– А жужжать должно? Или свистеть тихонько? Или вообще молчком?
Закон притяжения приключений на свою пятую точку формулируется очень просто: приключения движутся в направлении тела с чалмой на голове и неприкрытой (сковородкой) задницей.
Тем временем, на местности ширится процесс поиска новых моделей чалмы и сковородки.
– Чук и Гек избавляются от Руфины.
– Руфина избавляется от третьего мужа. Теперь у нее новая судьба: Жорик, четвертый муж, чтобы все они были здоровы.
Жорик только что приехал с Восточного побережья, где работал в сфере строительства, и имеет сбережения. Он пришел учиться к Руфине и пал жертвой женских чар. Объединившись, Жорик и Руфина избавляются от двух так не ставших живыми легендами партнеров-десятипроцентщиков. Те и не возражают, учить все равно некого, а 10 % от пустого места в карман не положишь.
У Жорика видение бизнеса шире. Он хочет вообще уйти с русского рынка, что просто, поскольку это уже произошло вне зависимости от его желаний. Он хочет разворачиваться на англоязычной аудитории. Поэтому старое неблагозвучное название «Альфа Тест Инструмента) дарят Чуку и Геку, а у Руфины и Жорика появляется вполне американское название: «Stanford Plus Technology College». Так и рекламируются. В рекламе обещают 90 % трудоустройство.
Среди русских пенсионеров ползут слухи, что ловкая Руфина пристроилась как-то при Стэнфорде. Наивный народ! Стэнфорд – это чалма, сковородка теперь – мудрый Жорик.
Кроме Руфины, в первый год нашей учебной деятельности я стал объектом нападок со стороны социальных работников Сан-Францисской Jewish Vocational Services. В условиях рецессии мы устраивали новичков, почти не владеющих английским (недочеловеков, по их понятиям), на почти вдвое более высокооплачиваемую работу, чем имели они сами. Каждый день ко мне в гараж приходили поговорить всё новые люди, и почти все рассказывали, кто и что в Jewish Vocational Services про нас говорит.
Психологически их неприятие понятно. Наши довольно высокие результаты трудоустройства подчеркивали их собственную неспособность помочь людям. Кому такое приятно?
Особенно отличился в обгаживании нашей программы некий Дэвид, который был выпускником Стэнфорда. (Видимо, из не самых удачных. Сужу не по тому, что он получал гроши, тысяч 22–23 в год. Есть люди, которые просто любят помогать другим! Но Дэвид не любил никому помогать. Он ненавидел и тех, кто нуждался в его помощи, и тех, кто им реально помогал.) Но такой он был в команде не один.
Так вот, через месяц-другой после нашего с Руфиной развода звонят мне из JVS, приглашают приехать в Са-Франциско и провести презентацию школы. Они, собственно, все школы приглашают, потому что есть фонды, из которых можно клиентам-беженцам дарить по тысяче долларов на обучение. Но для этого школа должна быть ими одобрена. То есть они хотят посмотреть на все школы сразу (а их штук семь к этому моменту) и решить, какие из них одобрить.
Я знал всех восьмерых присутствующих со стороны JVS. Знал, что два из них настроены нейтрально, а остальных трясет от злобы и ненависти. И я совершенно не зависел от их денег, никак. Но не пойти было нельзя: нескольким моим ребятам очень не помешала бы тысяча от JVS, которую могли либо дать, либо не дать. Из-за ребят я должен быть пойти, даже зная, что мне наверняка откажут. И я пошел, потому что был единственным человеком, который на тот момент уже имел полсотни трудоустроенных выпускников. (Неустроенность «недочеловеков» соцработников как раз не задевала.)
Я говорил легко и уверенно, с улыбкой отвечал на все их вопросы. Они по очереди что-то спрашивали, предварительно представившись. И каждое имя ассоциировалось в моей памяти с целым ведром помоев, которыми этот милый парень или девушка нас поливали. Дэвид из Стэнфорда едва сдерживал раздражение. Бедолага!
Разумеется, отказали только мне. Все остальные школы получили их одобрение и финансовую поддержку.
И вот уже мы плавно оказались в 1996 году. Рецессия сошла на нет. Весной, пока ещё медленно, поползли вверх цены на недвижимость.
Проработав 4 месяца в Лотусе, я ушел в интернетовский стартап. Меня разыскал и позвал к себе в команду мой бывший менеджер из Борланда, англичанин Саймон. Для определенности, будем называть компанию БигВижн. Я вышел туда в конце февраля. В апреле пошел в паблик Нетскейп, первая интернет-компания, которая смогла это сделать. Мы были вторыми. В июле 1996 БигВижн вышел в паблик по семь долларов за акцию. Через четыре года цена акции достигла 750 долларов. Акции выросли более чем в сто раз. Президент компании стал миллиардером и человеком года среди китайцев (он и был китайцем, эмигрант в первом поколении). Молодой мужик лет 35.
Офис компании находился в Лос-Альтосе, в 15 минутах пешком от моего недавно купленного дома. Сверхурочно мы редко работали. Там было хорошо во всех отношениях. Я попал на тестирование веб-приложений, что мне очень по душе. Со мной работал Солженицын – мой самый первый, ещё доруфининский, превращенец в тестировщика. Помните, я говорил, что обкатал свою методику переобучения на жене и ещё двух парнях из Москвы? Солженицын был одним из тех двух. Теперь он помогал мне вести занятия в гараже. Серьезный парень, в Москве программистом работал в молодости.
Помню, сижу у него на самом первом уроке, осуществляю методический надзор, так сказать. Солженицын представился, рассказал о себе, о правилах работы с домашним заданием, о серьезном отношении к делу. И вдруг, очень спокойно и строго, произнес: «Если вы будете эти правила нарушать, то произойдет самое страшное…» Народ замер. Да и я, честно сказать, напрягся. А он продолжает: «Вы потеряете моё расположение». Большая умница, в самый корень смотрит!
Теперь мы и вовсе в одной компании работаем. Ну, бывает ли в жизни большая лафа?