Вторая половина 1870-х годов — период, когда среди активной молодежи боролись «лавристы» и «бакунисты», сторонники постепенной социалистической пропаганды в народной среде и те, кто был убежден в готовности народа начать восстание уже сейчас. Коснулись ли эти искания Златопольского? Из имеющихся материалов можно заключить, что «лавризму» революционер сочувствовал лишь в смысле его этического наполнения — ему была близка идея помощи интеллигенции народу. Саму же теоретическую концепцию П. Л. Лаврова Златопольский упрекал в «шаткой постановке вследствие кабинетности ее, разобщения с русской народной жизнью»; к тому же Лаврова интересовали вопросы уж слишком отдаленного будущего, полагал он[355]. Одновременно само «хождение в народ» Златопольский воспринимал как «депутацию от интеллигенции к народу, представлявшим своего рода „terra incognita“», то есть чисто бакунистская убежденность в понимании, каков народ на самом деле, также была ему чужда. Таким образом, Златопольский — редкий пример молодого человека с предельно критической позицией по обоим теоретическим течениям того времени. Он отмечал в показаниях, что процесс 193-х (18 октября 1877 — 23 января 1878 года) интересовал его в том числе и как своеобразный итог «хождения в народ», он ждал, что активная молодежь откажется от наивного «лавризма».
Когда появляется программа «Земли и воли», она, по словам Златопольского, в большей степени соответствует его взглядам, но все же не вполне им удовлетворяет. В программе возникает указание на скорейший «насильственный переворот», хотя и говорится об анархии и коллективизме как о конечном политическом и экономическом идеале[356]. Златопольского же не устраивала оторванность программы от «вопросов чисто политического характера» и «преобладание в ней элементов чисто социалистических». Так, в программе говорилось, что политическим идеалом признается полное общинное самоуправление[357]. Таким образом, Златопольский довольно рано приходит к мысли о необходимости постановки перед революционной партией чисто политических задач.
Это приводит к тому, что, проживая в Одессе, одном из революционных центров, Златопольский находится в некоей изоляции. Свой взгляд на то, какие задачи должны стоять перед революционерами, он формулировал так:
Разногласие коренилось, главным образом, в оценке той роли, которую играет государство в сознании и жизни народа, и тех общих задач, которые партия ставит на очередь. Руководящим взглядом моим было признание за социализмом значения вероисповедания партии и отвести ему соответственное место; ближайшая задача — существующий строй политической жизни видоизменить настолько, чтобы народ получил возможность участвовать в решении вопросов общерусской жизни, т. е. формулировал я: революционная партия не упраздняет ни государства, ни религии, ни собственности, ни семьи, а, исходя из существующего политического и общественного строя, должна все силы направить к введению в России представительных народных учреждений[358].
Отсюда становится очевидным, что Златопольский — настоящий политический радикал, представляющий «безгосударственность» как нечто невозможное и отводящий социализму лишь роль вероисповедания партии. Значит, построение социалистического общества ему вовсе не видится обязательным. Из сказанного ясно, почему знакомства в 1878 году с будущими народовольцами Михаилом Грачевским, Андреем Желябовым и споры с ними не привели к его включению в какую бы то ни было организацию.
Оставаясь в Одессе, революционер ведет пропаганду своей сугубо политической точки зрения на задачи борьбы, не встречая, правда, сторонников.
Другой вопрос, волновавший в то время молодежь, касался терроризма как революционного метода. Прямых указаний на то, как развивались взгляды Савелия Златопольского по этому предмету, не имеется. Однако исходя из того, как близок он был сначала к Соломону Виттенбергу, готовившему покушение на императора, а затем и к Ивану Ковальскому, отстаивавшему вооруженное сопротивление как метод «пропаганды действием», можно сделать вывод, что, скорее всего, революционер не был против терроризма. Известный революционер, будущий социал-демократ Павел Аксельрод прямо называет Златопольского в 1878 году террористом[359]. Стоит сказать, что Савелий вполне легально ездил в Одессу во время суда над Ковальским в июле 1878 года (возможно, даже участвовал в спровоцированной известием о смертном приговоре Ковальскому демонстрации на Гулевой улице, вылившейся в стычку с полицией). Ответом на казнь Ковальского стало убийство в Петербурге Сергеем Кравчинским 4 августа 1878 года шефа жандармов Н. В. Мезенцова. Вряд ли Златопольский не поддержал это действие, вряд ли сам он не испытывал желания отомстить за казнь дорогого товарища.
Важной вехой в жизни революционера стало знакомство в июле 1879 года с единомышленником — будущим народовольцем Николаем Колодкевичем. Он рассказал новому знакомому о возникшем течении, которое оформилось в созданную в конце лета того же года «Народную волю». После выхода осенью 1879 года № 1 газеты «Народная воля» Златопольский, видимо, присоединяется к народовольцам. Важно добавить, что первый номер все еще не удовлетворял революционера полностью: его смущало «отсутствие прямого заявления о политическом перевороте как о задаче, не сопряженной непосредственно с насильственным осуществлением социалистических идеалов»[360].
Златопольский действует в Одессе как народоволец и, видимо, довольно быстро выдвигается на первые роли. Так, народоволец Василий Сухомлин вспоминал, что именно Златопольский тогда «поручал ему вести пропаганду среди рабочих Одессы»[361]. А Аксельрод писал, что в 1879 году Златопольский и другие народовольцы просили его отвезти в Харьков револьверы и патроны для Андрея Желябова[362]. Тогда они готовили покушение на императора Александра II под Москвой; в Одессу приехал Григорий Гольденберг, они встретились на квартире Колодкевича с Златопольским. Гольденберг рассказал о планирующемся теракте, Савелий Златопольский дал ему на это дело 300 рублей[363]. Но Гольденберга арестуют 14 ноября 1879 года на станции Елизаветград с полным чемоданом динамита, а через несколько месяцев, вследствие своей доверчивости, он откроет жандармам все, что ему было известно о подполье. Именно Гольденберг расскажет жандармам о том, что Савелий Златопольский в Одессе является центром народовольчества[364] (неудивительно, что народоволка Вера Фигнер будет знать его как одессита[365]), что он не только знал о готовящемся покушении народовольцев на императора под Одессой, но и дал на его осуществление деньги. В марте-апреле 1880 года, когда Колодкевич сообщил другу об оговоре Гольденберга, Златопольский перешел на нелегальное положение и бежал в Петербург[366].
К этому периоду относится его прием в члены ИК «Народной воли» вместе с Колодкевичем (они должны были пополнить ряды комитета вместо уже схваченных полицией Александра Квятковского, Николая Буха и Софии Ивановой)[367]. Любопытную характеристику Златопольскому дает Фигнер: «Мягкий и добрый, он не был импонирующим и влиятельным человеком»[368]. Как будто вторит ей другой народоволец Лев Тихомиров: «Весьма неглупый, с недурными организаторскими способностями, очень хороший человек, но все-таки величины средней»[369]. Вероятно, Златопольский был человеком, не умеющим мгновенно расположить к себе, не слишком харизматичным и ярким.
В то же время есть сведения, что оратором он был очень неплохим: близкий к народовольцам Леонтий Урсынович видел его в числе ораторов на одной из сходок с чернопередельцами; по словам мемуариста, свою эффектную речь он закончил словами: «Принцип революции — дерзайте!»[370] Анна Корба в письме к народовольцу Леониду Залкинду сообщала, что Савелий был «прирожденным пропагандистом», всегда окруженным учениками[371].
Другая интересная сторона революционной работы Златопольского — он некоторое время в 1880 году курировал связь народовольцев с Николаем Клеточниковым, агентом ИК в III Отделении и потом в Департаменте полиции. Арестованный 28 января 1881 года, тот дал откровенные показания на следствии, но установить личность одного из его «связных» жандармы так и не смогли. Клеточников давал такой портрет этого молодого человека, назвавшегося Алексеем Алексеевичем Петровым:
Молодой человек среднего роста, смуглый брюнет с курчавыми волосами, толстыми губами, грубыми чертами лица, почти негритянского типа, но, как по некоторым типическим особенностям, так и по некоторым намекам, я думаю, что он еврей. В июне или начале июля я начал посещать его квартиру на улице Казанской и Гороховой, в том подъезде, где помещается библиотека Иванова[372].
Других подробностей об этой связи Златопольского не имеется, но, учитывая хорошие организаторские способности, он как никто годился для подобной роли, когда Александру Михайлову не хватало сил на единоличное общение с агентом.
В ноябре 1880 года Златопольский отправился в Киев по поручению ИК. Еще в 1879 году, когда в Киеве распространялось народовольческое движение, здесь работал не только сам Златопольский, но и Колодкевич, Михаил Попов, Игнатий Иванов, приезжал сюда и Александр Михайлов с целью привести местные кружки к единому руководству в лице агентов ИК. По словам народовольца Александра Бычкова, здешняя «кружковщина, не желавшая знать ни центра, ни дисциплины», долго отстаивала «свое право на полную автономию»[373]. Особо выделялся кружок Исаака Левинского и братьев Владимира и Александра Бычковых. Указанные революционеры стремились к полной независимости, считая себя при этом народовольцами. Это позволяло им прибегать к известной широте в методах революционного действия. Они вынашивали планы самых разных экспроприаций, например, собирались ограбить студенческую кассу университета, самостоятельно принимали решения о террористических актах[374], так что скоро даже в Петербурге они стали известны как «жульнический кружок»[375]. Когда до ИК дошли слухи об их планах, было принято решение навести в Киеве порядок. Для этого сюда и послали Златопольского.
Сюжет, касающийся пребывания революционера в Киеве, стал известен жандармам благодаря целому ряду показаний предателей. В них возникает такой портрет Златопольского: на вид лет тридцати, брюнет с лохматой головой, кучерявый, с пробором по середине головы, небольшой черной бородой, с большими выразительными глазами и оттопыренными губами. По виду он принадлежал к интеллигенции, очень хорошо говорил, был одет как барин, по лицу и выговору напоминал еврея[376]. Видимо, Златопольский произвел самое сильное впечатление на Левинского, так как тот «относился к нему с уважением»[377]. Рабочему Якову Петлицкому «Владимир Львович», как Златопольский представился, рекомендовал продолжать пропаганду среди рабочих. Узнав о слежке за губернатором Н. П. Гессе и жандармским капитаном Г. П. Судейкиным с целью организовать на них покушение, он настаивал на приостановке всех террористических приготовлений, объясняя это тем, что они могут помешать большому предприятию в Петербурге[378]. Сам Златопольский в своих показаниях последнее уточнение опровергал, делая упор в первую очередь на том, что партийная дисциплина запрещает совершать теракты по своему усмотрению[379].
Другой киевлянин — Иван Саранчов, бывший сыном интенданта Киевского военного округа, сообщал следствию, что Владимира Львовича ему представили как агента ИК, который должен реорганизовать местную революционную группу. Он же знакомил Саранчова с задачами партии:
Начав общеизвестными местами политической экономии, перешел затем к положению рабочего класса в России и, находя его неудовлетворительным, говорил, что целесообразное улучшение его может последовать только «сверху», но т[ак] к[ак] нынешнее правительство неспособно или не желает приступить к этому улучшению, то надо другое правительство, которое обладало бы более широкими взглядами на экономическое положение народа, проникнуто было бы сознанием необходимости коренной перестройки экономического быта русского народа; но такое правительство возможно только после свержения нынешнего путем насильственного переворота, главным образом произведенного в столицах и главных административных центрах. Переворот должен быть произведен распропагандированными рабочими, но не одними, а при помощи войск, для чего необходимо все усилия направить к тому, чтобы приобрести сторонников между офицерами. Затем после переворота и учреждения Временного правительства последнее должно было бы путем декретов преобразовать экономический строй народа[380].
Выше уже было сказано о политических взглядах Златопольского, поэтому очевидно, что Саранчов вольно или невольно перевирает свой с ним разговор, представляя взгляды представителя ИК как чуть ли не якобинские. Опроверг это и сам Златопольский, когда ему были предъявлены показания Саранчова:
…Я высказал ему принципы программы «Народной воли», <…> но никоим образом не в том виде, как излагает ее Саранчов, не вводя идеи народного представительства в лице Земского собора как наиболее желательной формы осуществления ближайшей задачи партии «Народной воли»[381].