Золотое дело на Лене продолжалось, но о Гинцбургах в советской России предпочитали не вспоминать. Лишь ходил по Лене двухколесный пароход, бывший «Барон Альфред Гинцбург», который был заказан «Лензото» в 1912 году в Сормово, но его в 1920 году переименовали, и «Альфред» стал «Революционным»[332]. В 1920 году все прииски были национализированы, добыча золота упала в 15 раз. В 1925 году был заключен концессионный договор правительства СССР с английским обществом «Лена Гольдфильс лимитед», по которому оно получило в аренду сроком на 30 лет все прииски бывшего Ленского товарищества[333], однако концессия была досрочно ликвидирована в 1930 году. В 1932 году был организован Государственный всесоюзный золотопромышленный трест «Лензолото», который стал крупнейшим золотодобывающим предприятием в стране. Инженер В. Г. Лешков, работавший на Ленских приисках в 1950–1960-х годах, в своих воспоминаниях оценил старания дореволюционного правления АО «Лензото»:
Российские золотопромышленники сумели в крайне сложных природных условиях, в большой удаленности от центральных баз снабжения построить в относительно короткий срок надежную транспортную систему, ставшую основой промышленного развития золотых промыслов в богатейшем золотоносном районе Бодайбинки[334].
Сухой Лог в Бодайбинском районе Иркутской области разрабатывается и сегодня и считается крупнейшим неразработанным месторождением золота в мире: его запасы составили 40 млн унций (1244 тонны) со средним содержанием золота 2,3 грамма на тонну[335]. Ожидается, что до 2039 года разработка Сухого Лога принесет в российский бюджет более 470 млрд рублей[336]. Однако и в постсоветской России имя Альфреда Горациевича Гинцбурга как одного из руководителей золотопромышленного дела в Ленской тайге забыто.
Дж. Клиер в своей статье об изучении дореволюционной истории российского еврейства указал на важность тщательного исследования социальных и экономических аспектов деятельности российских евреев. «Где исследование о Гинцбургах — банкирах, штадланах, филантропах, которое продолжило бы первопроходческий труд Б. Ананьича?» — вопрошал он[337]. Можно считать настоящую статью откликом на этот призыв, хотя, конечно, это только эскиз, первое приближение к теме. Требуется дальнейшая тщательная работа по созданию полной биографии представителя одной из выдающихся еврейских семей России — барона Альфреда Гинцбурга.
Народоволец Савелий Златопольский
В Исполнительном комитете (в дальнейшем ИК) «Народной воли» было два революционера еврейского происхождения; об Аароне Зунделевиче недавно появилась подробная работа[338], Савелию Златопольскому же не посвящено ни одного специального исследования[339] и ни одной мемуарной статьи. Только народоволка Анна Корба, в силу того что они вместе были хозяевами конспиративной квартиры в Петербурге, уделила ему несколько абзацев. Даже народоволец Михаил Фроленко, которого, наряду с Николаем Колодкевичем, Златопольский называл своим ближайшим другом, оставил о нем всего несколько строк. И это несмотря на то, что Златопольский был оригинально мыслящим, ярким, действительно активным революционером. Народоволец погиб в Шлиссельбурге, поэтому от него не осталось практически никаких документов, кроме его показаний, найденных следствием конспиративных записок и коротеньких писем. Эти материалы, впервые собранные вместе во всей их полноте, и предлагаются вниманию читателя.
Савелий Соломонович (Шлемович) Златопольский происходил из еврейской мещанской семьи и родился в Елизаветграде в августе 1856 или 1857 года[340]. Информация о ранних годах его жизни практически отсутствует. Семья Златопольских была большой: у Савелия было три брата — Яков, Лев, Гирш (Александр) — и сестра Сарра (Софья). О родителях Златопольского почти ничего не известно: отец умер не ранее 1872 года, мать на момент ареста сына весной 1882 года проживала в Черкассах у родных. Что касается отношений в семье, то, видимо, они были теплыми. Об этом свидетельствуют публикуемые ниже письма Златопольского к родным, полные нежных слов. Трогательным представляется и такой эпизод: отец, зная страсть Савелия к охоте, подарил ему охотничий нож, который народоволец хранил до самого своего ареста[341].
Важно сказать о том, что старшие братья Александр и Лев, а также сестра Софья принимали деятельное участие в народническом движении, Лев даже был членом «Народной воли» до своего ареста в январе 1881 года (судился по процессу 20-ти, 9–15 февраля 1882 года). И если Лев по отбытии Карийской каторги умер в 1907 году в Чите[342], то Александр прожил гораздо дольше — он умер в 1932 году в Париже[343]. Вера Фигнер в 1907 году обращалась к нему с просьбой прислать какие-либо материалы о брате для сборника «Галерея шлиссельбургских узников»; просьбу свою она повторяла и в другом письме, но, видимо, материалов так и не получила[344].
Анна Корба передавала:
От самого Златопольского я слышала, что он родился в очень бедной еврейской семье в одной из южных губерний России в деревне. С малых лет у него появилось большое стремление к учению, и однажды, видя, что в родительском доме никто не собирается его учить, ни помочь ему поступить в школу, он ушел из дому, пробрался на большую дорогу и, спрашивая у встречных, как добраться до соседнего города, прошел большое расстояние и в конце концов пешком же добрался до Киева, где Златопольскому удалось получить первоначальное образование[345].
Сюда следует добавить, что, по всей видимости, будущий революционер поступил по примеру двух старших братьев: и Александр, и Лев учились в гимназии в Николаеве. Ее Савелий окончил в 1873 году с золотой медалью[346]. Его товарищ по гимназии Николай Кузьмин сообщал, что во время учебы в гимназии Златопольский не примыкал к социалистам[347].
Разумеется, кроме примера старших братьев важно учитывать и ту атмосферу, в которой формировался будущий революционер. Народники вспоминали, что в юные годы на складывание их как личностей решающее влияние оказало чтение — произведения Н. А. Некрасова, В. Г. Белинского, Д. И. Писарева, Н. А. Добролюбова, Н. Г. Чернышевского, В. В. Берви-Флеровского. Уже опубликованы «Исторические письма» П. Л. Лаврова, призывающие критически мыслящую молодежь отдать долг трудовому народу, уже появились «Государственность и анархия» М. А. Бакунина с известным «Прибавлением А», где доказывалось, как емко формулировал автор в другой своей работе, что «народ социалист по инстинкту и революционер по природе»[348]. У многих будущих народников тогда случился и религиозный кризис, приведший к атеизму. Похожие процессы должны были происходить в юности и у братьев Златопольских.
Сочувствие крестьянскому и рабочему населению, острое чувство несправедливости его положения, осознание неоплатного долга перед ним — вот основы этики многих молодых людей той эпохи. Неудивительно, что и высшее образование братья выбирают сугубо прикладное — они поступают в Технологический институт, Савелий присоединяется к ним в 1873 году. Дальнейшая судьба братьев вновь складывается синхронно: в 1875 году все трое оставляют институт. По официальным сведениям, будущий революционер бросает учебу «по слабому здоровью». Однако, скорее всего, братьев захватило общее желание пойти «в народ». В это же время Савелий познакомится в Петербурге с будущим народовольцем Григорием Гольденбергом, показания которого сыграют важную роль в его судьбе.
И Лев, и Александр вместе с сестрой Софьей отправились пропагандировать в деревню. Однако Савелий с ними не идет. Судя по его показаниям, ему очень импонировал призыв интеллигенции идти на помощь народу, но в то же время он чувствовал необходимость саморазвития и знакомства с реальной жизнью, прежде чем приступить к пропаганде. Златопольский возвращается в Николаев, где, по его словам, «занимается уроками и отчасти литературным трудом», сотрудничает с журналом «Николаевский вестник». В это время здесь складывается несколько народнических кружков; Златопольский находится в близком окружении Соломона Виттенберга, казненного 11 августа 1879 года в Одессе за подготовку покушения на императора[349], народниц сестер Феликсы и Валерии Левандовских; здесь с ним встречается будущая народоволка Фанни и ее брат, известный народник Михаил Морейнис. Фанни вспоминала, что именно Златопольский познакомил ее с основами народнической теории и этики, а затем даже направил в Одессу на квартиру Ивана Ковальского (позднее казненного 2 августа 1878 года в Одессе за вооруженное сопротивление при аресте), когда она решила уйти из дома и зарабатывать своим трудом. Бывший товарищ по николаевской гимназии Кузьмин показывал, что в 1877 или 1878 году Златопольский был в кружке Виттенберга и Александра Акимова, бывал на конспиративной квартире в доме Сидоренко и распространял запрещенную литературу[350].
Лев Дейч приводит в воспоминаниях такой образ Златопольского середины 1870-х:
Он до смешного любил корчить из себя большого конспиратора, вечно занятого будто бы таинственными заседаниями. Но каково же было наше изумление и вместе его конфуз, когда, однажды, вслед за его заявлением, что он торопится на какое-то спешное свидание, кто-то <…> столкнулся с ним всего лишь в бане! Легко представить себе, сколько острот, шуток и смеху вызвал этот случай, и как был пристыжен этот юный «конспиратор»[351].
Здесь возникает портрет не только увлеченного, но и увлекающегося Златопольского.
Михаил Фроленко вспоминал, что тогда, в 1875 году, оказавшись в Николаеве, он нашел «небольшую компанию радикалов, во главе которой стоял Ковальский»[352]. Последний был одним из первых народников, серьезно интересовавшихся штундистами. Вместе с Фроленко Златопольский и его товарищи вели среди них пропаганду, заводили связи с молоканами и штундистами, пытаясь обратить их внимание на политическую сторону жизни, отвлечь от сугубо религиозных вопросов. Их считали «носителями неиспорченного идеала народной жизни», как писал народник, а затем социал-демократ Георгий Плеханов[353]. Народникам представлялось, что гонимые правительством раскольники, штундисты, молокане своим положением предрасположены к недовольству существующим строем, а значит, их можно привлечь на свою сторону, внести в их религиозность политические элементы. Однако, по словам того же Фроленко, к концу лета 1875 года результаты пропаганды оказались неутешительными[354].
По всей видимости, Златопольскому этот опыт не показался бесполезным, так как в 1877 году он вновь уезжает, на этот раз в Одессу, а затем в Калужскую губернию для изучения другой секты — «воздвиганцев». При аресте 19 апреля 1882 года у него будут найдены рукописи и заметки, посвященные раскольникам и штундистам. Они были написаны для газеты «Русский курьер», с которой Златопольский сотрудничал под именем Константина Боголепова. Очевидно, интерес к данному направлению пропаганды у него никогда не пропадал. В этом смысле удивительно, что мемуаристы не называют Златопольского среди членов учрежденного в ноябре 1881 года «Христианского братства», которое и должно было вести пропаганду в среде раскольников и сектантов. Возможно, причина в том, что революционер тогда находился в Петербурге, или он просто был слишком занят другими партийными делами.