема я не оставлял, но те, кажется, пришли к молчаливому согласию попытки эти игнорировать. Поэтому после ухода уборщиков зал оглашали мои монологи. Оставалось лишь надеяться, что у бедолаг хоть что-то откладывалось в голове.

Немой слуга по-прежнему приносил еду и уносил посуду, не глядя на меня.

Лёжа прикованным к императорской постели, я терпел боль, вполуха слушал болтовню императрицы и разглядывал зеркальные воронки в потолке.

В остальное время — изучал белые стены и золотую решётку и изо всех сил старался не думать о Гринде, Йорфе и прочих. Не думать и не видеть снов.

Конца-края этому не было видно.

«Выбери кого-нибудь другого, — думал я, неохотно поднимаясь на ноги, когда занавес в очередной раз пополз вверх, — выбери же ты другого!»

Но палец императрицы снова неумолимо ткнул в мою сторону.

Солнечных пятен на полу сегодня не оказалось — небо в воронках над головой было затянуто плотными серыми тучами. Если приглядеться, можно было увидеть, как быстро они бегут по небу — неужели приближался ураган?

Хлопнула входная дверь. Императрица, в этот момент как раз с любовью пристёгивающая меня к постели, обернулась. Я вытянул шею, пытаясь разглядеть, что происходит.