Причем и это, по-хрущевски, осуществлялось всего за несколько лет, одним махом. Солдаты, может, и не прочь были бы “сократиться”, но ведь законы о воинской службе остались прежними! Солдат продолжали призывать, разве что посылали не учиться военному делу, а строить, на целину. А офицеров кромсали “по живому”, сотнями тысяч. Увольняли без специальности, без средств к существованию, без жилья. Увольняли опытнейшие кадры, прошедшие войну, командиров полков, дивизий, Героев Советского Союза. Расформировывали училища, полки, дивизии. Прекращались военно-технические разработки (как, например, стратегический бобмардировшик Мясищева, не имевший аналогов в мире), резали на металлолом первоклассные корабли, самолеты — Хрущев пришел к выводу, что они не нужны, если есть межконтинентальные ракеты и подводные лодки. Он ждал, что и Запад адекватно откликнется на миролюбивые жесты. Но Запад не отреагировал. Своих вооруженных сил сокращать не стал. И ядерные испытания продолжал…
Что же касается мирового противостояния, то Никита Сергеевич все равно рассчитывал взять в нем верх. Только другими, не военными методами. В 1950-х — 1960-х стала окончательно распадаться колониальная система. И распадаться очень бурно, владычество прежних хозяев одна за другой свергали страны Азии, потом перекинулось на Африку. А Советский Союз взялся перетягивать их под свое покровительство. Практически возвращался троцкистский курс на “пролетарский интернационализм”, на “мировую революцию” — но “интернационализм” проявлялся в совершенно кариктурных формах.
Развернулось беспрецедентное по своим масштабам финансирование режимов, которые объявлялись “дружественными”. И эти режимы охотно выражали “дружбу”, чтобы подоить Советский Союз. Колоссальные народные средства потекли за рубеж. Хотя с подобной политикой Хрущев раз за разом садился в лужу. Объединенной Арабской республике выделили кредит в 100 млн. долл на строительство Асуанской ГЭС, оказали помощь против агрессии Англии, Франции и Израиля в 1956 г. — а эта республика преследовала коммунистов. То же самое случилось с Ираком. В защиту Конго Хрущев стучал ботинком на трибуне ООН, обещав показать противникам “кузькину мать” — а Конго отнеслось к СССР более чем прохладно.
Зато Москва кардинально поссорилась с Китаем. Как уже отмечалось, Мао Цзэдун был недоволен атакой против “культа личности”. А в попытках распространения своего влияния на освободившиеся страны СССР и Китай оказались конкурентами. Мао тоже претендовал, чтобы втянуть их в русло своей политики. И порой получалось так, что Москва “кормила” то или иное “прогресивное” правительство, а оно вдруг перекидывалось под эгиду Пекина.
Но на взаимоотношения с Китаем наложился еще один важный фактор. Наша страна помогала китайцам создать атомную бомбу, велись совместные разработки. Однако во время визита Хрущева в США и переговоров с Эйзенхауэром Никите Сергеевичу внушили, что ради “разрядки” надо ограничить распространение ядерного оружия. Он согласился (разумеется, в одностороннем порядке, поскольку это оружие разрабатывали Англия, Франция). И после Америки отправился в Китай, принялся убеждать Мао в миролюбии Эйзенхауэра. Мао Цзэдуну это пришлось очень не по душе. Он отреагировал резкими заявлениями. Тогда из Китая отозвали советских специалистов, совместные ядерные работы были прекращены. Китай тоже предпринял недружественные шаги. А окончательный разрыв вызвал доклад Суслова, обвинившего Китай в “империалистических устремлениях”. В результате вся социалистическая система дала трещины и стала распадаться на отдельные блоки.
Однако и политика Запада вывела Никиту Сергеевича из себя. Когда очередные предложения по “германскому вопросу” были отвергнуты, он сплеча дал команду, и в одну ночь вокруг Западного Берлина была построена стена. Страны НАТО тут же поймали его на нарушении Потсдамских соглашений — о свободе передвижения по Берлину. И Берлинский кризис 1961 г. чуть не привел к столкновению в Европе.
А затем США начали размещать ядерные ракеты в Турции. Хрущев в ответ заключил соглашение с Фиделем Кастро и направил советские ракеты средней дальности для установки на Кубе. Но Кеннеди занял жесткую позицию. Объявил морскую блокаду острова и потребовал убрать ракеты, пригрозив, что в противном случае они будут уничтожены. Разразился Карибский кризис, который вообще поставил мир на грань ядерной войны. Вооруженные силы НАТО и Варшавского договора были приведены в полную боевую готовность. И первым не выдержал Хрущев. Дал согласие вывезти ракеты под контролем ООН, а за это выдвинул условия, чтобы Кеннеди не трогал Кубу и убрал ракеты из Турции. Как думаете, принял их американский президент? Частично. Пообещал, что Фиделя Кастро, так и быть, оставят в покое. А требование насчет ракет в Турции предпочел проигнорировать [27]. Но Никита Сергеевич удовлетворился и этим, не настаивал. Советские ракеты демонтировали, погрузили на суда и повезли домой. Американские остались на своих местах…
Ну а ко всему прочему в Советском Союзе развернулись глобальные “реформы” промышленности. В 1957 г. был взят курс на децентрализацию народного хозяйства. Отраслевые министерства, союзные или республиканские, ликвидировались. Вместо них создавались совнархозы по территориальному признаку. В том или ином регионе заводы и фабрики, принадлежавшие к разным ведомствам и выпускавшие разную продукцию, должны были объединяться под общим руководством и взаимодействовать между собой. Это привело к хаосу, нарушению снабжения и финансирования, рвались отраслевые связи, рушились инфраструктуры. Чтобы выправить положение, над региональными стали создаваться республиканские совнархозы, а потом и общесоюзный.
Несмотря на эти неурядицы, в 1959 г. на XXI съезде партии, был выдвинут лозунг “Догнать и перегнать Америку”. Съезд принял план не пяти-, а семилетки. Поскольку за 7 лет как раз и предполагалось догнать и перегнать — не только по общему объему продукции, но и по показателям на душу населения. Обеспечить в Советском Союзе самый высокий в мире уровень жизни! И именно таким “мирным соревнованием” Хрущев намеревался победить империализм. “Догнать и перегнать”, а там и сами американцы сообразят, что при советском строе жить лучше. И в 1959 г. Никита Сергеевич, путешествуя по США, уверенно говорил американцам: “Ваши внуки будут жить при коммунизме”.
А в 1961 г. открылся XXII съезд. На него Хрущев собрал многих собственных выдвиженцев. И съезд прошел под флагом полной “десталинизации”. Снова на мертвого вождя изливались моря грязи. Навешивалось уже все, что только можно было навесить, вплоть до убийства Кирова. Антисталинские настроения дошли до настоящей истерии. Старуха Лазуркина, член партии с 1902 г., успевшая посидеть в лагерях, объявила, что ей во сне привиделся Ленин и сказал: “Мне неприятно быть рядом со Сталиным, который столько бед принес партии” — и съезд постановил вынести тело Иосифа Виссарионовича из мавзолея. По всей стране развернулся повальный снос памятников Сталину, переименований, изъятие из библиотек книг Сталина или о Сталине, уничтожение картин, портретов, бюстов. Словом, всего, что понаделали в свое время, восхваляя Сталина.
Но на этом же съезде была принята программа построения в СССР коммунизма. Причем на все про все отводилось 20 лет. До 1971 г. — построение материально-технической базы, а до 1981 г. — само вступление в коммунизм! В тот самый “рай земной”, ради которого осуществлялась революция 1917 г. В тот “рай”, где будет “от каждого по способностям, каждому по потребностям”, будут преодолены противоречия между городом и деревней, между умственным и физическим трудом. И где, как учил Маркс, даже отпадет надобность в самом государстве. Конечно, этот аспект оставался скользким — как же без государства-то? Но Хрущева это ничуть не смутило. Указывалось, что государство при коммунизме передаст свои функции “органам самоуправления трудящихся”.
И сращивание “умственного труда с физическим” началось в ходе хрущевской “культурной революции”. Снова, как и в начале 1930-х, росло количество вузов, техникумов, а особенно вечерних и заочных отделений, чтобы люди могли обучаться, не отрываясь от производства. Прошла и реформа образования. В школах требовалось учиться 11 лет, но учеба должна была сочетаться с работой на производстве или в сельском хозйстве. А при поступлении в вузы получали приоритет выходцы с заводов и из колхозов со стажем работы не менее двух лет. Летом студентов отправляли на “полуканикулы” — на стройки или целину. Соединяя “умственный труд с физическим”, студентов и персонал научных учреждений стали широко привлекать для сельскохозяйственных, погрузочных, строительных работ.
Некоторые нововведения сразу провалилились. Например, соединение учебы в школе с работой. Предприятия на местах не имели возможности устроить детей, да и не нуждались в малолетних и ничего не умеющих “работниках”. Но, тем не менее, и это не отменялось. И школы приписывали “профессиональное обучение” формально, ради галочки, выкручивались разными хитростями. Что касается привлечения студентов “от станка” и “от сохи”, то оно резко снизило уровень подготовки специалистов. Ну а использование ученых, инженеров, студентов в качестве черной рабочей силы оказалось полезным для местных руководителей, позволяло решить многие проблемы. И оно внедрилось широко и повсеместно, стало одной из уродливых особенностей советской действительности.
Сама же задача “построения материально-технической базы коммунизма” вылилась в очередной рывок штурмовщины. При этом наращивание производства осуществлялось не за счет модернизации существующих, а за счет строительства все новых и новых предприятий. И, между прочим, стоит обратить внимание на географию развернувшихся новостроек. Традиционные регионы российской промышленности оставлялись почти без внимания. Тут работали по-старому, на стареющем оборудовании. Вместо этого средства вкладывались в развитие республик Прибалтики, Закавказья, Казахстана, Средней Азии. Туда же направлялись русские специалисты, стали перетекать рабочие кадры. В общем волей-неволей закрадываются подозрения, что уже тогда “силами неведомыми” закладывались основы плана, коему суждено было реализоваться в 1991 г.
Так же, как во времена сталинской индустриализации и послевоенного восстановления хозяйства, отдавались приоритеты развитию тяжелой промышленности, производству средств производства. Но “перекосы” еще и превысили сталинские! Если к 1953 г. на тяжелую индустрию приходилось 70 % продукции, то к началу 1960-х крен достиг 75 %. Товары широкого потребления исчезали с прилавков. Но ведь и сельское хозяйство было разрушено! А выигрыш от освоения целины оказался обманчивым. С одной стороны, распашка земель погубила обширные степные пастбища, а, с другой, началась эрозия почвы, она быстро истощалась. И уже в начале 1960-х урожайность здесь упала на 65 %.
В начале 1960-х страна вдруг очутилась на грани голода. Более-менее сносное обеспечение поддерживалось только для Москвы, Ленинграда, столиц союзных республик. В других местах положение становилось все хуже. Карточки не вводились, но негласно продажу продуктов сделали нормированной. Хлеб давали по буханке на руки, и у магазинов с ночи выстраивались очереди, протянувшиеся на километры. Их занимали целыми семьями вплоть до стариков и грудных детей — когда хлеб привезут (если привезут), получить на каждого по буханке. Правительство пыталось лгать. Объясняло, что люди стали жить лучше, больше покупать, поэтому и не хватает продуктов и промтоваров [94]. И решило выкрутиться из положения за счет простых людей. Цены на продукты питания были повышены на 25–30 %, а тарифные расценки на производстве понизились на треть.
В народе стало нарастать недовольство. А кое-где оно прорывалось и открытым возмущением. В Новосибирске и Караганде Хрущеву пришлось с помощью охраны убегать от разбушевавшихся людей. Из Горького, после выступления на митинге, он был вынужден уезжать тайком, под покровом ночи — боялся, что возмущенные горожане его поймают. В Киеве, Новороссийске, Ташкенте его встречали шквалами негодования. А на совещании работников сельского хозяйства, проходившем в Киеве, буфетчица бросилась на Хрущева и Подгорного с кухонным ножом [63].
Возникали стихийные волнения в Москве, Ленинграде, Александрове, Муроме. А особенно сильно протест выплеснулся в Новочеркасске. Из-за роста цен и снижения тарифных расценок забастовало 7 тыс. рабочих, пошли к горкому партии излагать требования. Для подавления из Москвы прибыли Микоян, Суслов, Козлов. И расправились жесточайше. На забастовщиков бросили войска, 80 человек было убито, сотни ранены, 9 участников беспорядков объявили зачинщиками и расстреляли, более 100 посадили. И весь Новочеркасск капитально “почистили”, выселив многих жителей в Сибирь [168].
Но кровью и арестами проблему надвигающегося голода было решить невозможно. И Хрущев нашел выход — приобрести продовольствие за границей. В США. В качестве “временной меры” было закуплено 12 млн тонн зерна на сумму 1 млрд долл [27]. И этой “временной мере” суждено было стать постоянной. В 1920-х — 1940-х гг российскому крестьянству приходилось очень тяжко. Но сельскохозяйственная продукция экспортироовалась! Была главным источником золотовалютных поступлений. В 1960-х колхозникам приходилось не лучше, но сельхозпродукцию начали импортировать. А советское золото и валюта потекли в сейфы американских торговых корпораций. В общем, “догоняли и перегоняли Америку”!..
Неудачи не обескуражили Никиту Сергеевича. Он готов был вести дальнейшие реформы. Например, вообще разделил парторганизации в республиках, областях, районах по производственному признаку — чтобы везде было по две парторганизации, одна занимается промышленностью, а другая сельским хозяйством. Такому же делению подвергся комсомол.