Глава 6. Школа тестировщиков. Процесс пошел

Первую группу я отбирал очень тщательно. Во-первых, потому что учебный план был заметно расширен, усложнен. Во-вторых, я понимал, что через пару месяцев, к моменту первого выпуска в моей «гаражной академии», рынок вакансий будет полностью парализован толпой очумевших людей, не имеющих ни малейшего понятия о профессии тестировщика, с чудовищными резюме. Предстояла фундаментальная дискредитация русских инженеров как класса.

(Собственно, так и произошло, и нам пару лет понадобилось, чтобы рынок вернулся в прежнее состояние. Но уже с самого начала было понятно, что всё к этому идет.)

Поэтому я не мог рисковать. Счастье еще, что половина, если не больше, выпускников Руфины и ее новых партнеров оказалась настолько деморализована, что просто не дошла до рынка.

Мои первые «гаражные» ученики… Васюта – украинец, учитель истории из Днепропетровска. В начале девяностых он учился у меня машинописи в Корейском центре. Васюта в числе первых прилетел в Сан-Франциско новым рейсом «Аэрофлота» через Владивосток и Анкоридж. Получил политическое убежище, привез жену с детьми, работал на стройке, освоил английский за эти годы. Он, конечно, косноязычен, но он и по-русски так же говорит, он вообще немногословен. Технически слабоват, но светлейший парень, рвется в бой, и он мне симпатичен.

Среди еврейских беженцев-интеллектуалов, наполнивших мой гараж, Васюта выглядит слегка потерянным. Но не хнычет и не комплексует, а рвется в бой: ему детей кормить надо!

Ещё в середине курса он начинает рассылать резюме и через неделю получает предложение о работе в IBM за 35 долларов в час. Интеллектуалы, до того смаковавшие тонкие нюансы автоматизации тестирования и поиски работы другими людьми, узнав об этом, тихо обалдевают и задумываются о жизни.

В группе настрой хороший, деловой. Но почти всех охватывает мандраж перед тем, как сделать первый шаг, пусть даже в очень нужном и правильном направлении. Народ начинает поскуливать: я боюсь, я не могу! И тут кто-то из тех, что поспокойнее, язвительно говорит: «А Васюта может?» Васюта превращается в невероятный мотивирующий фактор для всех остальных. Он близко не был так развит и рафинирован, как большинство студентов группы. Но он был мотивирован и активно двигался в направлении цели. А успех – это не сколько причин ты нашел, чтобы ничего не делать, а то, что ты шел вперед, несмотря на веские причины не идти.

Среди моих студентов – очень славная женщина лет 30 с небольшим, из Кишинева, кандидат наук, занималась методикой преподавания русского языка в молдавских школах. Тихая, немногословная, с приятной улыбкой, очень точно выражается. Тёплый человек, – один раз увидишь, и сразу кажется, что давно ее знаешь. Ей очень трогательно и заботливо помогал муж-программист, который считал, что без Юникса жизни нет. Он ее дома на Юникс натаскивал. Она очень быстро вышла на работу, большая умница!

Были ещё брат и сестра с Украины. Обоим лет по сорок, я думаю. Хорошие ребята. А у нас было заведено: когда кто-то выходил на работу, мы его всем гаражом поздравляли, вместе ликовали, а счастливчик называл сумму своей зарплаты для мотивации остальных. Сестра, получив предложение о работе, сумму не сказала. Я спросил её при всех, но она уклонилась от ответа. Потом подошла ко мне в перерыве и объяснила: «Понимаете, предложили мне 25 долларов в час. Но брату я сказала, что 18, потому что его жена получает 22 доллара. И если она узнает, что я получаю больше, то расстроится. А врать при всех, что мне предложили 18, я не хочу».

Как-то раз в гараж пришел мужчина лет 45, бывший советский программист на «Фортране» и «Паскале». А тут он на велфере и не может найти работу. Кто-то ему посоветовал подойти ко мне, поговорить.

Вообще поговорить о жизни идёт довольно большой поток людей, и теперь с ними говорю я, а не Руфина, как было раньше. Чувствовал я себя как Лев Толстой из песни, исполняемой нищими по подмосковным электричкам:

Роль Ясной Поляны выполнял наш гараж. Славяне оставались славянами, а вместо негров приходили евреи различных мастей, в том числе и этот программист. Улыбчивый, интеллигентный, мягкий, подбитый по жизни, остро ощущающий свою сиюминутную никчемность. Я ему предложил посидеть пару уроков сбоку, на стульчике, присмотреться и определить, насколько это ему интересно. Но он хорошо рубил в автоматизации, и его посадили прямо в первый ряд к студентам, чтобы помогал им отлаживать скрипты. Ему понравилось – лицо счастливое, глаза засветились. Я ему говорю: «Давай, подхватывай и иди работать. Я с тебя даже денег не возьму, поскольку не за что. Это как хорошего человека сигаретой угостить, с деньгами никак не связано».

Но не пошло у него. Вот незадача! Как-то раз я дал классу творческое задание: написать автоматический тест, который выполняет некоторую понятную вполне задачу. Он сел за клавиатуру, подзывает меня и спрашивает: «Миша, что вы хотите, чтобы я закодировал?» – «Абсолютно ничего, – говорю. – Хочу, чтобы вы написали автоматический тест, который проверяет вот эту функцию». Он опять за свое: «Вы меня тестированием не грузите. Просто скажите, какой код нужно написать?» – «Да нет же! – говорю. – Профессия тестировщика в том и заключается, что мы код не пишем, а тестируем. Код – это уже вторично. Как только ты понимаешь, что делаешь, то код уже не проблема».

Так мы с ним раза три по кругу прошли. Я ему не сказал, какой код писать, и он больше не пришел. Может, обиделся? Я не в курсе.

Лет через пять я его встретил в Сан-Франциско на улице. Он шел мне навстречу – в той же китайской куртёшке из тонкой светлой плащевки, несчастный и жалкий в фигуре, в осанке, во взгляде. Заметив меня, перешел на другую сторону улицы.