Но тут подкралась проблемка с совершенно неожиданной стороны: контингент за год изменился кардинально. Если первые 70 человек были людьми отчаянными, крайне мотивированными на борьбу за выживание, то сейчас у нас уже совершенно другая публика. Часть из них заранее программирует себя на неудачу и предпочитает идти к нам именно потому, что случись неудача – цена её вдвое ниже. Но, как мы с вами понимаем, при таком подходе и вероятность неудачи у них на порядок выше. То есть с них задним числом ничего не получить. Они не ищут работу вообще или пошлют пару резюме, но трубку уже не снимают. Странный народ, но именно этих мы невольно начинаем к себе притягивать.
Вторая категория, которых мы не хотим еще сильнее, но они к нам тянутся со страшной силой, – это убежденные проходимцы, которые рассчитывают не заплатить после трудоустройства. Уклонение от оплаты происходит в разных формах. Например, помню одну женщину, которая после окончания курса ещё 6 месяцев повторяла курс несколько раз с другими группами, но работу не искала. На следующий день по истечении 6 месяцев она разослала резюме и через неделю вышла на работу. Так вот, она искренне была убеждена, что ничего школе не должна!
Тут мы имеем дело с очень тонкими, но реальными критериями: кто должен платить и кто не должен? Что считать датой окончания курса? Как проверить, искал ли человек работу и не смог найти или вообще не искал? Если он вообще не искал, то должен ли он оплатить курсы или не должен?
Короче говоря, мы с этой схемой намучились основательно и поняли: так нельзя, ибо задним числом мы собираем только четверть от того, что реально заработали. Мало этого, так люди, которые нас обманывают, нас же и не любят! Это понятный психологический феномен: если человек сознательно у меня крадет, ему необходимо моральное оправдание. У хорошего человека красть очень плохо, а у плохого красть – уже не так плохо и даже вовсе нормально.
Пришел как-то студент (он уже работал, но похаживал в класс), отозвал меня в сторонку и, предварительно попросив на него не ссылаться, рассказал, что сегодня вышла на работу одна особа из наших выпускников и она попросила его не рассказывать, что она вышла на работу. Объяснила, что хочет сделать вид, будто с момента окончания курсов до её трудоустройства прошло больше 6 месяцев. Время было рабочее, я позвонил этой особе на домашний телефон и оставил сообщение на автоответчике, радостно поздравил ее с выходом на работу. Через пару часов она перезвонила, поблагодарила за поздравления и спросила, когда начинать платежи.
В принципе, если есть такая возможность, надо помогать людям и мозгами поскорее перемещаться в новую жизнь, не только телом.
Таким образом, социалистическое мировоззрение в своей экстремальной форме меня покинуло, но не окончательно. Сделали так: платишь все деньги вперед, благо уже не рецессия, работа есть, и деньги есть у людей. А если за 6 месяцев работы не нашел, то мы тебе вернем. Но теперь на твоей совести – доказать, что ты работу действительно ищешь. Для этого раз в месяц мы проводим семинар по поиску работы, где каждый отчитывается, как и что он сделал, чтобы трудоустроиться. Два семинара пропустил – извини. Окончанием курса считается дата прекращения посещения занятий, а не формальная дата окончания того или иного класса. За три года работы по этой схеме мы сделали возвраты 5 студентам. Действительно, не получилось у ребят, бывает. Никаких вопросов или дебатов, – вернули тут же.
А потом произошел обвал интернет-бума, и наша схема снова оказалась непригодной. Если человек не может найти работу из-за того, что ее просто нет, тогда что делать? Школа виновата, что рынок обвалился, пока ты в классе 4 месяца был? Нет, конечно. Но у тебя в контракте написано, что оплата только в случае нахождения работы. И ты действительно искал, но не нашел…
В итоге десять лет экспериментов по сочетанию социализма (то есть безответственности) и капитализма (то есть ответственности) привели к полной победе развитого капитализма: всё на твою ответственность, но в рамках установленных штатом правил. То есть в этом конкретном аспекте функционирования мы слились с местными учебными заведениями и перестали быть «русской» школой.
В только что снятый новый офис нужна копировальная машина. Мы не стали её покупать, а взяли в лизинг, то есть в долгосрочную аренду. Если машина пять лет у нас простоит, то станет нашей собственностью. А нам необходимо размножать материалы в большом количестве, поэтому маленькая машинка не годится, нужна офисного уровня, то есть довольно громоздкий и тяжеленный агрегат.
Приходит грузовичок с копировальной машиной. С ним – двое работников, которые должны машину поднять в наш офис и собрать. Потом придет наладчик и всё запустит. Спустили они машину с грузовичка, пользуясь вертикальным подъемником, не вручную. Пошли искать наш офис, и тут только до них дошло, что мы находимся на втором этаже. Они вошли, головой покачали: нет, говорят, в другой раз приедем, на второй этаж нам её не поднять, нужна специальная тележка, которая по ступенькам ходит. «Погодите, ребята!» – говорю я им. Захожу в класс, привожу оттуда десяток парней, которые хватают эту железку и в одну секунду её на второй этаж затаскивают.
Приходит через пару дней хозяин сервисной компании – интеллигентный американец лет сорока, худощавый. Смотрит на меня с укоризной и говорит: «Почто же ты, парень, всю свою будущую жизнь в этой стране вот так на кон ставишь своими рискованными действиями? А если, упаси Господь, кто-то на этом деле инвалидом станет или еще чего похуже? Неужели ты даже не подумал, что творишь?» А мне, честно сказать, даже в голову такое не пришло. Мы в ЦКБ и не такое сами грузили-разгружали.
Эта компания и сейчас нас обслуживает. 15 лет спустя мы переезжали в новый офис, и хозяин снова лично устанавливал нам новую систему. Я ему ту историю напомнил. Он говорит: «А я о ней и не забывал. С тех пор каждому новому сотруднику рассказывал эту историю, чтобы в случае, когда при доставке они нарвутся на такого, как ты, то не позволяли самодеятельность».
Здание, в которое мы переехали, представляет собой офис-кондоминиум из 14 офисов. То есть у каждого офиса – свой владелец. Два этажа, общая площадь здания – 14 тысяч квадратных футов. Мы снимаем площадь 800 квадратных футов: классная комната на 15 посадочных мест, офис, прихожая. Стоит нам это удовольствие два с половиной доллара за квадратный фут в месяц. Плюс электричество. Плюс телефон.
На момент нашего переезда половина офисов в здании пустует. Vacancy Rate на офисные помещения – 40 %. Рецессия на излете, но спрос на помещения пока не растёт. В 2000 году, через четыре года, мы снова будем искать помещение. Тогда свободных офисов будет всего 1 % по цене от 5 до 7 долларов за квадратный фут.
Из четырнадцати офисов в здании двенадцать принадлежат одному владельцу, инвестору. Назовем его Джим. Ему лет за 70, долгое время работал риелтором, сейчас на пенсии. У него несколько таких зданий, и, чтобы не скучать, он сам их сдает в аренду и сам присматривает за техническим состоянием, для этого у него есть пара рабочих.
Очень удобная особенность нашего лизинга: мы можем в любой момент расторгнуть аренду, у нас нет обязательств снимать помещение пять лет, как обычно предусмотрено контрактом. Правда, и владелец не связан пятилетним сроком на стоимость аренды помещения и может в любой момент повысить цену. Не совсем в любой, а раз в году, в годовщину контракта.
Кроме нас в здании размещаются турагентство, пара маленьких компьютерных консалтингов, дантист, акушерский сервис по вызову. Есть парковка для машин на 40 мест, нам всем хватает. Во всяком случае поначалу. Да и занятия мы проводим по вечерам, с семи до одиннадцати, в это время весь паркинг пустой.
Школьной лицензии на этот момент у нас еще нет, но скоро появится. Поэтому в сити-холле мы регистрируемся как технический консалтинг, – это наша корпоративная лицензия от штата Калифорния. Мы с женой инкорпорировались пару лет назад, для получения контрактов на тестирование, нас об этом попросили. Соответственно операции по обучению идут под этой корпорацией.
Вот несколько хохмочек из жизни студентов, записанных мною ранее.