Посещала рабочий клуб, читала, но мне было не по себе. Любили друг друга и довольствовались этим.
Вдруг случилась беда: Павлуша должен был поехать в район, местечко Ружин[176], национализировать мельницу. Остановился у владельца мельницы. Ночью, видимо, подглядели бандиты, которые ограбили жителей, затем коснулись и «гостя». Забрали у него партийный билет, кожух (он был в моде) и пиджак ещё армейской формы. Предварительно связали всем руки.
Павлуша начал просить, умолять бандитов, они сжалились, отдали партбилет и кожух, себе <взяли> только пиджак, видимо, их интересовали деньги.
Когда <бандиты> от дома далеко уехали, Павлуша развязал всем руки, и <все> были рады, что остались живы.
Я, чтобы не оставаться одной дома, уехала домой к родителям. Для меня это была большая радость, также и у родителей, и всей семьи. <Павлуша> расстроенный после пережитого решил съездить за мной в Гайсин. Со всеми поделился, кроме меня.
Будучи уже дома, спросил меня, нашла ли в шкафу потери. Я всё пересмотрела и ничего не заподозрила. Тогда он в шутку спросил: «А мой пиджак нашла?» Тогда уже рассказал о происшествии. Вот так, в нашей жизни всякое бывает…
На второй год <супружества> в сентябре 1924 года я забеременела и начала плакать: как быть со стремлением учиться, рухнут все мои планы.
Павлуша уступил мне (как всегда), и мы решили, чтобы <я> сделала аборт. Когда гинеколог раньше согласился на это мероприятие, то во время процесса поставил меня в известность, что рискую остаться бесплодной, поскольку еще не рожала. Я испугалась и вышла из кабинета. Павлуша ожидал меня на улице. Увидя меня, он намерен был взять извозчика: он сразу подумал, что я хочу его успокоить. Пришли домой, опять начала плакать, Павлуша уже возмутился, мол, поступила по своему желанию. Я успокоилась.
У подруги родился мальчик Мися. И вот 18 мая 1925 года родилась у нас девочка, назвали её Розочка. Мама моя с младшим сынишкой Милей к нам приехали за три дня до родов. В то время еще было принято, чтобы для помощи договорились со старушкой-няней.
Я кормила девочку грудью, и росла настоящая Розочка, всем на радость, белокурая, пухленькая, к году начала ходить. Была красивой, забавной, все родные её очень любили.
Мы её одевали очень красиво. Павлуша получал партмаксимум[177], и нас <это> достаточно удовлетворяло. Мы с ней ездили в гости и в Киев, где я обновила свой наряд (пальто демисезонное, шляпку).
В мае 1927 года поехали на свадьбу к брату Грише. Он женился на тете Хане. Сохранилось фото: Розочка была одета в голубое шерстяное платье, которое ей прислали из Дашева бабушка Рива, тетя Фаня и Белла. Я ей пошила белое летнее пальтишко и белую шапочку. На всех мы произвели прекрасное впечатление. Нас сопровождала девушка, которая уже после старой няни смотрела за ребенком. Дети золовки Эстер, Сонечка и Лиля, дружили <с Розочкой>, есть даже фото трёх девочек.
Мы с ними ходили в Пролетарский сад, где бывали эстрады, детские утренники. Летом 1929 года Павлуша поехал в Кисловодск, а нам снял дачу в Будаевке, вблизи Боярки[178]. Там подлечили <Розочку> от коклюша, она сильно кашляла.
Вспомнила про беду, которую пережили, живя ещё в Бердичеве. В 1926 году у Павлуши заболел толстый палец на левой ноге, и он достал себе путевку в Кисловодск, так как боль была связана с сердцем: плохо кровь циркулировала. Мы вдвоём с Розочкой поехали на дачу в Псыщи[179] возле Житомира. Вдруг получаем 18 мая в Псыщи поздравительную телеграмму с днём рождения Розочки, из Киева. Я перепугалась насмерть. Что могло случиться с Павлушей? Я решила тут же поехать в Киев. Нас проводил на вокзал Монця, сын дядя Гершеля. Это было недалеко от местожительства родных, с которыми я всё время общалась. Я даже не телеграфировала тете Эстер, чтобы она нас встретила. Была в ужасе.
Добравшись до вокзала города Киева, условились с извозчиком доехать до улицы Гоголевской, квартира <в доме> 30. К моему счастью, встретила Павлушу, которого считала уже умершим. Он направился на лечение в четвертый санаторий. Оказалось, что у него образовалась гангрена, и в Кисловодск он не смог поехать и остался в Киеве полечиться. Мы с ним провели у тёти Эстер несколько дней, боли были у него невыносимые, и пришлось поступить в больницу. Благодаря хорошему хирургу его спасли от ампутирования ноги. Мы вдвоём с Розочкой вернулись на дачу. Путёвку в Кисловодск <муж> не использовал. Короче, лето прошло без удовольствия, но рады были, что вернулись домой, и Павлуша, подлечивший ногу, начал работать. В Бердичеве он уже, после председателя «Пищевкуса», работал замкомхозом[180]. В его распоряжении был театр[181]. Приезжал из Москвы на гастроли Еврейский художественный театр[182]. Его возглавлял артист Михоэлс[183]. Нам повезло, что все вещи — «Колдунью», «Двести тысяч», «Путешествие Вениамина III»[184] и т. д., мы всё посмотрели, у нас было два места во втором ряду. Какие только оперетты были в то время, нам <все> удалось посмотреть, а также выступления лучших артистов.
В объеме деятельности председателя комхоза <муж> занялся строительством нового дома, впоследствии ревизия нашла, что допущен перерасход по смете, и его сняли с работы и предали суду. С одной стороны, мы были рады случаю и переехали из Бердичева в Киев, где жили родные и <где, как мы надеялись,> мне удастся поступить в высшее учебное заведение. <С другой стороны>, сразу трудно было устроиться на работу, и квартиры у нас не было. Вопрос квартиры не волновал нас, сестра Павлуши <Эстер> встретила, как говорится, с распростёртыми руками. Работу он скоро нашёл лучше ранних. Был суд, и <Павлушу> присудили к одному году условно. Когда закончилось строительство дома, был дан приказ: объявить благодарность Шойхету Пинхосу Нахмановичу.
Итак, стремление наше переехать в Киев была достигнуто в феврале 1928 года.
Эстер, внимательная к нам и вообще, как было свойственно ей, встретила нас, и сразу нам не повезло. Идти по Гоголевской было скользко, и Розочку тётя <Эстер> вела за ручку: они поскользнулась и вдвоём упали. У Розочки получился вывих в тазобедренном суставе. Всю ночь кричала, ей было очень больно, и приговаривала: «Зачем вы поехали сюда, дома у меня ничего не болело!» Сразу не обратили внимания, но она ходить не сумела, и после рентгена наложили гипс, и в конце концов все пришло в норму и начала ходить, как ни в чём не бывало. Все эти переживания были в начале переезда из Бердичева в Киев.