– Сто двадцать тысяч фунтов, – вдруг произнес Альберт, сам удивляясь, откуда взялась такая цифра.
– О нет, ситолько я саплатить не могу, – скромно заулыбался японец. – Я могу давать… сто десять тисяц.
Альберт на секунду задумался.
– Это надо согласовать с мистером Хиггинсом. Я не уверен, как он отреагирует. Если вы настаиваете, я сейчас же свяжусь с ним. Присядьте, пожалуйста.
Японец, не сводя глаз с «Пионеров», опустился на белый диван, а Альберт снял трубку и сделал вид, что набирает номер. Пару минут убедительных переговоров, и Альберт расцвел:
– Вы счастливчик. Он согласен на вашу сумму.
Без промедления японец достал чековую книжку и выписал чек на сто десять тысяч фунтов.
Ровно в два часа мистер Хиггинс, раздосадованный телятиной и еще более раздраженный, вернулся в галерею. Прошел в кабинет и сел за письменный стол, на котором лежал маленький чек с большим количеством нулей. Хиггинс ничего не понял. Он поднял голову, заметил отсутствие «Пионеров» на противоположной стене и снова посмотрел на чек.
В кабинет уже входил Альберт.
– Что это, что это такое? – нетерпеливо спросил Хиггинс, надевая очки.
– Пока вы были на ланче, у нас был клиент из Японии. Он купил эту картину и выписал чек, – ответил Альберт, последовательно показывая рукой на пустое место на стене и лежащую на письменном столе маленькую бумажку.
Мистер Хиггинс уставился на чек.
– Это что, в йенах, что ли?
– Ну почему же? В фунтах…
В этот вечер шампанское в клубе «Дорчестер» лилось рекой. Хиггинс был в ударе. А на следующий день в газетах появилось сообщение о том, что известный арт-дилер мистер Хиггинс, обладатель уникальной картины советского художника, продал её японскому миллионеру, пожелавшему остаться неизвестным, за рекордную сумму в двести пятьдесят тысяч фунтов.
Гармония аферизма
Крупные сделки, как и большие аферы, часто совершаются между прочим. Это хорошо понимала Джоана Уилсон, когда ехала на Пикадилли в роскошный «Фортнум и Мейсон» на встречу с артдилером из Москвы Маргаритой Петровской.
Джоана, одетая с английской сдержанностью в черную, но качественную одежду, с дорогим бриллиантовым кольцом на правой руке, слегка подкрашенными ресницами, нежной розовой помадой на губах и аккуратно уложенными волосами, в свои пятьдесят лет выглядела элегантно и достаточно солидно. Весь ее внешний вид, учтивые манеры, хорошая речь говорили о принадлежности к определенному кругу и о соответствующем воспитании, что позволяло ей всегда находить необходимую дистанцию, общаясь с разными людьми, и это, в свою очередь, располагало к ней собеседника.
Несколько месяцев назад, на презентации выставки русской живописи на Корк-стрит, Джоана познакомилась с Маргаритой, которая, как она узнала, помогала в организации этой выставки. Разговорились, разумеется, о живописи, о картинах. Джоана увлекалась искусством и всегда хотела пополнить свои знания в этой области. Последние несколько месяцев она даже посещала школу живописи Кристи, обучение в которой отнимало много времени, но доставляло большое удовольствие.
Джоане понравилась эта пухленькая, как пышка, молодая москвичка с круглыми большими глазами и ямочками на щекахбулочках. Маргарита была уверена в себе, улыбалась искренне, порусски, говорила не торопясь, подбирая нужное английское слово. Получалось внушительно и выглядело вполне естественно.