Пропаганда сегодня мимикрирует под общественное мнение, и это мнение начинает считаться гораздо важнее фактов. Одно дело, когда вы видите статью именитого дизайнера, который утверждает, что белое – это черное. Скорее всего, вы подумаете, что он от регулярного долбления кокаиниума просто сошел с ума. Но совершенно другое, когда эта статья набирает тысячи лайков и репостов, когда вы видите сотни постов от реальных (на первый взгляд) людей о том, что белое – это, оказывается, и правда черное. Объективная реальность подменяется чьей-то искусственно созданной субъективной. И когда создается видимость какого-то единого, общего мнения, то, скорее всего, вы подумаете, что это не мир сошел с ума, а что с вами что-то не так. И, возможно, вы и правда всю жизнь заблуждались и белое – действительно лишь оттенок черного. А Океания всегда воевала с Остазией.
Вера, как это ни странно, сегодня играет еще большую роль, чем во времена древних племен. Информация становится истинной не из-за того, что за ней стоят факты, а из-за того, что в нее верят. И не так важно, действительно ли Россия вмешивалась в выборы президента США. Главное – создать впечатление, что именно могучие цифровые богатыри посадили Трампа в кресло Овального кабинета. И если раньше наши предки верили, что молния – это гнев Господень, из-за недостатка знаний, то сейчас это происходит потому, что знаний слишком много. Ежедневно появляются тысячи новостей и миллионы трактовок. А единственным и самым простым способом разобраться в происходящем кажется вера общественности или авторитетному источнику. Причем тому источнику, который подходит к твоей картине мира. Мы психологически лучше запоминаем факты, которые подтверждают нашу позицию – психологи называют это «склонностью к подтверждению». Тот же Трамп за первый год в Белом доме «выдвинул 1628 ложных утверждений за 298 дней управления страной». Но это никого не волнует. Сторонники Трампа, Путина, да кого угодно, будут доверять ему несмотря ни на что, а противники не поверят ни единому слову, будет ли в нем зерно истины или нет.
Ведь мы живем в эпоху после правды, когда громким эмоциональным высказываниям верят больше, чем сухим фактам. А апеллировать к эмоциям и личным убеждениям, чтобы тебе поверили, гораздо проще. Поэтому, чтобы скрыть истину, не нужно больше врать. Достаточно утопить ее в море альтернативных фактов. Как появился человек? Возможно, это бог создал его. А возможно, это был плод миллионов лет эволюции. Или же мы вообще прилетели на куске камня из космоса. Выбирайте. Кто сбил малазийский боинг? Кто устроил химическую атаку? Версий масса.
Мы тонем в информационном потоке. И единственный способ спастись – построить лодку. Свою лодку, из того набора фактов, который нам приглянулся больше всего. Естественно, что у каждого лодка получится своя. Так что всем уже давно плевать на вашу истину и непредвзятость – сила давно уже не в правде. Люди хотят быть обманутыми. Они хотят именно тот фрагмент пазла, который бы прекрасно подошел к их мозаике. Потому что, знаете ли, менять всю картину мира из-за одного кусочка, который не вписывается в твою реальность, каким бы достоверным и объективным он ни был, никому не хочется.
Семена лжи
Я помню 3 апреля. Необычно сухой и солнечный день в Петербурге. Помню первые новости о взрыве, на которые я, поглощенный работой, не обратил внимания. Помню, как начались новостные трансляции и пришло осознание, что случилось что-то серьезное. Как на улице становилось все больше людей. Их было много, слишком много для разгара буднего дня. Озабоченные, стеклянные, смотрящие куда-то в пустоту глаза, нервные смешки. Страха не было, была лишь атмосфера всеобщей напряженности. Будто что-то тяжелое повисло над Невой, над нашими головами. И еще было очень много сосредоточенных, словно окаменевших лиц: тогда каждый молча считал слишком долгие гудки, желая лишь одного – услышать голос. Помню, как с наступлением ночи гигантский город онемел от пробок: бесконечные реки белых и красных огней. И огромные, колоссальные толпы людей, которые шли через мосты, пешком, домой, на другой конец города. Помню, как заполночь ехал домой и отправил сообщение человеку, которого тогда ненавидел. Просто чтобы знать, что с ней все в порядке.
И я помню слухи, которые появились почти сразу: про второй взрыв, про теракт в Москве. Слухи, распространявшиеся в том числе и благодаря интернет-СМИ, которые вбрасывали информацию из «неподтвержденных источников», опровергали ее, затем выкладывали новую и снова ее опровергали. И споры этих сплетен и домыслов мгновенно разлетались по бесчисленным диалогам, конференциям, группам и чатам, мусолились и пережевывались, заражая все больше и больше людей. Кто-то срывался в истерику: моя подруга звонила и в слезах доказывала, что новость про взорванную маршрутку – правда, что ее знакомая видела все своими глазами. Но второго взрыва не было, впрочем, как и паники. Однако не попасть в этот информационный водоворот было просто невозможно. И чем больше поступало информации, неважно, правдивой или лживой, тем сильнее становилось ощущение какого-то давления, будто ты все глубже и глубже погружаешься в темную толщу воды. Голова тогда словно находилась в тисках, которые медленно сжимали твои виски.
Слухи. Каждый человек опутан паутиной слухов и домыслов. Мы сталкиваемся с ними каждый день: сальные сплетни коллег по работе, фейковые новости в Twitter, теории заговора. И, попав в эту сеть, мы начинаем плести ее сами: делать репосты, трепать языком после третьей стопки, даже не задумываясь, насколько правдива эта информация. Казалось бы, что может быть более сомнительным, чем слухи? Однако подчас именно этим сомнительным клокам информации, выдранным непонятно откуда, верят больше всего. Причем верят искренне. Не голосу людей с золотыми звездами на погонах и не пресс-релизам информагентств, а перепискам в Telegram и постам во «ВКонтакте». Недавнее исследование, опубликованное в журнале Science, доказывает, что лживая информация действительно разлетается по интернету гораздо быстрее правдивой. И если «достоверную информацию видит не более 1000 человек», как говорится в том же исследовании, то «липовые новости получают охват от одной до 100 тысяч читателей».
В этом нет ничего удивительного. Фейковые новости более сенсационны, они получают больший отклик. Заголовки кричат нам в лицо: «Тебе лгут! Правда здесь! Верь только мне!» Новость о том, что погибших не 60, а 300 человек, вызовет больше эмоций. А то, что эта новость исходит от источника, который якобы знает правду, вызовет еще больший интерес. Мы всегда с любопытством относимся к чужим тайнам и секретам. Именно поэтому многим нравятся байки, городские легенды и теории заговора: в них не обязательно верить, но они чертовски интересны. И подкупают они не только своей загадочностью, но и псевдоподлинностью: якобы это не плод воображения писателя-фантаста или сумасшедшего, а то самое тайное знание, настоящая правда, которую от тебя скрывают. И если сеть конспирологических теорий в спокойное время плетется медленно, то во времена великих потрясений паутина слухов и домыслов начинает разрастаться просто катастрофическими темпами, втягивая все больше и больше людей. Слух становится эдакой «байкой на стероидах». Анаболиком являются шок и сильные эмоции, испытываемые людьми. Способность к критическому анализу информации снижается, и это позволяет слуху мутировать все больше и больше. А интернет становится благодатной почвой, которая разносит заразу практически мгновенно. И чем больше людей узнают какой-либо слух, тем больше и прочнее становится его корневище.
Причем, чтобы семена этого сорняка взошли, не нужно армий ботов или масштабного вброса дезинформации. В 2016 году через мессенджеры начала распространятся информация, будто бы Дальний Восток ждет ужасное землетрясение. «Будут разрушены здания каменной постройки. Не обойдется без человеческих жертв». И хотя это был лишь текст неизвестного происхождения в мессенджере, с официальным опровержением пришлось выступить представителям Института тектоники и геофизики Дальневосточного отделения РАН и регионального управлении МЧС. Как выяснилось позднее, автором текста оказался предсказатель Владимир Даллас, и никаких усилий для распространения текста он не прикладывал. К тому же в первоначальном тексте, который Даллас опубликовал на своей странице во «ВКонтакте», четко говорится, что это всего лишь предсказание, и что автор «подключен к информационному полю Земли». В рассылке же эти фразы были убраны. Да и назвать предсказателя медийной личностью, мнение которой может быстро разлететься по интернету, нельзя: у Владимира всего 55 друзей и 168 подписчиков. Несмотря на то что недавние слухи о количестве жертв в Кемерове вроде бы были целенаправленным вбросом, за ними тоже стоял только один человек – пранкер Евгений Вольнов. Фейковые сообщения о масштабе трагедии появлялись и после теракта в Манчестере в 2017 году. Тогда издание Washington Post выяснило, что троллям потребовалась всего пара аккаунтов в Twitter для того, чтобы слухи начали распространяться.
Казалось бы, обрубить корневище слухов может один надежный источник, которому люди верят. Медиа, объективно освещающие события. В конце концов, государство – огромный маяк, который может указать путь к истине, пролить свет на происходящее. Но когда из телевизора ежесуточно льется лишь поток нечистот и лжи, когда продажные газеты нужны только для того, чтобы написать, как очередной заплывший от жира чиновник извинился перед царем-батюшкой, кому остается верить? Министру, который шесть раз подряд заявлял, что «дно российской экономики достигнуто» и вот еще чуть-чуть – и наступит светлое прекрасное завтра? Или усатому миньону, который говорит, что, оказывается, в России нет олигархов? Врать-то можно бесконечно, только вот вопрос, будут ли тебе верить. И когда слова очередной официально-высокопоставленной говорящей головы становятся синонимом лжи и пропаганды, пресечь распространение слухов, какими бы нелепыми и нежизнеспособными они ни были, становится просто невозможно.
Тем не менее, потребность в информации никуда не девается. И если доверие к официальным сообщениям утрачено, начинает действовать принцип «от обратного»: если говорят, что жить скоро станет лучше, жить станет веселее – значит, нужно запасаться тушенкой и патронами. В такой ситуации поиск истины становится блужданием впотьмах, поиском пути на ощупь. Человек в минуты страха, обезумев от информационного голода, жадно кидается на все, что может хоть как-то прояснить ситуацию. Ведь в кризисные моменты потребность в информации возрастает многократно. Но путеводные звезды, которые вроде бы должны помочь выйти к правде – те же СМИ или заявления чиновников, – воспринимаются как фонарик удильщика: приманка монстра, который пытается увести тебя с дороги, обмануть и запутать. И человек уходит еще дальше от них, в темноту, добровольно опутывая себя сетью слухов, сплетен и домыслов. Ведь мы не любим неопределенности. Мы хотим знать, что думает о нас возлюбленная, какая погода будет завтра и что произошло в мире за минувшую ночь. Будущее, которое предопределено хотя бы на бумаге, каким бы ужасным оно не было, пугает гораздо меньше безвестности. Как сказал персонаж Хита Леджера: «Знаешь, что я заметил? Никто не паникует, когда все идет согласно плану… даже если план чудовищен».
Но сила слуха даже не в том, что он становится единственной альтернативой. Слух, как правило, передается нам от живого человека, который испытывает страх, зависть, похоть или радость. Это не сухое сообщение на мертвоканцелярском языке от министерства правды – это живая информация, заряженная эмоцией, да еще и полученная от реального человека. Источник в наших глазах тоже является человеком, пусть и абстрактным «братом из ФСБ» или «знакомой, работающей в морге». А обсуждение не дает переживанию угаснуть. И ядром слуха, благодаря которому он становится таким живучим, является именно эмоция, тот эмоциональный посыл, который она несет. Мы можем даже и не доверять сплетне или сплетнику, но эмоциональное зерно обязательно передастся нам и заставит нас хоть на минуту задуматься – может, это действительно правда? А значит, слух будет жить и дальше.
Чувства же часто говорят гораздо громче, чем разум. Ведь чтобы верить в то, что ты чувствуешь, не нужны никакие доказательства. Интуиция, беспочвенная ревность, страх полетов, которые, по статистике, безопаснее поездки на автомобиле. Да, в моменты штиля еще можно сохранять хладнокровие, отделяя сухие факты от эмоций в псевдодостоверной обертке. Но чем больше людей заражены страхом, эйфорией или яростью, тем сложнее сопротивляться. И тем сильнее эмоции заглушают голос рассудка: вера в слух становится еще сильнее.
На следующее утро на платформе стояли лишь я и полицейский. Было чувство какого-то дискомфорта, которое возникает в огромных пустых помещениях. Поезда грохотали в пустоту. Немногочисленные пассажиры то и дело нервно отрывали глаза от экранов смартфонов. Ближе к центру города народу становилось больше. Но станции, залитые искусственным оранжевым светом натриевых ламп, все равно больше походили на древние подземные святилища, куда забрели редкие паломники. Было страшно. Ты осознавал, что этот страх иррационален, что он абсолютно никак не связан с реальностью, однако это ничуть не помогало. Просто было страшно спуститься и не подняться.