После нескольких минут крючок, наконец, за что-то зацепился, и Оскар аккуратно выудил из кармана смятый обрывок бумаги «размером с папиросный листок»{372}. Ученый положил добычу — крохотный твердый комок — на ладонь. Разворачивать следовало очень медленно, иначе листок мог порваться. Тихо звякнули стеклянные мензурки — Оскар сбрызнул бумажный шарик специальным увлажняющим химикатом, а потом, раскрутив, прогладил слабо нагретым утюгом. На листке оказалась следующая надпись: «14 сентября 1923, № 2361». Это оказалась квитанция на заказное почтовое уведомление из Юджина, штат Орегон, — зацепка, по которой можно добраться до отправителя. Затем Оскар осмотрел кольт сорок пятого калибра{373} — улику, содержащую массу информации для внимательного детектива. «Розовое пятно на рукоятке — зубная паста, белое пятно — пена для бритья». Почти весь серийный номер стерли, однако три цифры все еще читались: «С _ _ _ 763». Оскар был одним из очень немногих, кто знал, что производители всегда дублируют серийный номер на внутренней стороне оружия{374} — в целях установления владельца. Когда криминалист разобрал револьвер, внутри, конечно же, обнаружился серийный номер. «Секретный номер кольта спрятан под бойком», — быстро черкнул он. Номер оказался С130763. И теперь следователи могли установить, кто приобретал оружие.
Анализируя улики, Оскар Генрих провел в лаборатории девять часов и на следующий день еще столько же. Когда работа была завершена, он надиктовал секретарю письмо, адресованное главному специальному агенту Южно-Тихоокеанской железнодорожной компании Дэну О’Коннеллу. Криминалист пояснил, что обнаружил скомканную почтовую квитанцию на десять центов, по которой можно отследить отправителя. Он также указал серийный номер кольта для установления личности покупателя оружия. Однако О’Коннелла прежде всего интересовали конкретные приметы преступника и психологический портрет, чтобы дать его описание в газетах и, в конце концов, обвинить. В итоге О’Коннелл и федеральный агент почтовой службы отправились в Беркли.
— Ищите лесоруба, — заявил Оскар. — Тот, кто носил этот комбинезон, рубил пихты и ели на лесозаготовках{375}. Белый мужчина, не выше 177 сантиметров, весом до 75 кг.
— Минуточку, профессор! — воскликнул агент почтовой службы. — Хотите сказать, что все это вы определили, просто рассмотрев комбинезон?{376}
— Обычно лесорубы приобретают комбинезон на размер больше, зная, что он сядет при стирке. Но этот комбинезон еще не стирали. Отсюда я делаю вывод, что человек, его носивший, отличается меньшим ростом и весом по сравнению со средним мужчиной{377}.
Высокие шнурованные ботинки, за которыми Оскар ранее посылал своего помощника, делались как раз для лесорубов. И когда ученый поместил обувь под комбинезоном, она точно подошла под длину подвернутых штанин: ведь лесорубы, которым часто приходилось забираться на деревья, старались беречь одежду.
— Дровосеки всегда высоко подворачивают штанины комбинезона, примерно до середины икры, и не заправляют в ботинки, — добавил ученый.
Он измерил расстояние от края подвернутых штанин до верха плечевой лямки и определил рост подозреваемого. Изучив, как были подогнаны лямки, Оскар также установил, что левое плечо преступника оказалось на два сантиметра выше правого. Причем лямки застегивались исключительно с левой стороны, карманы также использовались гораздо чаще слева. Однако это вовсе не значило, что разыскиваемый мужчина — левша.
Оскар, пользуясь составленной им таблицей, определил по двум найденным волоскам{378}, что подозреваемый принадлежит к европеоидной расе. Хоть криминалист и не мог достоверно установить личность преступника по образцам волос, однако убежденность Оскара в этнической принадлежности разыскиваемого мужчины опиралась на науку. Криминалист составил словесный портрет убийцы — невероятно точно соответствующий оригиналу, хоть и сделанный лишь на основе комбинезона. Оскар безошибочно описал Роя Д’Отремона: шатен худощавого телосложения и невысокого роста, чистюля, работает дровосеком в западном Орегоне на заготовках в елово-пихтовых лесах.
— Не нужно обладать выдающимся воображением, дабы, соединив все имеющиеся детали, установить профессию подозреваемого{379}, — объяснял Оскар с едва заметной ноткой тщеславия в голосе.
Помощники шерифа выпустили из тюрьмы автомеханика, а специальные агенты устремились на поиски лесоруба из западного Орегона.
«В Капитолии штата, где заседал Верховный суд, Чарли Хикс целый день бился за свою клиентку, вдову. Все шло к проигрышу, и даже вкусный обед в знаменитой гостинице возле Капитолия не радовал».
Оскар смотрел на пишущую машинку, раздумывая, не стоит ли сделать эту главу покороче. Чарли Хикс оказался довольно непростым персонажем.
«Он машинально сделал заказ; тщательно жевал, не ощущая вкуса. После обеда прошел в фойе гостиницы и, найдя местечко у камина, решительно погрузился в чтение газеты».
На первой странице было аккуратно напечатано:
«Он сосредоточенно рвал газету на куски самой причудливой формы, комкал их в тугие шарики и яростно швырял в пылающий камин».
Страсть Оскара к писательству впервые обнаружилась в подростковом возрасте; за прошедшие тринадцать лет у него накопилась масса листков с набросками рассказов, а также развернутыми тезисами для журнальных статей и книг. Оскар втайне хранил папку со стихами, которые сочинил, живя в Такоме, для своей прежней возлюбленной, еще до встречи с Марион. Строки проникнуты лиризмом:
Романтические стихи никак не вязались с публичным представлением об Оскаре как об очень замкнутом человеке. Ученый изливал душу на бумаге. Об этих секретах знал только он, и годы спустя перечитывал свои откровения, с тоской вспоминая молодость. Все же были тогда и светлые моменты.
В другой папке содержались рукописи нескольких пьес, которые Оскар надеялся когда-нибудь поставить на сцене. Одна, полностью законченная, называлась «Почему я хочу путешествовать», но так никогда и не увидела свет. Впрочем, самым удивительным среди его сочинений оказались детективы: к примеру, «Проклятие сверкающего ока» или «В часовне». Оскар мечтал издать их, чтобы запомниться не только в качестве криминалиста, но и более творческого человека, например писателя. «Моя задача — вскрыть пороки американского общества, ставшие благодатной почвой для преступлений, и рассказать об этом будущим родителям посредством художественной литературы»{381}, — писал он матери.
У Оскара имелись и другие хобби, не связанные с наукой: он пел сольные партии в местном клубе хорового пения, изучал джиу-джитсу, выращивал цветы в своем саду в Беркли-Хиллз. Кайзера, библиографа-консультанта, все это забавляло, и он в шутку говорил, что у Оскара эклектические увлечения. «Ваш неподдельный интерес к вопросам, связанным с детьми, сорняками, обществами юридической помощи и литературой о шпионах, свидетельствует о глобальном понимании общемировых проблем»{382}, — подкалывал приятеля Кайзер.