– Борьба не подразумевает использование собственной силы, Кензи. Нужно учиться использовать их силу против них самих. Истории всегда будут сильнее. Они почти не чувствуют боли – ты не можешь причинить им никакого серьезного вреда. У них не идет кровь, а если их убить, они не умрут. Они умирают и возвращаются. Но если умрешь ты, то уже не вернешься.

– Я могу использовать оружие?

– Нет, Кензи, – ледяным тоном отрезаешь ты. – Никогда не носи оружия. Никогда не рассчитывай на то, что не является неотъемлемой частью твоего тела. Все остальное могут отобрать и использовать против тебя. А теперь поднимайся!

Бывали моменты, когда мне хотелось нарушить обещание, данное деду. И сейчас, глядя на острое лезвие ножа в руках срывающейся Истории, я испытываю жуткое сожаление, что не сделала этого. Но я не могла нарушить правил, установленных дедом. Иногда я нарушаю законы Архива или немного их искажаю, но всегда соблюдаю то, о чем говорил дед. И, похоже, он был прав, потому что я до сих пор жива.

Во всяком случае, до этого самого момента.

Джексон беспокойно переминается с ножом в руках, и я с первого взгляда могу сказать, что это не его оружие. Он к нему не привык. Это хорошо. Значит, у меня есть шанс отобрать его. Я снимаю желтую бандану и растягиваю ее между двумя руками. И заставляю себя улыбнуться, потому что, может, сейчас у него и есть преимущество в виде острого клинка, но, какой бы оборот ни принимала физическая борьба, она не прекращает быть борьбой ментальной.

– Джексон, – начинаю я, еще туже натягивая ткань. – Тебе вовсе не нужно…

И тут за его спиной я вижу какое-то движение. Там мелькает легкая неуловимая тень, черная фигура в серебристой короне. Это происходит так неожиданно, что я на мгновение отвлекаюсь и теряю бдительность.

Этим, конечно, пользуется Джексон и тут же бросается на меня.

Его конечности длиннее моих, и мне приходится несладко. Он дерется, как дикое животное в западне – отчаянно, бездумно. И нож держит неправильно, слишком низко, так что образуется зазор свободного пространства между рукой и клинком. Следующий удар он наносит со слепой яростью и так стремительно, что мне приходится отклониться назад. Я с трудом удерживаюсь на ногах. И тут мне приходит в голову план. Но чтобы его выполнить, мне придется подобраться слишком близко, а это может кончиться плохо, если у противника нож. Он снова делает выпад, и я стараюсь изогнуться так, чтобы обе мои руки оказались с одной стороны, одна под ножом, другая – над ним. Но я делаю это недостаточно быстро, и лезвие чиркает по моему предплечью. Кожу обжигает боль, но у меня появилась надежда: действительно, он делает неверный удар, я подаюсь вперед, подняв одну руку и опустив другую, так что нож оказывается в пространстве между моими руками и банданой. Он слишком поздно понимает, что это ловушка, и пытается отскочить назад, но я резко дергаю руку вниз, и нож оказывается в петле. Я затягиваю ее изо всех сил и в то же время бью ногой наугад по его зеленому балахону. Он отлетает назад и выпускает нож из рук.

Ткань разматывается, и нож падает мне в руки. Рукоятка бьет меня по ладони прямо в тот момент, когда он, как игрок в регби, бросается вперед, обхватывает меня за пояс и валит на пол, вышибая воздух из легких. Нож со звоном укатывается в темноту.

По крайней мере, теперь мы на равных. Может, он сильнее, и страх добавил ему энергии, но у него не было дедушки, который считал единоборства обязательным пунктом учебной программы. Я ухитряюсь высвободить из-под него ногу и упираюсь ею в стену, радуясь, что Коридоры такие узкие. Мне удается оттолкнуться и перекатиться через голову, так что я теперь над Джексоном и вовремя блокирую неуклюже занесенный кулак.

И тут прямо у его локтя, на полу, я вижу замочную скважину.

Я ее не отмечала и не знаю, куда ведет эта дверь. Я даже не знаю, подходит ли к ней мой ключ. Но я должна что-то сделать. Я высвобождаю свою руку с ключом, засаживаю ключ в скважину и поворачиваю, задержав дыхание перед тем, как слышу щелчок. И смотрю в дикие глаза Джексона, как раз в то мгновение, как дверь распахивается, и мы оба летим вниз.

Окружающее пространство меняется, и вместо того, чтобы упасть, мы несемся вперед и падаем прямо на холодный пол приемной Архива.

Краем глаза я вижу стол, знакомую табличку «Соблюдайте тишину» и стопку исписанных бумаг. Пара зеленых глаз над ними смотрит теперь на меня.

– Вообще-то это не комната Возврата, – говорит девушка со странным оживлением в голосе. Кажется, ее забавляет происходящее. Я замечаю, что волосы у нее теплого песочного оттенка.

– Вообще-то я в курсе, – рычу я, удерживая извивающегося, ругающегося и царапающегося Джексона на полу. – Мне бы не помешала помощь.

Я смогла удержать парня на месте не более пары секунд. Каким-то чудом ему все же удалось просунуть между нами колено. В тот момент, когда разбушевавшийся Джексон пинком отправляет меня на жесткий пол, молодая Библиотекарша наконец поднимается с места. Пока я в изнеможении валяюсь на полу, а Джексон поднимается на ноги, она в несколько шагов преодолевает расстояние между нами и бодро вонзает нечто тонкое, сверкающее и острое прямо ему в спину. Джексон изумленно распахивает глаза, и когда она поворачивает рукоятку, раздается потрескивание – словно поворачивается механизм в замке или ломается кость. Взгляд Джексона становится пустым и безжизненным. Девушка отступает назад, и он мешком валится на мраморный пол, – с тошнотворным звуком мертвого тела. Теперь я могу разглядеть, что в руках у Библиотекарши не оружие, а что-то вроде огромного ключа из сверкающего золота – с рукояткой и стержнем, но без зубцов.

– Это было круто! – резюмирует она.