Кто-то пошел традиционным путем — запасал продукты и воду, лекарства и витамины, батарейки и кислородные баллоны. Кто-то быстро обзавелся жильем за пределами больших городов, а кому позволяли доходы — за пределами страны: в районе Карибского бассейна или в Канаде. Кто-то строил во дворе дома бомбоубежище. Больше всего меня поразил неожиданный дефицит целлофановой пленки в магазинах стройматериалов. Оказывается, немало американцев закупили сотни метров целлофана с тем, чтобы в случае угрозы обмотать им свои дома — в буквальном смысле этого слова! Были также раскуплены сотни тысяч рулонов клейкой ленты, так как многие считали, что она подойдет для герметизации их жилья на случай враждебной атаки. Американцы всерьез собирались закупоривать этой лентой окна и двери, любые отверстия и щели в доме. Не хватало медицинских масок и перчаток, строительных очков и противогазов. Это был первый на моей памяти период небывалой популярности таких вещей в США. Второй период их повального дефицита случился в начале 2020 года, когда Америку стала захлестывать пандемия коронавируса. Мне потом долго бросались в глаза пылящиеся рулоны целлофана, пакеты с масками и перчатками, противогазы и другие средства индивидуальной защиты — как в моем собственном (признаюсь честно) гараже и подвале дома, так и у моих друзей и знакомых.

Интересно, что одним из первых мероприятий, которые организовал Пентагон по горячим следам теракта 11 сентября, стала большая конференция писателей-фантастов. Военные попросили писателей включить свое воображение и описать все возможные сценарии нетрадиционных атак на Америку, возможные нетрадиционные угрозы — в первую очередь не военные, а террористические. Среди приглашенных было немало сценаристов из Голливуда, славящегося своими боевиками и блокбастерами о борьбе с непривычными угрозами — от иностранных террористов до инопланетян, от внеземных вирусов до взбесившихся компьютеров. Сами представители вооруженных сил утверждали, что им трудно представить какие-либо другие, кроме собственно военных, угрозы и опасности. Они все-таки привыкли к тому, что враг должен быть очевиден и желательно одет в униформу противоположной армии.

Примерно в это время в американском обществе и стали раздаваться первые заявления о том, что традиционная армия, какой мы ее знали на протяжении многих десятилетий, больше не способна выполнить свою роль и обеспечить безопасность страны. Атаке подверглись ведь не границы государства, и удар нанесла отнюдь не чужая армия. В Америке до сих пор продолжаются дискуссии о том, какой должна быть современная армия развитого государства и какие задачи она должна быть в состоянии решить; какими должны быть спецслужбы, как глубоко могут они погружаться в гражданское общество, в частную жизнь человека, не слишком нарушая принципы демократии… Все эти вопросы трагедия 11 сентября 2001 сделала крайне актуальными.

Я помню, что особую тревогу вызывали разговоры о разного рода «грязных бомбах», которые могли, как считалось, быть доставлены в США и размещены на улицах мегаполисов. Много говорилось и про историю с «потерянными ядерными чемоданчиками» генерала Лебедя в России. Американцы в высшей степени нервно реагировали на любые оставленные или забытые предметы в транспорте и разных публичных местах. Сразу же появлялись полицейские, собаки, какие-то роботы-самокаты… Спецслужбы Америки оказались перегружены сообщениями бдительных граждан о подозрительных личностях, совершавших непонятные действия, о заговорах и зловещих замыслах. Это был период, когда иностранцу, говорящему с арабским акцентом, приходилось в Америке нелегко. В стране резко сократилась публичная активность, жители стали с опаской смотреть на лиц с восточной внешностью, доходы авиакомпаний рекордно упали. Известны случаи, когда пассажиры вообще отказывались лететь, видя в салоне самолета людей, похожих на выходцев с Ближнего Востока. Полиция на улицах принялась усерднее проверять людей с такой внешностью, что не могло не вызывать возмущения у части гражданского общества США и активистов-правозащитников. К счастью, этот период продолжался не так долго. Здравый смысл и прагматизм американцев быстро взяли верх над сверхподозрительностью — гораздо быстрее, чем, скажем, в 2020–2021 годах.

Трагедия 11 сентября 2001 года была слишком масштабной, чтобы можно было преодолеть ее последствия усилиями одних лишь волонтеров. В этом случае правительство страны и городские власти Нью-Йорка действовали весьма эффективно и слаженно, не ударяясь в панику и в политизацию собственных усилий. Экстремальных погодных условий, к счастью, не случилось. Но главное было в том, что баланс свободы и безопасности в Соединенных Штатах в этот день явственно качнулся в сторону безопасности. Для нынешнего поколения американцев такое случилось впервые, и многие не знали, как на это реагировать. Вдруг простому американцу, живущему где-то в глубинке и совершенно не интересующемуся политикой (тем более внешней), стало наконец ясно, что за эту политику платить придется и ему тоже — своим комфортом, своей свободой и привычным образом жизни, своими деньгами, а то и своей жизнью. Это было новое ощущение для миллионов обычных людей. С одной стороны, такое ощущение вызвало взрыв патриотизма и единения всей нации, но с другой — заставило задуматься, да и то ненадолго о проблемах окружающего Америку мира.

В октябре 2001 года был принят федеральный закон, получивший название Патриотического акта. Его полное название звучит гораздо скучнее: Акт «О сплочении и укреплении Америки путем обеспечения надлежащими средствами, которые требуются для пресечения и препятствования терроризму». Этот закон дал правительству и спецслужбам США весьма широкие полномочия по надзору за гражданами страны. Он расширил возможности по прослушиванию и электронной слежке, что многими американцами было воспринято как прямое нарушение Четвертой поправки к Конституции страны. Эта поправка требует, чтобы каждый случай обыска, слежки или задержания был подкреплен ордером, выданным судом при наличии серьезных оснований. Получить такой ордер, согласно условиям, излагаемым в Четвертой поправке, очень трудно. Например, требуются показания полицейского офицера, данные под присягой. Эта поправка, как посчитал в свое время Верховный суд США, распространяется на всю частную жизнь человека, а не ограничивается лишь его физической неприкосновенностью. Более того, улики, полученные против кого-либо путем нарушения этой поправки, не могут быть учтены в суде, так же как и доказательства, сделанные на основе этих улик.

Еще 1 марта 1792 года Четвертая поправка, после того как ее одобрили все штаты, стала частью Конституции США. До сих пор она продолжает вызывать немало споров среди правоведов. Некоторые считают, что она может позволить виноватым избежать наказания; другие полагают, что она недостаточно сильно защищает невиновных — например, в случае так называемого «добросовестного» заблуждения полицейского, который, мол, «не специально» подтасовывал сведения, чтобы получить право на обыск или задержание. Имеются также разногласия в понимании действия этой поправки в том случае, если полиция докажет, что все-таки получила улики не совсем законным путем, но это сильно сократило время расследования или что позже данные улики все равно были бы получены уже законно. Однако все это были детали. Важно другое — Патриотический акт входил в открытое противоречие с Четвертой поправкой, что не могло не вызвать негативную реакцию у американцев. Однако, повторюсь, маятник уже качнулся в сторону безопасности, и большинство американцев, пусть и скрипя зубами, но согласились с временной необходимостью нового закона.

24 октября 2001 года 357 членов Палаты представителей проголосовали за этот закон, 66 членов — против. В сенате США был только один голос против, и 26 октября президент Джордж Буш-младший подписал закон. Изначально этот закон имел временный характер, но за последующие полтора десятка лет его несколько раз продлевали.

Патриотический акт 2001 года, без сомнения, стал большим ударом по правам и свободам американцев, которые смирились с ним только в условиях шока после событий 11 сентября. Спецслужбы страны благодаря ему получили такие полномочия, которых у них не было за всю историю и о которых они не могли даже мечтать. Отныне они имели право подвергать полному контролю телефонные разговоры и любую переписку граждан США, собирать информацию о том, какие сайты они посещают на своих домашних компьютерах и какие книги берут в библиотеках. Белый дом даже получил право назначать и увольнять прокуроров любого уровня. (Правда, именно это право конгресс полностью отобрал у Белого дома уже в 2007 году.)

Надо отметить, что многие американцы не сразу осознали, какой удар по их правам и свободам был нанесен Патриотическим актом. Привычная защищенность их частной жизни резко сократилась до исторического для Америки минимума. Правительство страны с трудом, но все же склонило ведущие компании в области цифровых технологий к выполнению нового закона. Наблюдение велось и за пределами США; под колпак американских спецслужб тогда попали и граждане других государств. Операция «Призма» — как она называлась официально — по сути, позволяла осуществлять глубокий и полноценный контроль практически за любым частным лицом или государственным деятелем на Земле, о чем, повторюсь, американские налогоплательщики толком и не догадывались. Наиболее мощный удар по этой секретной программе нанес бывший сотрудник американских спецслужб Эдвард Сноуден: он обнародовал немалую часть информации, касающейся функционирования этой самой «Призмы».

Молодой человек по имени Эдвард Сноуден, подобно своеобразному индикатору, вывел на свет отношение американцев к тому, что происходит в их стране. С одной стороны, он — государственный преступник, предатель, раскрывший всему миру национальные секреты Соединенных Штатов и подорвавший, таким образом, их безопасность. Он сделал бессмысленной всю операцию «Призма», которая обошлась американским налогоплательщикам в огромную сумму. То есть Сноуден нанес Штатам еще и немалый финансовый ущерб, украв то, что являлось собственностью государства. Так мыслила и продолжает мыслить значительная часть истеблишмента страны. С другой стороны, Эдвард Сноуден для очень многих простых американцев является героем, ведь он, сломав собственную судьбу и карьеру, вскрыл тайну, которую государство хотело утаить от собственных граждан, то есть от тех, кто оплачивает всю государственную деятельность. Другими словами, Сноуден сделал то, что должен был сделать любой патриот: он рассказал правду о правительстве своим согражданам. Он выполнил свой гражданский долг — бескорыстно и с великим риском для себя. В менталитете большинства американцев это безусловное проявление патриотизма.

В традициях американского гражданского общества всегда было относиться к таким людям как к настоящим героям, независимо от того, что о них думает собственное государство и даже закон. В истории США такие люди играли заметную роль и всегда положительно воспринимались народными массами. В Соединенных Штатах существует даже целый сектор права, который охраняет и защищает таких людей от гнева, судебных исков и прочих преследований тех или иных государственных структур, политических организаций или корпораций, чьи «грязные» и «не очень грязные» секреты были ими обнародованы. Среди подобных героев немало чиновников и журналистов, сотрудников крупных банков и корпораций. Этот образ широко представлен в американской популярной культуре и литературе, даже в школьных учебниках. Журналисты, удостоившиеся престижнейшей Пулитцеровской премии, во многих случаях получали ее именно за рассказы о тайных операциях своего государства, о секретных шагах или преступлениях американских спецслужб, о делишках больших корпораций, являющихся становым хребтом экономики США. Любой компромат на Америку, любые сведения, дискредитирующие эту страну, мир получает, как правило, из американских же источников, из статей и книг американских журналистов и правозащитников — борцов за правду, даже если эта правда негативно сказывается на имидже страны. Они сами, я уверен, об этом эффекте и не думают — их статьи, книги и журналистские расследования направлены сугубо на внутреннюю аудиторию. Однако есть одно существенное отличие Сноудена от большинства такого рода активистов: он в свое время давал присягу и добровольно обязался хранить секреты, которые позднее обнародовал. Они попали к нему в руки не случайно (как часто бывает), он обещал хранить и защищать их. То есть он получал за свои обещания деньги — а потом сам же их и нарушил. Поэтому в американском обществе сохраняется определенная двойственность в отношении него.

Вернемся к Патриотическому акту. Со временем многие его положения были или отменены, или заморожены. Интересно, что наибольшую поддержку окончательная отмена Патриотического акта, состоявшаяся в 2015 году, получила как раз у тех, кто был его самым горячим сторонником в 2001 году, но потом пришел к выводу, что спецслужбы стали злоупотреблять полученными полномочиями. Так или иначе, но в мае 2015 года Палата представителей конгресса приняла новый закон, названный «Акт о свободе США». В значительной своей части он был прямо противоположен Патриотическому акту — в частности, запретил американским спецслужбам, включая Агентство национальной безопасности (АБН), прослушивать телефонные разговоры и вести электронную слежку за гражданами США, а также собирать любую информацию о них без конкретного решения суда. За проголосовали 338 конгрессменов, 88 — против. Третьего июня 2015 года сенат США принял «Акт о свободе США», и через несколько часов президент Барак Обама подписал новый закон.

Так или иначе, но после сентябрьских событий 2001 года свобода перестала быть приоритетом в Америке, уступив место соображениям безопасности — в первую очередь за счет свободы и защищенности частной жизни простых американцев. Это был, безусловно, вынужденный шаг после самого разрушительного и кровопролитного террористического акта в истории Соединенных Штатов. Но был ли данный шаг необходимым и эффективным? На этот вопрос Америка ищет ответ до сих пор. Как, впрочем, и весь мир.