Мир страданий

И хорошо, что мы в этом мире знаем страдания и смерть. Почему хорошо?

Потому, что в этом мире мы знаем не только страдания и смерть. По крайней мере, большинство обычных людей.

Радость простого солнечного рассвета нам знакома. Радость любви родительской и супружеской большинству тоже знакома. Радость рождения новой жизни большинство людей тоже видели. Даже если вокруг нищета и война, радость все-таки есть и она не одна.

И вот, если в мире, где есть радость, постоянно встречается также и страдание, то своим совместным действием, они формируют в человеке способность к состраданию. Человек, переживший боль, и милостию Божией пока изъятый из ее пекла, может понять страждущего рядом. И помочь, – хотя бы для того, чтобы эта помощь когда-то посетила и его.

К тебе подходит нищий, и если ты в душе философ, то непременно подумаешь: я ведь на самом деле только на волос отстою от его судьбы. Богу достаточно случайно кончиком ногтя оборвать тот ничтожный и незаметный нерв моего благополучия, который представляется мне надежным тросом, держащим крепкий якорь моей судьбы. И я стану, как этот нищий, в один миг. И тогда мою судьбу станет держать паутинка человеческой милости, а я, как философ, буду прозревать за нею мощный трос Божественного Промышления.

Размышление, на мой взгляд, вполне достаточное, чтобы расстегнуть кошелек.

Желаете ли убедиться, что размышление мое полностью жизненно обоснованно? Взгляните на судьбы олигархов, повелителей недавнего прошлого, еще десяток лет назад руливших империями, по воле как будто случайных обстоятельств, но так и не смогших заречься от сумы, тюрьмы, от петли и шальной пули, настигших их тоже по воле как будто бы случайных обстоятельств. Покажите мне хоть один народ древности, где его мудрецы не имели бы подобного рассуждения в качестве коронного, в качестве этакой кандидатской диссертации, написав которую, смертный принимался бы в число постигших начала мудрости!

Понял жизнь правильно – ты станешь сострадательным. Но ты ее никогда не поймешь без опыта собственных страданий. А сострадание – основа любви. На основе сострадания постепенно, Божьей милостью вырастает и еще нечто лучшее: способность радоваться счастью другого, этакая “анти-зависть". Вот эта штука в вечности нужна будет нам всякий миг, в то время как сострадание мы положим на пороге вечности – внутри оно нам уже не пригодится.

Вот первейшая Божия цель в создании того мира, в котором страдают.

А вторая цель – напоминание о вечности.

Сколько ни учи нас Писание и пророки, мы не стали бы веровать в вечность просто по их слову. Мы и так-то склонны плевать на эти вопросы с высокой башни. Но есть одна пушка, которая эту нашу толстокожесть все-таки пробивает. Это – вопиющая и кровавая несправедливость мира сего, в котором благоденствуют злодеи (хотя и недолго), а страждут добрые люди. Впрочем, страждут все, но хорошему человеку при прочих равных достанется всегда больше.

И любой из нас сразу, не раздумывая, согласится с тем, что если бы все кончалось только здешней жизнью, то ее Творец был бы несправедлив. Жутко несправедлив! Или вовсе даже не существовал бы!

И если ты способен не утонуть в этой мысли сразу по самые уши, то невольно подымаешь взгляд к облакам и слышишь: так Я вам и объясняю, словом, делом, всем, чем только можно, что с этой жизнью как раз ничего для вас и не кончается. Именно потому, что Я справедлив. Да еще и милостив.

Я готов вместе с вами взвыть: о, Боже! но ведь это слишком сильное средство, слишком болезненное напоминание! Но ответ я знаю заранее: ваше-то нечувствие к вечности еще гораздо больше! Даже такое средство помогает не всем. Страдая и перетаскивая через свой горб тягчайшие муки, люди ухитряются по-прежнему игнорировать вечность. Боятся, отпихиваются, как Василий Теркин: “и хотя бы плюнь ей в морду, если все пришло к концу”. – Это (подскажу забывшим) он смерти в морду плевал.

Наверное же, легко сообразить, что в вечности нас ждет что-то не менее тяжкое, если мы станем плеваться и не желаем к ней подготовиться.