Самой собой.
С отраженным, перевернутым изображением самой себя, с упрямо выпяченной челюстью, в нелепой желтой бандане – в глазах Истории. Чернота уже начала пожирать цвет его радужки, а это означает, что он срывается.
Джексон Лернер стоит, склонив голову набок, и удивленно таращится на меня. Копна спутанных рыжих волос свешивается на скулы. Он такой же тощий, как многие мальчишки в его годы, – складывается впечатление, что его вытянули вверх на каком-то гигантском станке. Я делаю незаметный шажок назад.
– Что за чертовщина? – сердито начинает он, сунув руки в карманы. – Это что, какой-то аттракцион или вроде того?
Я стараюсь говорить без выражения:
– Вообще-то нет.
– Что ж, это было круто, – говорит он, маскируя в браваде страх. Ничто не может быть опаснее страха. – Я хочу выбраться отсюда как можно скорее.
Он переминается с ноги на ногу, производя впечатление живого обычного парня из плоти и крови. Из плоти, если быть точной. Истории не могут истечь кровью. Он еще раз беспокойно переминается на месте, и тут его чернеющие глаза опускаются к моим рукам, туда, где на шнурке болтается ключ. Металл слегка поблескивает в полумраке.
– У тебя есть ключ, – говорит он, следя за покачивающимся ключом. – Почему ты просто не выпустишь меня отсюда? А?
Я уже слышу перемену в его голосе. Страх вытесняется агрессией.
– Ладно. – Дед посоветовал бы мне оставаться абсолютно спокойной.
– Чего встала столбом?! – рычит он. – Выпусти меня, я сказал.
– Ладно, – повторяю я, слегка подаваясь назад. – Я отведу тебя к правильной двери.
Я делаю еще один незаметный шажок назад. Он не движется с места.
– Просто открой вот эту. – Он тычет в ближайшую дверь с четким «Х» сверху.
– Не могу. Мы должны найти дверь с белым кругом, и затем…
– Открой эту чертову дверь! – орет он и протягивает руку к моему ключу. Я вовремя уворачиваюсь.
– Джексон! – одергиваю я, и от неожиданности он замирает. Я пробую другой подход. – Ты должен сказать мне, куда хочешь попасть. Все эти двери ведут в разные места. Некоторые вообще не открываются. А некоторые, хоть и открываются, ведут в очень и очень плохие места.
Злобу, перекосившую его лицо, сменяет растерянность, на лбу появляется горестная морщина, уголки рта печально опускаются.
– Я просто хочу домой.