Книги

Angst

22
18
20
22
24
26
28
30

«Самым простым способом саботажа экономики противника было фальшивомонетничество. Еще Наполеон Бонапарт печатал поддельные российские ассигнации во время похода на Москву. Человек-торт старался так сильно, что после войны фальшивок обнаружилось на 70 миллионов больше, чем оригинальных купюр. Но больше всего прославились нацисты, наладив подпольное производство первоклассных английских фунтов в ходе операции «Бернхард».

В двадцатом веке излюбленными инструментами давления стали дипломатия и шпионаж. Ну а новая эпоха с её повсеместной цифровизацией и глобализацией заново открыла экономический и информационный фронты. Изменился масштаб: если раньше методы экономического, политического, психологического или информационного давления были скорее вспомогательными, то теперь они стали основными. Концепция гибридного противостояния витала в Вашингтонском обкоме еще в начале нулевых и окончательно оформилась благодаря военному теоретику Франку Хоффману. Хоффман видел войну нового поколения, как смесь военных и не военных боевых действий: одной рукой втягивать противника в гибридный военный конфликт, а другой – атаковать его невоенными методами: астротурфингом, экономическими санкциями, кибератаками, массовой пропагандой через интернет и СМИ, политическим шантажом.

Но развила идеи гибридной войны «Доктрина Герасимова» – статья «Ценность науки в предвидении» начальника российского Генштаба. Вобрав в себя идеи Евгения Месснегра и его концепции «мятежвойны», доктрина перевернула само представление о межгосударственном конфликте.

«В прежних войнах важным почиталось завоевание территории. Впредь важнейшим будет почитаться завоевание душ во враждующем государстве. Воевать будут не на двухмерной поверхности, как встарь, не в трехмерном пространстве, как было во времена нарождения военной авиации, а в четырёхмерном, где психика воюющих народов является четвёртым измерением…; Воевание повстанцами, диверсантами, террористами, саботажниками, пропагандистами примет в будущем огромные размеры»

Если раньше война представлялась как продолжение политики, то в сознании Герасимова политика – это продолжение войны. И не только политика – любая сфера жизни общества должна быть подчинена интересам бога войны, Марса. Поэтому «первая гибридная» ставит под ружьё не только солдат, разведчиков и дипломатов, но и экономистов, и журналистов, и программистов. Ведь линия фронта проходит теперь не только сквозь знойные пески третьих стран, но и через кабинеты генеральных директоров, телестудии и новостные ленты соцсетей. А значит и удар можно ожидать с любой стороны: облик противника может принять с любой стороны, ведь он опосредованно, почти невидимо. Это размывает границу между внутренними и внешними угрозами. Уличные протесты – это изъявление народного недовольства, или попытка противника подорвать политическую стабильность изнутри? Новое журналистское расследование – результат погони за хайпом или информационной атаки агрессора? Гибридное противостояние – это такая призрачная тотальная война, когда само состояния «мира» и «войны» смешиваются в одну суперпозицию. Ведь, по словам самого Герасимова, «войны уже не объявляются, а начавшись – идут не по привычному нам шаблону».

В этом главное отличие «первой гибридной» от холодной войны: война разведок была хоть и закулисной, но никак не незримой. Советские инструкторы прекрасно знали, против кого поднимутся корейские МИГи, а генералы – куда полетят ядерные боеголовки. Отголоски холодной войны в виде внезапных переворотов и громких дипломатических скандалов были ясно различимы и легко интерпретировались. В войне же нового поколения не будет никакого сигнала «на старт» или очередной Фултонской речи. Действия противника настолько расплывчаты, что оборону нужно держать везде, а отзвуки этих действий столь трудноинтерпретируемы, что за них легко принять звуки собственной диареи.

Однако такой подход к войне порождает несколько проблем. Гибридная война – это очень трудноуловимая субстанция. Она как этот грёбанный суслик – его не видно, бомбы вроде не рвутся, а война идёт. Или не идёт. Или это просто затишье перед бурей. Раз у гибридной войны нет фронта, вернее, фронт проходит теперь сквозь все сферы жизни, то и за её эхо можно принять что угодно: вражеские агенты влияния будут мерещиться под каждым кустом, а очередной западный блокбастер снятый для того, чтобы, во-первых, стричь бабки, а во-вторых, для того, чтобы стричь еще больше бабок покажется не коммерческой жвачкой, а культурной бомбой. В современном мире любое событие может стать подтверждением того, что незримая война идёт полным ходом. А с таким подходом недалеко и до конспирологии: остается только носить кипу из фольги, чтобы те самые десантники, что читают документы в закрытых сейфах, не прочитали и твои мысли. Может и я не второсортный писака-графоман, а сержант корпуса морской пехоты США Джон Прескотт, который проводит идеологическую обработку врага.

Как следствие, и ресурсов на такую войну тратиться немерено, ведь если фронт проходит через все сферы жизни, то нужно и танки клепать, и пропагандистам на новую виллу отстегивать, и дружественные режимы подкармливать. И если раздутые оборонные бюджеты можно оправдать тем, что у врага ракета длинная, а нам нужна еще длиннее, то измерить эффективность маневров в инфопространстве становится как-то ну очень уж проблематично. И тогда становится непонятно, на истощение кого эта война направлена. Вдруг эта концепция – очередная «Стратегическая оборонная инициатива» от врага: страшилка, направленная на то, чтобы мы надорвали жопу? Или же эта уже наша страшилка, направленная на супостата, чтобы уже он тужился изо всех сил? Вот такие вот военные игры эпохи постмодерна.

Вторая же проблема гораздо более серьёзная. Если гибридная война действительно существует, чего исключать никак нельзя, то получается, что полимеры просраны на всех фронтах. Геополитические победы, под которыми понимается списание многомиллиардных долгов в обмен на лояльность, оказываются не такими уж и победами, ведь новоиспеченные союзники не слишком стремятся оказывать поддержку. Традиционные ценности, как и ретрансляторы этих ценностей в золотых фартуках с золотыми часами вызывают если не раздражение, то усмешку: прогнившие плоды западного империалистического мира гораздо ближе молодежи, чем золоченые «луковки». Средствам массовой пропаганды верят только начисто отбитые имбецилы, предпочитая официальным сводкам новости из «проверенных» западных источников или посты на Фейсбуке. Никто не верит и в то, что завтра полк финских десантников высадится под Ленинградом. Ну а для того, чтобы узнать имена разведчиков не нужны никакие кибератаки – достаточно забытого в такси чека. Обескровленный бюджет тратится непонятно на что, а миллиарды евро госпатрициев лежат в швейцарских банках, а их особняки стоят не в Крыму или Сочи, а в Италии и Испании. И возникает лишь один вопрос: а кому на самом деле лояльны эти элиты?

Можно пафосно поигрывать дряблыми мышцами, однако на полях «первой гибридной» воюют не штыки. Воюют программисты, ученые, режиссеры, писатели, экономисты и журналисты. И о победе в этой войне нового поколения не может быть и речи, пока все эти специалисты больше предпочли бы любить родину откуда-нибудь из кондиционируемого офиса в туманном Сан-Франциско.

14.04.19

Я абсолютно не понимал, где нахожусь: панельное месиво, залитое дождём и облитое оранжевым светом, превратилось в фрактал, который бесконечно повторял себя. Вот они – декорации трагедии с элементами магического реализма. Сырые, тёмные и ветхие, наполненные персонажами, которые не знают, кого играть, не знают текста этой пьесы. И в гротескном мире этого спектакля, мире, где идёт война, а, возможно, и вовсе не идёт, ты перестаёшь понимать, чему верить, а чему нет, не знаешь, можно ли доверять самому себе. Ведь реальность оказывается бесплотной голограммой, а иллюзии становятся прочнее крошащегося бетона под старыми советскими обоями.

Все ориентиры подорваны и единственное, что тебе остаётся в этих хлябких топях – искать путь на ощупь, старательно рассчитывать, куда ты поставишь ногу. И ты обдумываешь, решаешь, стараешься поступить правильно. Но, в итоге, каждый шаг ведёт тебя не туда, а болото начинает затягивать только сильнее. И тогда кажется, что лучше просто отдаться этим топям, дать им поглотить тебя. Упасть на дно, в мягкое кресло: включить телевизор с отражением реальности по ГОСТу и отключить, наконец, мозг. И, самое страшное, что таким утопцам в современном мире везёт действительно больше.

Фортуна любит дураков

Об «удаче дураков» и том, почему много думать – вредно. Иногда.

Дуракам везёт – каждый хоть раз произносил эту фразу, а уж удачливый Иванушка-дурачок знаком любому с детства. Иногда действительно кажется, что неучам с девятью классами образования везёт гораздо больше, чем тем, кто шесть лет мусолил гранит науки в университете. Самое интересное, что в этом утверждении есть зерно истины, причём, довольно весомое. Нейробиологи и, как это ни странно, экономисты обнаружили, что фортуна действительно часто встаёт на сторону глупцов, и даже объяснили почему. И хотя учёные смогли синтезировать формулу «удачи дураков», ей ни в коем случае не стоит пользоваться в повседневной жизни.

Мы все иногда поступаем глупо: перебегаем дорогу в неположенном месте, смотрим сериал до поздней ночи вместо того, чтобы лечь пораньше, ну или заказываем лишнюю пинту Гиннеса. Иначе говоря, поступаем не рационально: прислушиваемся не к голосу разума, а к своим чувствам или чутью. Но почему же одни ведут себя более разумно, а другие упорно ведут войну на истощение со здравым смыслом? Ответ, как это ни странно, подсказали экономисты. Голова, конечно, предмет тёмный, но исследованию всё же подлежит. Большинству из нас человеческий мозг представляется эдаким биокомпьютером: в черепушку загружается информация, обрабатывается и мозг выдает ответ, на основе которого и принимается решение. У кого процессор пошустрее, тот и умнее: принимает более рациональные решения, быстрее соображает и вообще молодец. Однако это не совсем так. Нобелевский лауреат Дениэл Канеман (Kahneman, 2003) предположил, что в мозгу одновременно действуют две системы, ответственные за принятие решений: система «А» – медленная и рациональная, и система «Б» – быстрая и бессознательная. Позднее, это подтвердили и нейробиологи. Система А, преимущественно состоящая из префронтальной коры (передней части лобных долей) – это тот самый голос разума, седовласый мудрец, который сидит в каждом из нас и настоятельно рекомендует продолжать жевать этот долбанный сельдерей вместо того, чтобы перекусить шоколадкой. Именно эта система ответственна за постановку долгосрочных целей и построение планов.

Но не тут-то было. Система «Б», которая состоит из миндалины и стриатума – это маленький капризный ребёнок, который постоянно орёт «ХОЧУ!». Ребенок, которому абсолютно плевать, что вам нужно похудеть к лету или побольше поспать. Именно система Б подчас ответственна за те глупости, которые мы совершаем. Её крик гораздо громче голоса «мудреца», ведь она досталась нам от наших предков и сформировалась гораздо раньше, чем префронтальная кора. И очень часто две системы конфликтуют. Большинству из нас прекрасно понятно, что перебегать оживлённый перекрёсток на красный сигнал светофора – глупо, ведь существует вероятность уехать на капоте какой-нибудь батиной девятки. Мудрец (система А) говорит, что выбор между жизнью и опозданием на пять минут, в общем то, очевиден. Но тут вы вспоминаете, что торопитесь к любовнице, которая купила новое белье, кровь от мозга отливает, ребенок кричит «хочу!» и вы решаетесь на глупость. Или не решаетесь. Это зависит от того, какая система развита у вас сильнее и кого вы в итоге полслушаете.

Казалось бы, логично предположить, что всегда выгоднее слушать рациональную систему «А» (и именно это она вам сейчас и подсказывает). Тем не менее, не всё так просто. Во-первых, в том, чтобы иногда поступить иррационально и остаться в дураках, нет ничего плохого. Когда вы возвращаетесь с работы, вы понимаете, что что самый короткий путь до дома лежит через гаражи, и ничего, что там иногда пахнет мочой. Но сердце вам советует пройти по липовой аллее, посмотреть на опавшие осенние листья, пусть этот путь и длиннее. Да, вы придёте домой на пять минут позднее, однако ничего ужасного не произойдет. Ну и, в-третьих, условные «дураки» – те, у кого сильнее развита система Б, действительно получают ряд преимуществ.

Страшная правда кроется в том, что много думать – вредно. Иногда. Абсолютно рациональный человек, который точно знает, в каком магазине сейчас колбаса дешевле и покупает её именно там, существует только на страницах трудов Адама Смита. В реальности же наши способности к получению и обработке информации сильно ограничены. Посудите сами: в Петербурге 7500 кофеен. Если бы абстрактный хипстер Айван поступил бы как абсолютно рациональный человек, и начал перебирать все кофейни в поисках идеального латте, да и ещё по оптимальной цене, то кофе он бы так и не выпил. Да, наверняка, где-то и существует такой оптимальный вариант – идеальный кофе, который приготовил супербариста из свежевших кенийских зёрен. Но издержки получения этой информации для Айвана окажутся запредельными. Нет, скорее всего, он просто пойдет в ближайший Старбакс и закажет свой любимый латте-макиато с солёной карамелью – формально, выберет не самый оптимальный вариант, но зато сэкономит время.