Маркиз был интересной лошадью, но Кречет был лошадью классической! Другие линии, более строгий рисунок, более совершенный тип. Эту лошадь можно было поставить рядом только с Лелем, Громадным и Ловчим. И на Афанасьева, и на меня Кречет произвел колоссальное впечатление, и мы стали сердечно поздравлять Кочеткова, который создал эту лошадь. При росте в 4½ вершка Кречет был массивен и при этом изящен, капитален и при этом сух, имел классические линии и много благородства, был очень костист и широк. Я считаю Кречета одной из лучших рысистых лошадей, когда-либо мною виденных. На Всероссийской конской выставке в Москве в 1899 году Кречет получил золотую медаль и вторую денежную премию. Первую тогда получил Лель.

Кречет был сыном того самого Кремня, о котором я говорил, описывая потомков Красивого-Молодца. Кремень был сыном знаменитой тулиновской Метелицы 5.31, которую Ивановскому заводу уступил М.И. Бутович. Метелица была внучкой Упорной, матери великого производителя Удалого. Таким образом, Кремень имел самое фешенебельное происхождение. Мать Кречета, вороная Зелия, была дочерью Аха завода Сатина. Происхождение жеребца затеряно, однако не подлежит сомнению, что Ах был чисто рысистый. Его сын Беговой 5.17 (четырех лет), принадлежавший Лодыженскому, стал выдающейся лошадью своего времени. Бабка Кречета Заря завода В.П. Охотникова – дочь Безымянки 2-го и внучка Соболя 2-го. Стало быть, и Кречет был лошадью выдающегося происхождения, хотя белое пятно в родословной Аха очень досадно.

Кречет бежал в Тамбове, но не думаю, что он показал свою настоящую резвость.

Заводская карьера Кречета чрезвычайно успешна: он отец 45 лошадей, выигравших около 200 000 рублей. Среди его детей было несколько лошадей большого класса – Кварц, Корень, Мегера, Энциклопедия и другие, а также много хороших призовых лошадей, среди которых Месть, Утеха, Удалая 2-я, Круг, Крот, Кромвель 5-й, Консул 2-й, Грация. Кречет давал не только резвых, но и замечательных по себе лошадей: его сын Крот на выставке 1899 года в Москве получил первую денежную премию для рысаков двух лет, а в старшем возрасте на сельскохозяйственной выставке в Тамбове в 1904 году – золотую медаль. На следующей московской выставке дочь Кречета Мельница получила вторую премию среди кобыл.

Жизнь Кречета заслуживает всестороннего обозрения, и будем надеяться, что оно когда-нибудь будет написано. А я расскажу еще только один эпизод из жизни замечательного жеребца.

Это было в январе 1907 года. Под давлением общественного мнения Московское беговое общество решило организовать случной пункт и купить для него лучшего орловского рысака. У нас в России ни одно дело не может обойтись без бесконечных обсуждений и комиссий. Так и на этот раз была создана специальная комиссия в составе вице-президента Н.С. Пейча и членов Коноплина, Феодосиева, Костенского, Сахновского и Щёкина. Для обсуждения приглашали также Шнейдера и автора этих строк. После целого ряда заседаний комиссия пришла к соглашению и большинством голосов (против был один Сахновский) вынесла решение купить Питомца. Сахновский стоял за Кречета. Сразу после заседания комиссия в полном составе выехала на дачу наездника Гирни. Там собралось много охотников. Ветеринарный врач Оболенский доложил, что Питомец вполне здоров. Вывели Питомца. Момент был исторический, а Папаша, так называли Пейча, в такие моменты бывал велик! Он склонил Гирню уступить жеребца за 15 000 рублей плюс право ежегодно крыть им кобыл. Все мы окружили Питомца и стали его осматривать. Подошел и Сахновский, взглянул на Питомца, махнул рукой и громко сказал: «Не то купили!» – а после удалился со двора, ни с кем не простившись. Слова Сахновского оказались пророческими. Питомец получал лучших кобыл, но оказался бездарным производителем. А Кречет не имел такого изысканного и разнообразного подбора маток, но оказался выдающимся производителем.

Мегера 2.23,6 (Кречет – Мечта), р. 1898 г., зав. герцога Лейхтенбергского. Победительница Императорского приза 1904 г. Наездник А.В. Константинов

…На выводке в Ивановке после Кречета был показан его лучший сын Крот. Кочетков победоносно на нас оглянулся: он души не чаял в этой лошади и считал Крота лучшим жеребцом в заводе. Ни Афанасьев, ни я, однако, с этим не согласились. Крот был замечательной лошадью, но все же хуже своего отца Кречета. Это был пятивершковый вороной, белоногий жеребец, исключительно капитальный, необыкновенно глубокий и фризистый. Голова у Крота при этом была небольшая, линия верха замечательная, хотя круп был недостаточно длинен и несколько спущен. Шея у жеребца была очень характерная – дугой. Он напоминал коней, которых в изобилии кустари Сергиева Посада распространяли по всей России и которых можно было видеть в игрушечных магазинах обеих столиц. Сергиевские кустари воспроизводили в своих игрушках народный идеал лошади, сложившийся на Руси с давних времен. Понятно увлечение Кочеткова, простого русского человека, Кротом: в душе Кочеткова жил тот идеал лошади, который он видел с детства и который наяву воплотился в Кроте.

По своему происхождению Крот был чрезвычайно интересен: сын Кречета и одной из лучших кобыл Ивановского завода Долины. Долина была дочерью Кряжа и знаменитой шибаевской Дубровки, основательницы замечательного гнезда в Ивановском заводе, не бежала, но дала призовой приплод. Бабка Крота Дубровка дала в Ивановке известного Калача 4.58¼, Колдуна 3-го 5.14 и других. В родословной Крота довольно близко повторилось имя Красивого-Молодца.

Призовая карьера Крота сложилась удачно. Его рекорд 2.25 (четырех лет) для того времени был хорош. Три версты он прошел с резвостью 4.53 – тоже неплохо. Крот давал недурной и ровный приплод. Лучшей его дочерью стала Медаль 2.21. К несчастью, ее выдающийся приплод почти целиком погиб после революции в Сибири. Всего же от Крота бежало 15 лошадей, выигравших свыше 50 000 рублей.

Карс, последний жеребец линии Красивого-Молодца в то время в Ивановке, был уже немолод. Он был типичен, не имел недостатков, хотя шея у него и казалась грубой – возможно, из-за возраста. Карс имел недурную беговую карьеру. В 1896 году он выиграл Большой Тамбовский приз и такой же приз в Козлове; четырех лет стал победителем приза Воронцова-Дашкова в Санкт-Петербурге. Приплод его был ровный, дельный и резвый. Лучшим его сыном стал Калиф, показавший себя впоследствии выдающимся производителем. Отцом Карса был Калач, а матерью – Премия от Седобокого и Приметки. Сочетание Калач – Премия, давшее Карса, интересно тем, что в родословную вновь вводилась кровь Непобедимого-Молодца 1-го, отца Красивого-Молодца. Афанасьев очень внимательно осмотрел Карса и, видимо, не прочь был его купить. Почему эта покупка не состоялась, мне неизвестно.

Вслед за Карсом был показан победитель Императорского приза Перун. Он недавно поступил в завод, и от него были лишь отъемыши, которых мы с Афанасьевым особенно внимательно осмотрели. Среди них были замечательные жеребята. Перун при интересной бронзово-рыжей рубашке производил на езде импонирующее впечатление и казался лошадью исключительной капитальности. Я видел многие его победы на Семёновском ипподроме. На выводке он произвел на меня значительно меньшее впечатление. Перун относился к тем рысакам, которые на езде выглядят львами, но на выводке теряют. Перун был растянут, далеко не капитален и принадлежал к числу так называемых нарядных лошадей. И Афанасьеву, и мне он понравился значительно менее потомков Красивого-Молодца. В Ивановке Перуна ценили главным образом из-за призовой карьеры, но Кочетков справедливо указывал, что первые дети Перуна получились отменно хороши.

Перун имел блестящую призовую карьеру, выиграл Императорский приз и хорошо ехал все дистанции. Как производитель он не успел себя вполне выявить, но его дети из первой же ставки побежали, хотя ни одного классного рысака среди них не было.

Перун родился в 1898 году и был сыном мясниковского Петушка и Хозяйки. О его отце я обстоятельно говорил, разбирая завод графа Г.И. Рибопьера. Мать Перуна была замечательной во всех отношениях кобылой, я видел ее в ивановском табуне и долго не мог оторвать от нее глаз. Глядя на Хозяйку, я невольно вспомнил коптевское: «из этих костей можно точить биллиардные шары». В Хозяйке была особенная, ей одной присущая гармония форм при чрезвычайной массе. Этой кобылой невозможно было налюбоваться.

Хозяйка меня настолько заинтересовала, что я тогда же в конторе сделал кое-какие выписки о ее предках. Ввиду того что Хозяйка принадлежала к одной из лучших женских семей в Ивановском заводе, приведу далее таблицу заводской деятельности этой семьи. Таблица эта далеко не полная, но и она говорит многое каждому охотнику.

Из таблицы ясно, что Храпунья основала в Ивановском заводе замечательное гнездо, из которого вышли два победителя Императорского приза, много классных лошадей и целая серия кобыл, которые потом прославились в разных рысистых заводах.

Разыскания среди предков кобылы Хозяйки, матери Перуна, привели меня к весьма интересным результатам.

Хозяйка (Кряж – Херсонида) – гнедая кобыла, р. 1887 г., завода герцога Лейхтенбергского. Выдающаяся заводская матка в Ивановском заводе, давшая серию призовых лошадей. Сама не бежала. Была необыкновенно хороша по себе. Пала в 1910 году. Херсонида, мать Хозяйки, была дочерью Чародея завода В.Я. Тулинова и Хорошей, р. 1877 г. Помимо Хозяйки, она дала классную кобылу Хвальную 2.23 и других лошадей.

Хорошая, бабка Хозяйки с материнской стороны, – вороная кобыла, р. 1865 г., от Храпуньи и Грэй-Торнтона (Райнгэм – Мэри), серого жеребца, рожденного в Англии, норфолкской рысистой породы. Дочь Хорошей Ходис тая прославилась в Дубровском заводе, дав Безудержную; другая ее дочь, Ханша, была классной кобылой и имела рекорд 5.13.

Храпунья, прабабка Хозяйки, – вороная кобыла, р. 1857 г., от Хвальной и Лёгкого. Хреновской Лёгкий, сын Лебедя 4-го и Приятной, был подарен герцогу Лейхтенбергскому в 1847 году государем императором. Храпунья основала свое гнездо в Ивановке через двух дочерей – Хорошую и Хохлушку. Хохлушка оказалась выдающейся заводской маткой, оставив знаменитый приплод. Храпунья пала в 1878 году.