Чем дальше бывший халиф отъезжал от границы Турции, тем красноречивей становился изгнанник, и тем больше проклятий сыпалось на головы изгнавших его воинствующих безбожников.
Но это уже был глас вопиющего в пустыне…
Что же касается самого Кемаля, то он сохранил все необходимые формы приличия.
Да, он был президентом, но высшая власть в стране принадлежала являвшемуся выразителем воли нации парламенту, и он был обязан подчиняться ему.
— Принятые собранием решения есть не что иное, как воля нации, — заявил он издателям газет в своем выступлении на анкарском вокзале, — и не надо смотреть на них как на что-то из ряда вон выходящее!
Но самое интересное во всей это истории это то, что на место свергнутого халифа хотели поставить другого.
И не кого-нибудь, а самого Кемаля.
«Когда Великое национальное собрание Турции упразднило халифат, — писал в своих воспоминаняих Кемаль, — духовное лицо Расих эфенди, депутат Адалии, был председателем делегации Красного полумесяца, находившейся в Индии.
Он возвратился через Египет в Анкару.
Он добился свидания со мной, во время которого сделал заявление примерно такого содержания:
— Мусульмане в тех странах, через которые он проехал, требуют, чтобы я стал халифом, и компетентные мусульманские организации поручили ему довести об этом до моего сведения.
В ответе, который я дал Расих эфенди, я выразил свою признательность за благожелательное отношение и симпатии, проявленные ко мне мусульманами, и заявил:
— Вы являетесь доктором духовного права. Вы знаете, что халиф означает главу государства. Как я могу принять предложение народов, над которыми властвуют короли и цари? Если бы я принял их предложение, разве суверены этих народов дали бы на это свое согласие? Приказы халифа нужно выполнять и его запретам подчиняться. Разве те, которые хотят меня сделать халифом, в состоянии выполнить мои приказы? Разве, следовательно, не смешно было бы принять на себя иллюзорную роль, которая не имеет ни смысла, ни права на существование?»
Была и еще одна веская причина для отказа от поста халифа.
И каким бы интересно образом прездент светского государства, а именно такой был цель Кемаля, «работал» бы еще халифом.
Даже если бы он согласился, то из этого все равно ничего бы не вышло.
— Никогда, — говорил по этому поводу Кемаль, — логика и разум не допустит, чтобы какое-нибудь одно мусульманское государство признало за каким-нибудь одним лицом власть руководить и управлять делами всего мусульманского мира…
Все правильно, и то, что было возможно в Средние века, не имело ни единого шанса на существование в двадцатом веке…
3 марта был 1924 года принят закон «О едином образовании».
Этот лаконичный закон — всего семь статей — и поныне является действующим.