А теперь Гевин Макнаб собирался дискредитировать научные доказательства Оскара Генриха: отпечатки двух рук, которые, по мнению криминалиста, однозначно указывали на то, что Арбакл совершил убийство.
— Когда-либо в тот день вы касались ее руки, прислоненной к двери? — задал вопрос Макнаб.
— Нет, сэр, — ответил «Толстяк».
Место свидетеля Арбакл покидал другим человеком: он превратился в невиновного, преследуемого лишь за свой звездный статус человека. Спустя три недели слушаний обе стороны представили суду заключительные заявления — страстные призывы к справедливости и возмездию. Защита утверждала, что научные изыскания Оскара — ерунда и никаких достоверных доказательств вины «Толстяка» Арбакла нет. 2 декабря дело передали на рассмотрение присяжным, и теперь судьбу актера решали семеро мужчин и пять женщин.
Члены жюри, закрывшись в кабинете, обсуждали свидетельские показания, научные доказательства и рассказ самого Арбакла. Они спорили сорок четыре часа… но так и не пришли к единому мнению. Десять проголосовали за оправдательный приговор, а двое против. Большинство присяжных не поверили прокурору. Один из двух присяжных, кто голосовал «против», почти не принимал участия в совещании, а вторая твердо придерживалась своей точки зрения, так как доверяла мнению Оскара Генриха относительно виновности Арбакла.
«Мне хватило анализа отпечатков пальцев, чтобы принять решение, — призналась Хелен Хаббард. — История Арбакла звучала совершенно неубедительно. Поэтому я проголосовала за обвинительный приговор, и никакая сила на небе или на земле не могла бы заставить меня изменить мнение»{263}.
Экспертиза самого знаменитого криминалиста страны привела к тому, что присяжные так и не смогли вынести вердикт, и судья назначил новое разбирательство. Правда, некоторые все же радовались такому результату. Окружной прокурор Мэттью Брэди страшно гневался, но стоял на своем — «Толстяку» Арбаклу и ему подобным место в тюрьме! Роско сильно пал духом: актера не оправдали, и его репутация все еще оставалась опороченной. Впрочем, времени для передышки было очень мало: сразу после Рождества Арбаклу надлежало предстать перед вторым судом.
Вне стен суда, вдали от посторонних глаз Оскар Генрих жестоко страдал. Его крайне огорчило недопонимание коллегии присяжных. Криминалист решил, что аннулирование суда из-за отсутствия единогласного вердикта — это провал, приговор ему как профессионалу.
«То, как ловко защита создала контртеорию и подкрепила ее показаниями самого Арбакла, чей актерский опыт оказался очень кстати, позволило им по крайней мере не проиграть!»{264} — жаловался Кайзеру криминалист.
Однажды Оскар заявил, что в росте преступности в Америке виноваты современные женщины. Их сексуальная привлекательность и дерзкое поведение толкают юношей на насилие. Эту точку зрения разделяло большинство американцев. «Родители полагают, что нужно следить за сыновьями, дабы оградить их от греха, — сетовал криминалист. — Но я говорю: ради Бога, следите и за дочерьми и постарайтесь воспитать в них хоть каплю сдержанности, которой девушки могли похвастаться в те времена, когда о волнах преступности и слыхом не слыхивали»{265}.
Теперь Оскар клеймил не только распущенных женщин, но и всю индустрию развлечений, прославлявшую звезд, которые были рабами собственных страстей. «Дело Арбакла и то, как оно развивается, отражает свойственный американцам двойной стандарт, благодаря которому нарушившая закон женщина не избежит наказания, а мужчине почти всегда удается выйти сухим из воды»{266}.
Пока год назад женщины не обрели полноценные избирательные права, случаи изнасилований фиксировались редко. А если жертва все же обращалась за помощью к полицейским, то ее же и обвиняли в непристойном поведении. Мода на феминисток, ведущих свободный образ жизни и не скрывавших своей чувственности, страшила мужчин перспективой ложных обвинений, зато девушки и женщины ратовали за сексуальное раскрепощение.
Выступавшие за трезвость религиозные фанатики надеялись, что сухой закон поможет искоренить домашнее насилие. Одной из целей реформы{267}было очищение нации и возврат к моральным устоям Викторианской эпохи. Однако в суде девушек часто жестоко порицали и наказывали — например, в случае с изнасилованием несовершеннолетних «возмездие» обрушивалось на самих жертв{268}. Некоторые прокуроры, уверенные, будто девушки намеренно соглашались участвовать в кровосмесительных связях, выставляли бедняжек испорченными особами. Все больше женщин получали высшее образование, сами зарабатывали на жизнь, однако им по-прежнему докучали хлыщи, которые нахально свистели вслед или приставали на улице.
«Существование нашей нации зависит от неотъемлемого права женщины любого общественного положения самостоятельно выбирать себе партнера во всех касающихся ее делах»{269}, — писал Кайзеру Оскар. Он горько недоумевал, узнав, до какой степени звездный статус Арбакла повлиял на присяжных: целых десять из двенадцати членов жюри отмели выводы криминалистической экспертизы. Оскар хотел, чтобы «Толстяка» Арбакла настигла неминуемая кара, как некогда вавилонского царя Валтасара, который на пиру осквернил едой и напитками священные сосуды, выкраденные из иудейского храма{270}. Оскар видел себя эдаким пророком Даниилом, который прочел начертанную рукой ангела надпись на стене, возвещавшую о богохульстве Валтасара. «Подобно библейскому Даниилу, я истолковал им надпись на стене»{271}, — заявил он Кайзеру. Криминалист не сомневался: справедливость для Вирджинии Рапп восторжествует, и поклялся, что добьется этого на втором процессе: «Словно Валтасар, который погиб после пира в Вавилоне, Роско Арбакл погибнет профессионально и финансово после суда».
Рождество 1921 года для многих американцев выдалось славным{272} — по крайней мере, для тех, кто располагал достаточными средствами. В городах появились фургончики, торговавшие соснами и кедрами, а в пригороде жены посылали мужей, вооруженных острыми топорами, на специальные елочные фермы. Мужчины тащили домой хвойные деревья, которые на рождественский сочельник будут щедро украшены перевязанными бечевкой кульками с воздушной кукурузой, сосновыми шишками, гирляндами с красными и зелеными лампочками или сделанными своими руками бумажными цепочками. Те же, кто придерживался традиций или не мог позволить себе электрическую гирлянду, аккуратно привязывал к веткам свечи.
Некоторым ребятишкам выпадало счастье хлебнуть кока-колы или полакомиться шоколадным батончиком «Малышка Рут»[41] за десять центов. Дети сочиняли письма Санта-Клаусу: мальчишки просили игрушечные поезда фирмы «Лайонел» или заводные жестяные катера, а девочки мечтали о куклах, которые умели ходить и говорить и стоили на распродаже по 2 доллара 98 центов.
В обеспеченных семьях на рождественский обед, как правило, подавали суп из устриц, жареного молочного поросенка, порезанную кубиками репу в горячем яично-масляном голландском соусе, а на десерт — пирожные и орешки{273}. Но существовало в Америке и совсем другое Рождество, когда благодаря добровольцам из Армии спасения{274} Санта-Клаус стучался в двери домов, где жили бедные ребятишки. Подарки в мешках лежали скромные: варежки да шапки. Благотворительная организация, образованная в 1865 году в Лондоне, также доставляла нуждающимся бесплатные рождественские обеды, в частности индейку и импортные апельсины.
Оскару вспомнились рождественские праздники 1880-х в его собственном детстве: «Когда Санта-Клаус явился ко мне не в привычном красном костюме, а в шапке с красной лентой, на которой золотыми буквами было выведено „Армия спасения“, а вместо белоснежной бороды у него оказались черные усы, это стало для меня настоящим шоком»{275}.
Он так и не смог примириться с отцовским неумением обеспечить семью, с тем, как легко папа бросил семью на произвол судьбы. Слабость Августа Генриха лишила его сына многих возможностей. Оскар не забыл, как в восемь лет на Рождество получил лишь подарок от воскресной школы. «Я, сын бедного плотника, получил красное яблоко, а сынок богатого ювелира три коробки карандашей, два апельсина и кулек воздушной кукурузы, — с горечью вспоминал он. — Это случилось тридцать два года назад, но с тех пор я смотрю на жизнь по-другому».
Оскар пообещал себе, что к нему в дом больше никогда не придет Санта-Клаус из Армии спасения. Одержимость деньгами особенно возрастала у Генриха во время праздников. И чем сильнее он паниковал, тем тщательнее записывал статьи расходов семейного бюджета. Например, за неделю на страховку, дополнительную мебель, книги, автомобильные запчасти, мясо и табак ушло 74 доллара 37 центов. Оскар вел домашнюю бухгалтерию раз в неделю, а иногда и ежедневно. Его тревожило, насколько прибыльным окажется наступающий 1922 год.