Он страшно тосковал по матери. Смерть Альбертины всколыхнула еще одно тяжелое детское воспоминание. Известный криминалист, которого не один год восхваляли газеты по всему миру, по-прежнему ощущал беспокойство, перелистывая рабочий календарь. Несмотря на чудовищную загруженность, особенно возросшую после раскрытия ограбления поезда в Сискию двухлетней давности, Оскар все равно нуждался в новых клиентах, нуждался в деньгах.
В период между 1923 и 1925 годами он расследовал случай на бобслейных соревнованиях в Колорадо, ограбление банка в Такоме и убийство полицейского в Боулдере. Оскара упоминали в сотнях статей, во многих из которых говорилось об ограблении поезда. Огромные кипы газетных вырезок, которые он собирал, грозили обрушиться с полок. Журнал «Редбук» посвятил криминалисту целых два разворота, опубликовав материал под названием «Погоня». Одна вашингтонская газета восхищалась методами Оскара в статье «Почему преступники неизбежно оставляют красноречивые следы?».
К огорчению семьи, ученый стал чаще ездить в командировки. Однако профессиональная репутация Оскара зависела от его готовности быстро прибыть на место преступления или в зал суда. «Моя профессия требует от меня готовности в кратчайшие сроки отправиться куда угодно — хоть за десять, хоть за тысячу километров или дальше, — делился он с другом. — Получив задание, я через полчаса привычно сажусь в поезд, чтобы поехать за полторы тысячи километров, словно это обычное такси, которое повезет меня вечером в театр»{420}.
Оскар стал писать профессиональную литературу — занятие, необходимое для любого университетского преподавателя. У него вышли «Как поставить на суде шах и мат фальсификатору документов», «Эксперт против алиби», «К вопросу о сомнительных документах». Эти труды получили большое признание и активно использовались в полицейских участках по всей стране. Книга «Совместная работа персонала библиотек и уголовных следователей» стала выражением признательности Джону Бойнтону Кайзеру — незаменимому библиографу-консультанту из Такомы. Увы, Оскар снискал больше успеха как автор научных трудов, а не романов. Престижная карьера писателя по-прежнему оставалась несбыточной мечтой. Могло ли это измениться? Заветным желанием Оскара было оставить после себя литературное наследие в виде поучительных историй для подростков, чтобы они не стали преступниками. «Мне пришло в голову попробовать сочинять рассказы для мальчиков, которые помогут им составить более реалистичное представление о жизни в сравнении с тем, как это делается в большинстве книг для юношества. И преступника я выставлю не героем, а жертвой»{421}. Оскар рассчитывал, что роль жертвы не понравится ни одному мальчишке.
Впрочем, пока криминалисту предстояло решить куда более серьезные проблемы, чем издание детских книжек. На банковском счету вновь оставались жалкие гроши. И все же Оскар взял летний отпуск. Марион предложила отправиться в одно из их излюбленных мест. Тихий отдых, пусть всего на пару дней, должен был пойти Оскару на пользу, немного успокоить его нервы.
В субботу 1 августа 1925 года четверо Генрихов погрузились в легковой автомобиль и поехали за сто километров на север, в одно из красивейших мест Северной Калифорнии, где все надеялись прекрасно провести время.
Он стоял в просторной, ярко освещенной комнате{422}. Свет почти слепил. Оскар взглянул на «виновника торжества», попутно отметив его белоснежные зубы и застывшее выражение лица. Посмотрел в небольшое окно в дальнем конце комнаты, но снаружи царила кромешная темнота.
Стрелки на часах показывали пять вечера. Он мог бы сейчас наблюдать, как угасающие солнечные лучи отражаются на зыбкой воде Рашен-Ривер. Сыновья обожали плескаться в реке и гонялись по берегу за птицами. Семья Генрих часто приезжала летом в местечко Саммерхоум-парк в округе Сонома. Как жаль, что в тот вечер Оскар был не там.
Он склонился над обгоревшим телом Чарльза Шварца — выдающегося изобретателя, смелого ученого и большого ловеласа. От трупа, лежащего в похоронной конторе Уолнат-Крика, исходил сильнейший смрад. Белые зубы покойника резко контрастировали с обугленными останками. Почти вся плоть и мышечные ткани сгорели. Труп выглядел как жертва случайного пожара.
Оскар измерил длину конечностей и рост Шварца. Заглянул в его желудок и собрал образцы содержимого — улики, связанные с последним приемом пищи. При подсчете зубов химика выяснилось, что верхний правый моляр был искусно удален. Осторожно осмотрев кисти рук погибшего, криминалист убедился, что на подушечках пальцев отсутствует папиллярный узор. Это показалось Оскару странным. Узор должен был сохраниться, несмотря на огонь. Присмотревшись к лицу химика, Оскар понял, что глазницы пусты.
Тело Шварца лежало на спине, рот открыт, шея выгнута назад. Помощник коронера связал его руки и ноги тряпкой. Колени покойника застыли в согнутом положении — развивалось трупное окоченение. Стол, на котором лежало тело, усеивали мелкие черные крупинки и частицы кожи. Оскар сделал несколько снимков на фотоаппарат для картотеки: три кадра, где голова крупным планом, и еще два, где тело целиком. «Снимки сделаны с применением фильтра А на панхроматическую фотопластинку, линза 12 дюймов, диафрагма 32, выдержка 8 минут»{423}.
Криминалист заглянул через ротовое отверстие в череп Шварца — ничего. Тогда он хирургическими ножницами оголил часть черепа. Отложив на стол лоскуты покрытой волосами кожи, Оскар склонился над головой Шварца. Сбоку на черепе виднелась линия раскола и множество окружавших ее трещин. Как будто Шварца несколько раз ударяли по голове молотком или топором. Вопреки версии полиции, химик погиб не из-за неудачного лабораторного эксперимента. Его убили. И Оскар начал официальное расследование убийства.
Теперь криминалисту предстояло установить личность преступника. Кто это сделал? Мстительная возлюбленная? Завистливый конкурент? Ревнивая жена? Список подозреваемых мог включать массу лиц, и это всегда огорчало Оскара.
Убийство? После опознания тела вдова химика сотрясалась от рыданий. Она сквозь слезы вспоминала подробности последнего разговора с мужем: «Совсем недавно он позвонил мне по телефону и сказал, что почти закончил с работой и скоро приедет домой»{424}.
— Конечно, это он! — вскрикнула миссис Шварц при виде покойного и потеряла сознание.
— Я видел тело и подтверждаю, что это мистер Шварц{425}, — заявил семейный врач, доктор Альфред Х. Руди.
Теперь Оскар не сомневался, что перед ними Чарльз Шварц. Криминалистическую экспертизу следовало провести как можно скорее, иначе убийца избежит наказания.
В десять вечера, когда дом на Оксфорд-стрит погрузился в тишину, Оскар открыл дверь своего кабинета. Он вошел в первую из двух темных комнат и, выключив освещение, погрузил пластины из фотоаппарата в раствор проявителя, а затем в специальную промывочную ванну, чтобы избавиться от химикатов. К полуночи негативы сушились на веревке, а утром их отдадут в печать.
Оскар расправил фрагменты кожи, срезанные с черепа химика, поместил в отдельные контейнеры и тщательно обработал десятипроцентным раствором гидроксида калия для размягчения тканей. Пластичность образцов делала их более пригодными для лабораторных манипуляций. Этот прием до сих пор используется экспертами-криминалистами. Иногда Оскар размачивал подобным раствором мягкие ткани какой-либо части тела трупа, чтобы обнажить кости.
Довольствовавшись коротким сном, на следующий день Оскар в сопровождении ассистента отправился на место преступления — в частную лабораторию Чарльза Шварца. Химическая наука привлекала Оскара еще десятилетия назад, когда он подростком, работая в аптеке в Такоме, завороженно смотрел, как фармацевты готовят препараты. С тех пор криминалист овладел широким спектром наук, однако среди всех дисциплин отдавал предпочтение химии — она завораживала Оскара. Его восхищало путешествие, в которое пускался химик, желающий изобрести новое лекарство, уникальный тест или объяснить сложную химическую реакцию. Одетые в халаты, перчатки и защитные очки химики ежедневно работали с опасными веществами, большинство из которых легко воспламенялись или были ядовиты. Профессия химика, порой отличавшаяся риском, вызывала у Оскара уважение. Честно говоря, он бы так и проторчал в химической лаборатории до старости, если бы не соблазнился перспективным, упоительным миром криминалистики.