Славные парни
Летом 2002 года Нью-Йорк объяла скорбь. Город хоронил убийцу, рэкетира и налетчика – Джона Готти, крестного отца семьи Гамбино, одной из пяти влиятельнейших в штате. Несколько раз Готти попадал на скамью подсудимых, но всегда выходил сухим из воды. И каждый раз после того, как Тефлоновый дон (названный так, потому что, казалось, обвинения просто не липнут к нему) выходил из зала суда, его встречали десятки репортеров. На одной из видеозаписей даже слышны слова молодой девушки: «Мы хотим, чтобы его оставили в покое, мы его любим!» А вечером небо над Большим яблоком обязательно окрашивалось фейерверком – так мафиози передавал привет федеральным агентам. Люди любили его, любила его и пресса. Однако Готти удалось перещеголять даже Аль Капоне: в 1990 году гангстер попал на обложку журнала Time. Как и о Великом Аль, о Готти сняли множество фильмов. Мы вообще почему-то любим увековечивать подлецов, делать из них героев, посвящать им фильмы и книги: Джонни Диллинджер превратился в нового Робина Гуда, а Бонни и Клайд – в Джульетту и Ромео двадцатого тысячелетия. В один день с «любимым гангстером Америки» скончался и Бенджамин Уорд – первый чернокожий комиссар полиции Нью-Йорка. Уорд 15 лет был верен девизу «служить и защищать» и, пройдя путь с самых низов, возглавил крупнейший полицейский департамент в стране. О смерти полицейского говорили лишь коллеги и близкие родственники. О смерти Джона Готти, который лежит рядом с другими криминальными знаменитостями – Лаки Лучиано и Карло Гамбино, – город твердил четыре дня. Так почему же мы готовы боготворить тех, кто, приставив пистолет к нашему виску, забирает наши деньги?
Еще с момента своего появления Коза Ностра вызывала интерес как у обычных граждан, так и у всяческих духовно богатых лиц. При том что «их дело» было совсем не правое: мафия промышляла грабежами, жестокими убийствами и рэкетом мелких и не очень коммерсантов, накачивала улицы смертоносным зельем. По сути, «сицилийские» ничем не отличались от каких-нибудь «солнцевских». И тех, и других породили смутные времена, и те, и другие имели своеобразный «корпоративный устав»: в одном случае – омерта, в другом – понятия. Просто наши соотечественники носили спортивные костюмы, а их заокеанские «партнеры» – костюмы-тройки. Но почему-то именно образ джентльмена с томми-ганом обрел некий романтический ореол. Возможно, это связано с предрассудком, что мафия не трогает непричастных, однако говорить о непричастности к ней в Нью-Йорке 80-х с полной уверенностью не мог даже самый законопослушный гражданин. Ведь тогда синдикат контролировал всю торговлю одеждой, сбор и вывоз мусора, все портовые доки, все городское строительство, Фултоновский рыбный рынок и аэропорт Кеннеди. Каждую неделю полиция находила брошенные склады с тысячами скелетов разобранных автомобилей: рекордным стал 74-й год, когда было угнано 77 000 машин. В начале 80-х экономисты из Уортонской школы бизнеса подсчитали, что мафия крадет, в лучшем случае, по 400 долларов в год у каждого американца. Помимо этого, киллеры убивали прокуроров, судей, свидетелей и обычных полицейских, ставя их перед выбором: серебро или свинец. Очевидно, что в такой системе непричастных быть не могло.
Примечательно, что в Италии «люди чести» вызывали далеко не благоговейный трепет. Именно поэтому фильмы про жертв мафии, такие как «Я боюсь», пользовались не меньшей популярностью, чем саги с Бельмондо и Делоном, а комиссар Каттани продержался на телеэкранах аж пятнадцать лет. Италия видела настоящее лицо мафии, и это было костлявое лицо смерти, которое вызывало лишь одну эмоцию – страх. Лицо отморозка, такого как, например, Тото Ринно, готового перерезать глотку любому, кто посмеет восстать против мафиозных порядков или христианских демократов – карманной партии мафии. В 80-х годах мафия устроила масштабный теракт – взрыв в поезде, в результате которого погибли 17 человек. В 93-м – целую серию взрывов в Риме, Милане и Флоренции. Всем также знакомо «убийство чести», однако не каждый догадывается, что порой скрывалось под этим словосочетанием. В 2006 году солдат мафии всадил несколько пуль в свою сестру, ведь она забеременела от полицейского. Благородный мафиози выждал, пока сестра родит ребенка, ведь мафиозные обычаи запрещают убивать беременных, и только после этого расправился с родственницей.
В поэтизации мафии можно обвинить Голливуд, однако американские режиссеры и продюсеры, наоборот, всеми силами старались развеять магический ореол привлекательности, нависший над гангстерами. В 1930 году Ассоциация кинокомпаний Америки принимает кодекс Хейса, который, помимо прочего, запрещал показывать преступников в выгодном для них свете. Собственно, классические гангстерские фильмы 30-х годов, такие как «Маленький Цезарь», «Враг государства» или «Лицо со шрамом», ясно дают понять, что путь гангстера – это короткая дорога из грязно-желтого кирпича со следами запекшейся крови. И тот, кто ступит на нее, вряд ли доберется до изумрудного особняка живым. Актеры также отказывались играть «благородных разбойников»: Род Стайгер трижды отрекался от роли Аль Капоне, из-за того, что сценаристы слишком уж приукрашивали образ гангстера. И именно по настоянию Стайгера первый художественный фильм о Великом Але заканчивался «торжеством справедливости».
Позднее появляются фильмы Скорсезе, Де Пальмы и Леоне, в которых жизнь и судьба иммигранта или постояльца гетто показывается далеко не в радужных тонах. «Злые улицы», «Казино», «Путь Карлито», «Неприкасаемые» – судьбы главных героев почти всегда трагически обрываются к концу фильма, а ремейк «Лица со шрамом» показывает, что американскую мечту можно купить только на честно заработанные доллары. В общем, фабрика грез штамповала свой продукт по рецепту, взятому еще у Достоевского: за преступлением всегда следует наказание. Однако это породило совершенно противоположный эффект: дамоклов меч в виде пистолета или наручников, который всегда висел над гангстером, сделал из него мученика. Преступник в глазах зрителя виделся уже не как социопат, захотевший легкой наживы, а как отверженный обществом человек, который в бурном потоке «ревущих 20-х», чтобы его не смыло, может держаться только за рукоятку пистолета. Вот как характеризовал главного героя «Маленького Цезаря» американский кинокритик Джеральд Пири: «Символ депрессии, человека, совершенно выбитого из колеи, одинокого и заброшенного». А такому герою, согласитесь, невозможно не сопереживать.
Так родился еще один персонаж новой американской мифологии – демон, который заигрывает с самыми темными сторонами нашей души. Но его привлекательность обусловлена далеко не «стокгольмским синдромом» ведь, согласитесь, одно дело сопереживать персонажу, но совершенно другое – сотворить из него кумира: около кинотеатра «Биограф» до сих пор собираются поклонники Диллинджера в день его смерти. Мы хотим побывать в шкуре этого демона, и симулятор Великого Угонщика Авто дает нам ответ, чем же она так привлекательна. За что мы так любим GTA? За просторы открытого мира? Вряд ли: сегодня свободно болтаться по улицам и путешествовать может почти что любой. Вседозволенностью? Почти. В конце концов, достать пушку и хорошенько повеселиться можно и в реальной жизни. И вседозволенность не была бы такой манящей без ключевого ингредиента – безнаказанности. Ты можешь взять спортивную тачку, пострелять в центре виртуального альтер эго Лос-Анджелеса, а потом прокатиться на танке по пригородам – и тебе ничего за это не будет. Эта пьянящая безнаказанность и делает вседозволенность такой сладкой.
И как бы киношники ни пытались убедить нас в неизбежности кары, порой на первый план выходят декорации шикарной жизни: дорогие тачки, шикарные девочки и море кокаиновых долларов. Привлекательность гангстера заключается в том, что это образ селфмейда, который добился всего «добрым словом и пистолетом», у которого все было и ему ничего за это не было. А расплата – да, она будет, но где-то там, в конце пути, ближе к титрам преступник получит свои пулю или срок. К тому же, при всей неотвратимости наказания, в фильмах тюрьма видится чем-то далеким – абстрактным чистилищем, которое ждет тебя в будущем. Заметьте, в западных картинах мафия не ассоциируется с блатной романтикой, в отличие от отечественных фильмов про бандитских ментов или ментовских бандитов, где места не столь отдаленные являются не то что ключевой локацией, но скорее ключевым персонажем. Ощущение мнимой безнаказанности подкрепляется и образами реальных донов, которые имели вполне себе легальный бизнес и вели насыщенную светскую жизнь. Готти владел бизнесом по поставке сантехники, Капоне – сетью прачечных. Боссы никогда не пачкали руки и именно поэтому обезглавить мафию было так сложно. Да и слепая фемида, на самом-то деле, не всегда карала виновных. Великий Аль, хоть и отправился в Алькатрас, но его камера больше напоминала комнату в пансионате. Лаки Лучиано, величайший «босс боссов», умер своей смертью. Его правая рука – Меер Лански, благодаря которому Лас-Вегас из дыры в пустыне превратился в золотой оазис, не провел ни единого дня в трюме. Джо Адонис, Тони Аккардо, Фрэнк Костелло – все эти криминальные авторитеты спокойно дожили свой век на свободе. В свое время меня поразила история Генри Хилла, которого сыграл Рей Лиотта в фильме Скорсезе. Хилл в 70-х совершил два самых крупных налета за всю историю США, промышлял убийствами и наркоторговлей. В конце своей карьеры, теряя все, Хилл идет на сделку с ФБР, которое и выдает ему индульгенцию, как члену программы по защиты свидетелей. Нет, великой справедливости не последовало, и он не понес наказания ни от федеральных властей, ни от бывших подельников.
И вот уже начинает казаться, что красивую жизнь можно получить бесплатно, даром. Однако правда в том, что образ собирательного Диллинджера стоит на горе разлагающихся трупов. Не только тех, кому он пустил пулю в живот, но и тех, кто пошел по его грязным стопам, но так и не дошел до успеха. Это называется ошибка выжившего. Лучиано, Лански и прочие гангстеры, которые, может, и словили маслину, но до этого успели как следует насладиться жизнью – это выжившие, чьи судьбы нам известны. Однако никто не рассказывает истории тысяч неудачников, которые гниют в тюрьмах или на дне Гудзона. Они никому не интересны. В семье Лучиано «триггерменов» – непосредственных исполнителей убийств – пускали в расход после второй мокрухи. В перестрелках с полицией или другими джентльменами удачи пулю порой получали и случайные прохожие. Но яркие примеры слепят глаза и крепят веру, что пулю или кандалы получит кто угодно, только не я. Что ж, возможно. Но вы точно уверены, что удача улыбнется своей беззубой улыбкой именно вам?
25.07.18
Клоун из твоих кошмаров
Мертвенно-бледное лицо, алый шрам улыбки и гомерический смех – у многих людей вид клоуна вызывает не радость и предвкушение праздника, а страх. Кривляющийся, словно в пляске святого Витта, «злой паяц» стал одним из самых популярных антигероев в массовой культуре XX века, до сих пор являясь детям и взрослым в самых скверных ночных кошмарах. Самое пугающее, что иногда сны становились явью. В подвале дома «клоуна Пого» – альтер эго Джона Уэйна Гейси – полицейские нашли 33 искалеченных до неузнаваемости тела. Днем Гейси развлекал публику в костюме добродушного шута, а ночью насиловал и пытал молодых людей, которые молили его о смерти. Именно Пого вдохновил Стивена Кинга на создание Пеннивайза, но за 40 лет до этого появился еще более умалишенный клоун. Точнее, Джокер. Вечный враг Бэтмена занял первое место в списке величайших злодеев всех времен по версии журнала Wizard и второе место в списке 100 величайших злодеев комиксов по версии IGN. За роль комедианта Хит Лэджер получил Оскар посмертно, и, совсем недавно, мир увидел лик нового Джокера – в исполнении Хоакина Феникса. Чем же нам так приглянулся этот психопат, и на какие же грабли не стоит наступать Фениксу, если он хочет стать новой грозой Готэма?
Впервые в Готэм-Сити Джокер появляется через год после Бэтмена: в 1940 году с широкой улыбкой на сцену выходит жутковатый клоун, который на 70 лет станет главным врагом Брюса Уэйна. Это был не очередной мафиози, а психопат-убийца, мечтавший заставить весь мир смеяться до смерти – в прямом смысле этого слова. Тогда комиксы про человека-летучую мышь сильно отличались от того, что мы привыкли видеть сегодня: это был палп-фикшн, туалетное чтиво для взрослых: что-то вроде шедевров Донцовой, но в картинках. И хотя такая макулатура не отличалась особой интеллектуальностью, она точно не была рассчитана на детей: это были мрачные, довольно жестокие детективные рассказы в жанре нуар. А сам Бэтмэн в самом начале своей карьеры был скорее народным мстителем в маске, чем супергероем, который противостоял продажным копам, гангстерам или же серийным убийцам и не гнушался пользоваться огнестрелом для решения проблем.
Годы войны стали золотой эпохой комиксов: спрос на красочные истории о том, как бравые парни в трусах поверх трико побеждают злодеев, возрос. Появляются комиксы на любой вкус, в которых авторы даже не думают ограничивать свою фантазию: хорроры с морем крови и расчелененкой, детективы, сдобренные отборной матерщиной, и откровенные порнороманы с рисованными сиськами всех мастей. И хотя детские комиксы занимали довольно незначительный сегмент, обеспокоенным родителям сильно не нравилось, что на одной полке с Суперменом лежат откровенно похабные комиксы. К середине пятидесятых книжки с картинками для «яжматерей» стали примерно таким же злом, как и видеоигры сегодня: комиксы на полном серьезе винили в росте детской преступности и развращении молодежи. В довесок к этому один магистр карательной психиатрии настрочил статейку, где доказал, что истории про Бэтмена побуждают молодых неокрепших юношей принимать входящие под хвост – Мистера Уэйна на полном серьезе обвинили в том, что он пропагандирует гомосексуализм.