Ну а дальше покатились одна за другой международные инициативы Хрущева. Осенью 1954 г. Никита Сергеевич с Микояном и Булганиным отправился в Пекин. Уступил Китаю все советские права в Маньчжурии, отдал Порт-Артур и Дальний. Сталин такие обещания тоже давал, но с оглядкой на дальнейшую политику Мао Цздуна, с созданием совместных предприятий. Теперь построенные русскими базы, железные дороги отдавались сразу и безоговорочно. А все созданные совместные предприятия были ликвидированы, их передали в исключительную собственность Китаю. Вдобавок Пекину еще и предоставили новые крупные кредиты.
Взаимоотношения с Западом оставались напряженными. Правда, в 1953 г. при участии СССР и Китая был заключен мир в Корее. Удалось достичь договоренность и о примирении во Вьетнаме. Но на урегулирование спорных вопросов в Европе американцы и их союзники упрямо не соглашались. В январе 1954 г. в Берлине все же собралась конференция министров иностранных дел США, Англии, Франции и СССР. Поскольку западные державы рекламировали “оборонительный характер” НАТО, Советский Союз предложил, чтобы и его приняли в эту организацию, а в Европе была создана система коллективной безопасности с участием США. Однако и эти предложения были отвергнуты.
Запад продолжал конфронтацию, возникали новые военные блоки: в 1954 г. — СЕАТО, в 1955 г. — СЕНТО, куда американцы и англичане вовлекли 25 государств Европы и Азии. Наконец, в октябре 1954 г. было принято решение о вступлении в НАТО ФРГ. Еще не так давно поверженная Германия признавалась полноправной союзницей западных держав и вооружалась — понятно против кого. Советский Союз отреагировал. В мае 1955 г. в Варшаве состоялось совещание социалистических стран, где они заключили соглашение о создании своего военного блока, Организации Варшавского Договора — с объединенным командованием, политическим консультативным советом.
Но… в то самое время, когда советские средства масовой информации превозносили эту акцию, без особого шума совершилось еще одно действие. 15 мая, на следующий день после подписания Варшавского Договора, СССР заключил соглашение с западными державами о выводе наших войск из Австрии. Без каких-либо уступок с их стороны, без какой-либо готовности к компромиссам. В одностороннем порядке был отдан важнейший стратегический плацдарм в Центральной Европе! Да и австрийцы были настроены к присутствию наших гарнизонов вполне благожелательно, куда лучше немцев и венгров, ни провокаций, ни демонстраций не устраивали. Словом, точно так же, как масоны-“реформаторы” при Александре II отдали Аляску, как отдавали территории Ленин и Троцкий, так и очередные реформаторы принялись сдавать российские позиции.
Не успели осмыслиться одни “инициативы”, как грянули другие. В конце мая 1955 г. Хрущев, Микоян и Булганин нанесли визит в Югославию. И восстановили “дружбу”. Извинились, опять же, в одностороннем порядке. Вину за разрыв отношений полностью признали “нашей”, возложили только на Советский Союз. А Тито еще и кочевряжился, задирал нос, демонстрировал обиды. Но советская делегация по всем вопросам уступила и, разумеется, согласилась на огромную экономическую помощь — в которой Югославия, пребывавшая в изоляции, очень нуждалась. Взамен СССР не получил ничего, кроме заверений о “дружбе” и “сотрудничестве”. Белград сохранил “особую позицию”, не примкнув ни к Варшавскому Договору, ни к Совету экономической взаимопомощи.
В июле 1955 г. в Женеве впервые после Потсдама состоялась конференция глав великих держав — Хрущева, Эйзенхауэра, Идена и Фора. Она завершилась полным провалом. Все советские предложения по коллективной безопасности, по “германскому вопросу”, Запад дружно и однозначно отмел. Тем не менее, и за рубежом, и в Советском Союзе конференцию пропагандировали как крупнейший успех. Писали о “духе Женевы”, о том, что встреча показала возможность сотрудничества, продолжения переговоров…
И продолжили. В сентябре 1955 г. состоялся визит в Москву западногерманского канцлера Аденауэра, в ходе которого Советский Союз признал ФРГ и установил дипломатические отношения. Снова в одностороннем порядке! Потому что Запад и не думал признавать ГДР, а советские предложения по Западному Берлину (например, о предоставлении ему статуса вольного города) отвергал. В угоду Аденауэру Хрущев сделал и широкий жест “доброй воли”. Были отпущены на свободу и возвращены Германии все пленные, остававшиеся после войны в советских лагерях. А заодно с ними освободили тех, кто сидел за сотрудничество с оккупантами! [27] Что ж, это был следующий, хрущевский этап разрушения ГУЛАГа. Оставались в лагерях люди, осужденные невиновно, по оговору, за неосторожное слово. Только что отправили за решетку советских разведчиков, как “людей Берии”. А в это время выпускали на волю бывших полицаев, старост, бургомистров.
А в октябре 1955 г. Хрущев совершил турне в Индию, Бирму, Афганистан. В государства, которые не стали социалистическими, не стали и союзниками СССР, но и к антисоветским военным блокам не приоединились. И им тоже были выделены громадные кредиты на экономическое развитие! (К примеру, 135 млн. долл. на строительство только одного металлургического комплекса в Индии) Таким образом устанавливалось правило, что даже нейтралитет в мировом противостоянии будет вознаграждаться за счет Советского Союза!
Подобные повороты в международной политике определялись, конечно же, не только ошибками Хрущева и его чрезмерным миролюбием. Факты показывают, что он далеко не всегда бывал миролюбивым. Видать, направляли, подсказывали. Участником почти всех внешнеполитических акций был один из его ближайших соратников в данный период, Микоян. Вероятно, и другие лица в его окружении действовали. А оно было очень не простым, это окружение. Допустим, имеются сообщения, что зять Хрущева Аджубей участвовал в совещаниях зарубежных финансово-политических кругов по “новому мировому порядку”. Кстати, он был главным редактором “Известий”. Тоже ведь любопытная газета. Можно сказать, с определенными “традициями”. Основана Свердловым, потом ее возглавлял Бухарин… А когда в 1993 г. на Пасху произойдет ритуальное убийство трех монахов-новомученников в Оптинской пустыни, именно “Известия” запустят мерзость о версии убийства “на почве гомосексуализма” [121].
Но это будет еще не скоро. А пока внешнеполитические шаги, кроме ущерба России, давали Хрущеву весомый политический выигрыш. Он одолевал своих коллег по заговору. Молотов был против примирения с Югославией, против договора об Австрии — его вынудили каяться. Точно так же ослабли позиции Кагановича. А зарубежные средства масовой информации превозносили Никиту Сергеевича как мудрого и прогрессивного политика. В 1953 г., даже свергнув Берию, он еще не воспринимался как “вождь” и персональный лидер. Для советских людей, партийных работников он оставался “одним из многих”. Авторитет того же Молотова был гораздо выше. И как раз то обстоятельство, что Хрущев раз за разом представлял СССР на международной арене, что его “признали” Америка, Англия, Франция и др. обеспечили ему положение лидера внутри страны. Без его “признания” Западом был бы невозможен взрыв “политической мины” на ХХ съезде партии.
Делегаты на него тщательно подбирались, в основном из партийных аппаратчиков. И в конце съезда Хрущев объявил закрытое заседение, без прессы и представителей иностранных компартий, где 4 часа зачитывал “секретный доклад” подготовленный профессором Поспеловым. Использовались в общем-то старые троцкистские аргументы — ленинское “завещание”, история о том, как Сталин обидел Крупскую, как извратил нормы “партийной демократии”. Осуждались репрессии, на Сталина навешивалась и вина за поражения 1941 — 42 гг (в том числе, Хрущев перевалил на него собственную вину за катастрофу под Харьковом). Но коллективизация, “перегибы” индустриализации, голодомор обходились стороной. Осуждались только репрессии против коммунистов. Да и то не всех. Участников “уклонов” и оппозиций Хрущев не коснулся. Реабилитировались военные — Тухачевский, Якир, Блюхер и пр. И ряд партийных деятелей — Косиор, Постышев, Чубарь и др. (как ни парадоксально, это оказались в основном те, кто попал под расстрел за актвное участие в “ежовщине”). В целом же делегатам преподносился образ тирана и злодея Сталина и призывалось вернуться в истинному ленинизму.
“Секретность” доклада оказалась мнимой. Хотя по решению Президиума ЦК он предполагался именно секретным и только секретным, Хрущев и его приближенные постарались заблаговременно отпечатать его в виде книжечки, которая выдавалась делегатам съезда, потом стала рассылаться как бы только для коммунистов, но выдавалась и беспартийным. Собрания по обсуждению доклада были проведены на предприятиях, в колхозах, воинских частях, даже в школах среди старшеклассников. Книжечка шла и в иностранные компартии, ее содержание попало в западную прессу.
Это вызвало сильнейшее брожение в умах. Падал авторитет самой власти — если система столько лет была преступной, то ведь нынче правили выходцы из той же системы. С другой стороны, слишком многие коммунисты возмущались нападками на Сталина. И партийному руководству пришлось дать обратный ход. В июне ЦК КПСС принял постановление “О преодолении культа личности и его последствий”, где в целом курс партии при Сталине объявлялся верным, “некоторые ограничения внутрипартийной и советской демократии” признавались неизбежными “в условиях ожесточенной борьбы с классовым врагом”. А “перегибы” объяснялись личными недостатками Сталина.
Только с 1956 г. стало осуществляться окончательное преобразование ГУЛАГв. Он был переименован в исправительно-трудовые лагеря, в места заключения направлялись комиссии для пересмотра дел с правом немедленного освобождения. А всего в 1956–1962 гг было реабилитировано 700 тыс. человек. Центральная ревизионная комисия реабилитировала и восстановила в партии около 30 тыс. человек. Отнюдь не миллионы. Причем это количество реабилитированных относится к тем, кто был репрессирован за все годы сталинского правления, в том числе и казненным, умершим в заключении. Остальные признавались осужденными справедливо. Их, правда, тоже начали освобождать, но без реабилитаций. Выпускали после того, как отбыли свой срок, не навешивая новых. Применяли условно-досрочное освобождение, “актировку” по болезням…
Охаивание прежнего руководства и прежней политики сказалось и за рубежом. Резко упал авторитет СССР в иностранных компартиях. Испортились отношения с Китаем — Мао Цзэдун счел такое поведение Хрущева некрасивым и “ревизионистским”. В Чехословакии, Польше, Германии, Венгрии начались волнения. Раз курс Сталина был “преступным”, то стоило ли оставаться в социалистическом лагере? Эти настроения умело подогревались западной агентурой. Ее, надо сказать, заранее готовили, обучали. В рамках операции “Красная шапка — красные носки” ЦРУ осуществляло спецподготовку вернерских, чешских, польских, румынских эмигрантов, которые должны были организовать “движение сопротивления” в своих странах. Вблизи границ создавались склады оружия для этих “движений сопротивления”.
Правда, в большинстве социалистических государств серьезные беспорядки удалось предотвратить, но в Венгрии дошло до восстания. На сторону мятежников перешло правительство, создавались отряды добровольцев. Тут как тут оказались и инструкторы из-за рубежа, и оружие… Повстанцы принялись убивать советских солдат, сотрудников своих органов госбезопасности и всех, кого обвяняли в просоветских симпаниях. Подключились не только венгерские “эмигрантские” организации, но и русские. НТС создал “полевой штаб” в Вене, направил в Венгрию своих активистов, которые действовали в составе повстанческих отрядов, пытались вести агитацию в советских частях.
Но тут Хрущев проявил решительность. Было заранее получено одобрение от всех стран Варшавского Договора, а также Югославии и Китая, и в Венгрию двинулись войска. Восстание подавили быстро, хотя и с тяжелыми боями, с обеих сторон погибло 20 тыс. человек. А Запад на призывы мятежников о помощи не откликнулся. Ввязываться в войну за какую-то Венгрию он не собирался. Так и пусть ее подавляют. Пусть сохраняется память о “жертвах революции”, пусть нарастают русофобские настроения. Потом пригодится.
Раскол и разброд, вызванный антисталинской кампанией в социалистическом лагере, пошатнули авторитет Хрущева. А вдовакок он начал свои очередные реформы — по децентрализации народного хозяйства, силовому внедрения кукурузы, политике “броска вперед”. Это сплотило против него других партийных руководителей. Как писал Шепилов, “бессистемный поток самых невероятных, смешных, неграмотных инициатив и указаний Хрущева уже к весне 1957 года сделал для всех очевидным: Хрущева надо убирать, пока он не наломал дров”. И в июне, когда он отправился с визитом в Финляндию, президиум ЦК попытался его снять.
Кстати, проголосовали за это вполне законно, в рамках “партийной демократии”. Ан не тут-то было. На стороне первого секретаря остался Жуков. Пригрозил, что решению президиума не подчинится и обратится к армии, военными самолетами экстренно перебросил в Москву членов ЦК, чтобы вынести вопрос на пленум. А антисталинские “разоблачения” дали Хрущеву мощное оружие против своих конкурентов. На пленуме были вывалены материалы об участии в репрессиях его противников — Молотова, Маленкова, Кагановича. И их песенка была спета. Их вместе с несколькими сторонниками объявили “антипартийной группой”, поснимали с постов.
А вскоре и Жукову пришлось пожалеть о своей поддержке Хрущева. Никита Сергеевич начал опасаться слишком популярного маршала. Всего через четыре месяца после победы над “антипартийной группой”, когда министр обороны поехал за границу, Хрущев провел постановление “о культе личности Жукова и его склонности к авантюризму, открывающему путь к бонапартизму”. Маршал был уволен со всех должностей и отправлен в отставку. А в марте 1958 г. Никита Сергеевич отстранил и Булганина, и сам занял его место во главе правительства. Стал единовластным правителем.