Свобода или безопасность

История Америки (как и любой страны, особенно западного типа) — это история постоянно изменяющегося баланса между потребностью людей в свободе и невмешательстве в их частную жизнь, с одной стороны, и их же требованиями безопасности и защищенности — с другой. На протяжении десятилетий, особенно после окончания холодной войны, баланс неуклонно склонялся в сторону свободы. Америка последних четырех десятилетий XX века была страной расширения различных свобод простого человека. Надо признать, что американцы за это время привыкли достаточно безалаберно относиться к вопросам безопасности. В самом деле, чего оставалось бояться после распада СССР? Я постоянно жил в США с конца 1980-х годов и могу сказать, что уже тогда было видно, насколько беспечно американцы относятся к безопасности, в том числе и к личной, частной. Даже бурное развитие компьютерных технологий в последней четверти прошлого века не очень-то побудило американцев задуматься об этом. Люди жили свободно, без каких-либо серьезных ограничений, и большинству из них казалось, что так будет всегда. Отдельные встревоженные высказывания экспертов и футурологов тонули незамеченными в хоре радостных возгласов о свободе и процветании. Американская экономика в те годы развивалась весьма успешно, показывала серьезные темпы роста, и это лишь укрепляло в умах простых американцев мысль о том, что личная свобода и развитие экономики связаны напрямую.

Эту незамысловатую мысль Америка вольно или невольно транслировала на весь мир, особенно на страны Восточного блока (включая Россию), которые только-только становились на путь рыночной экономики и создания у себя институтов демократии. «Свобода важнее безопасности», «Свобода гарантирует быстрый рост экономики и благосостояния» — таковы были лозунги многих стран того периода, в том числе и России эпохи Бориса Ельцина и Егора Гайдара. Чем больше в мире демократических стран — тем мир безопаснее, люди живут в большей защищенности и благополучии, ведь демократии не воюют между собой — эту мысль как аксиому повторяли на семинарах по политологии и международной политике во всех ведущих университетах мира. Нельзя сказать, что эти лозунги были лживыми или неправильными. Однако они сильно упрощали политическую картину, представляя ее не объемной и сложной, а плоской и примитивной. Они приучали к мысли, что баланс свободы и безопасности опирается на одностороннее прогрессивное движение в сторону все большей свободы — а безопасность приложится сама собой и экономика будет расти и расти. Сегодня многим людям, которые формировали свои взгляды в то время, трудно примириться с горьким запоздалым осознанием, что все в мире не так просто и очевидно.

Первый звоночек прозвучал во время десятинедельной британо-аргентинской войны за Фолклендские острова весной 1982 года: тогда две демократические страны (Аргентина и Великобритания) не смогли разрешить свои противоречия без вооруженного конфликта, в котором одна из сторон одержала именно военную победу. Относительно мирный распад СССР и Восточного социалистического блока, казалось, вернул развитие событий в нормальное русло. Хотя бы на время. Однако позже стало ясно, что распад Советского Союза и крах его сателлитов в Восточной Европе породил целую серию «отложенных конфликтов», локальных войн и территориальных споров, а также огромную волну исторической неприязни среди еще недавних союзников и партнеров. Россияне знают это, к сожалению, очень хорошо. Эти «отложенные конфликты» продолжаются до сих пор: конфликты в Грузии и на Украине, появление отколовшихся территорий под флагами ЛДНР, война в Нагорном Карабахе осенью 2020 года и т. д. являются прямым следствием распада СССР, который должен был, как ожидалось, гармонизировать международные отношения, усилить безопасность народов этих стран и дать толчок взлету их национальных экономик. Ничего этого не произошло. Более того, стало ясно, что бурные события декабря 1991 года, вошедшие в мировую историю как «распад СССР», отнюдь не означали какого-то законченного результата. Империи не распадаются внезапно, это долгий и мучительный процесс. Лично для меня очевидно, что распад Советского Союза еще не закончился, а постсоветское евразийское пространство до сих пор является одним из самых взрывоопасных регионов мира.

Однако перечисленные драматические события происходили, хотя и не без косвенного участия США, все же далеко от их границ, не затрагивая жизнь обычных американцев. Но 19 апреля 1995 года в результате мощного взрыва заминированного автомобиля в городе Оклахома-Сити, штат Оклахома, было разрушено административное здание и погибло 168 американцев, в том числе 19 детей в возрасте до шести лет, ранены оказались около 700 человек. Взрыв был настолько сильный, что разрушил или частично повредил более 320 зданий и полностью уничтожил 86 автомобилей. Это был крупнейший и самый кровавый на то время террористический акт на земле США, да к тому же организованный и совершенный совсем небольшой группой (в ее состав входило всего несколько человек, а непосредственными организаторами были лишь двое). Данный теракт наконец заставил правительство страны принять несколько законопроектов, в том числе «Акт об антитерроризме и смертной казни 1996 года», а также целый ряд законов, связанных с ограничением свободной продажи химикатов, которые могут быть использованы как для производства удобрений, так и для изготовления взрывчатых веществ.

Безотлагательно было принято множество федеральных и местных законов, связанных с охраной зданий и сооружений, принадлежащих правительству США и правительствам штатов. Разрушенное здание в Оклахома-Сити до случившегося теракта считалось настолько безопасным, что за огромное сооружение нес ответственность всего один охранник у входа. После трагедии была проведена тщательная ревизия всех 1300 федеральных зданий и выработана система квалификации их безопасности, подразумевающая пять уровней — от первого, с минимальным уровнем охраны, до пятого, требующего максимальных мер предосторожности. Все федеральные здания в США получили ограждения из бетонных барьеров, а стекла в их окнах были заменены стеклопакетами: это резко снизило возможность получения травм от разлетевшихся осколков. На всех зданиях были установлены видеокамеры постоянного наблюдения, внутри были созданы недоступные для посетителей зоны повышенной безопасности и т. д.

Но самое главное — в Соединенных Штатах спешно развернулась большая и оживленная общенациональная дискуссия о смысле и причинах несогласия меньшинства с большинством, о значении и весомости позиции меньшинства (каким бы незначительным оно ни было), о природе разногласий и методах их согласования в рамках американской демократии. Самой важной и острой темой дискуссии в то время был вопрос о методах борьбы в случае несогласия тех или иных граждан с действиями демократического государства. Многие из тех, кто первоначально разделял позицию ветерана войны в Персидском заливе Тимоти Маквея — главного организатора и исполнителя теракта в Оклахома-Сити, надеявшегося таким образом поднять восстание против центральных властей как месть за осаду федеральными войсками поместья «Маунт Кармел», где погибло несколько десятков членов религиозной секты, — стали массово отказываться от своих взглядов. Для подавляющего большинства его сторонников гибель невинных сограждан явилась трагедией, а то, что Маквей пошел на массовое убийство вместо того, чтобы точечно убить несколько высокопоставленных чиновников (как он изначально планировал), было абсолютно непродуктивно. Маквей был приговорен к смертной казни и казнен 11 июня 2001 года; его сообщника Терри Николса приговорили к пожизненному заключению.

События в Оклахома-Сити оказали огромное воздействие на все американское общество. В США началась выработка новой концепции массовой безопасности: она медленно, но необратимо стала менять баланс «свобода — безопасность» в сторону безопасности. Однако минусом этой концепции было то, что она охватывала только отношения человека и государства. В результате американцы начали с удивлением замечать, что при посещении федеральных учреждений у них теперь спрашивают документы и просят пройти через рамку металлоискателя. В фойе разных учреждений прибавилось охранников, а на стенах кабинетов и коридоров, а также по периметру зданий появились камеры. Многочисленные камеры были установлены и там, где они еще совсем недавно были невозможны, — например, в лифтах, в гардеробах и на парковках, на подходах и подъездах к правительственным зданиям, на крышах стоящих рядом домов и на столбах уличных фонарей.

Для простых американцев это была непривычная картина. Многие из них ощущали сильный дискомфорт, им очень не нравилось быть объектами наблюдения. Все-таки частная жизнь гражданина США всегда оставалась в значительной степени неприкосновенной для правительства страны и национальных силовых структур. Одним словом, возмущение поднялось немалое. Однако вместе с тем в обществе росло осознание необходимости подобных мер. Сегодня можно только сожалеть, что оно росло недостаточно быстро, а новые меры контроля и безопасности были направлены только на охрану правительственных зданий и учреждений. То, что еще больший по масштабам трагедии террористический акт может случиться в обычном негосударственном офисном здании (пусть и самом крупном), никому и в голову не приходило. Самая распространенная точка зрения гласила, что, если террористы снова попытаются атаковать Америку в целях воздействия на политику ее правительства, они по-прежнему будут метить в федеральные здания и учреждения. Как показало ближайшее будущее, это было не так.

Во время дискуссий на эту тему широко обсуждалось новое понятие «домашние террористы»: в него включались экстремистские элементы из числа самих американцев, выросших в стране и являющихся ее гражданами. О вероятности нанесения террористического удара, организованного и спланированного за рубежом, да еще силами иностранцев, как правило, речи не было. Американцы продолжали верить в безопасность своих внешних границ, в возможности своих спецслужб, чей авторитет после победы в холодной войне вырос до невероятных размеров, в «подушку безопасности» в виде двух огромных океанов, в способность государства контролировать две сухопутные границы — с Канадой и Мексикой. Если проанализировать, к примеру, президентскую избирательную кампанию 2000 года, то нетрудно заметить: международный терроризм, угрожающий США, в ходе нее практически не обсуждался.

Сказать по правде, основания для такого «домашнего» подхода были. Спокойствие Соединенных Штатов сотрясали в основном внутренние скандалы и теракты. Это была, например, уже упомянутая осада весной 1993 года техасского ранчо «Маунт Кармел», принадлежавшего членам религиозной секты «Ветвь Давидова»: тогда погибли 82 члена секты и четверо федеральных агентов. Формальной причиной осады указывалось подозрение в нарушении оружейного законодательства. Именно эта трагедия стала изначальным поводом для действий Тимоти Маквея в Оклахома-Сити, которые он приурочил ко второй годовщине событий в Техасе. А еще за год до этого, в 1992 году, в местности Руби-Ридж, расположенной в штате Айдахо, произошел очень значимый для общественного мнения Америки инцидент с применением огнестрельного оружия, в который оказались вовлечены бывший военный инженер Рэнди Уивер и члены его семьи. В результате инцидента погибли жена Уивера и его 14-летний сын, а также один федеральный маршал. Сообщник Тимоти Маквея в подготовке теракта в Оклахома-Сити, сторонник ультраправых взглядов Терри Николс на суде не скрывал, что он мстил Америке за события в Руби-Ридж, где, как он считал, по вине федеральных властей погибли невинные люди. И таких примеров можно привести еще немало. После трагедии в Оклахома-Сити за период с 1995 по 2005 год правительство США отчиталось о предотвращении по меньшей мере 60 попыток «домашних» террористических актов. Америка боролась с «домашним» терроризмом, но в понимании подавляющего большинства американцев он был скорее ужасным проявлением имеющихся противоречий в обществе, ошибок, допущенных правительственными чиновниками или силовиками. Подобные инциденты по-прежнему никак не разрушали всеобщую веру в то, что свобода является высшей ценностью американской культуры, а безопасность будет достигнута только через преодоление ошибок и стереотипов — и, само собой, расширение свободы, в том числе политической.

Ужасная расплата за такую наивность наступила скоро. Трагические события в Нью-Йорке и Вашингтоне 11 сентября 2001 года, где смертниками были совершены четыре скоординированных теракта, а также факты распространения через почтовые отправления спор сибирской язвы потрясли всю Америку, окончательно подорвав еще недавно казавшиеся аксиомой представления о «правильном» балансе личной свободы и личной безопасности, о расширяющейся свободе как обязательном условии роста экономики «сияющего града на холме».

Я уже жил в Америке много лет, когда случилась трагедия 2001 года, и хорошо помню, как эти несколько сентябрьских дней потрясли Америку до основания. В моей памяти были еще свежи воспоминания о том, как распадался СССР. Люди в Москве (да я уверен, что не только в Москве) собирались перед стендами со свежей прессой, рано утром дружно раскупали в киосках ежедневные газеты, чтобы поспеть за стремительным развитием событий. Никто не выключал телевизор, по которому одни за другими транслировались дебаты в Верховном Совете, репортажи из отваливавшихся от СССР республик и выступления политиков, полные популизма и революционной риторики. Пешеходы на столичных улицах держали в руках всевозможные радиоприемники, прижав их к уху, чтобы не пропустить ничего из потрясающих страну новостей — столь непривычных для простого советского человека. Я тоже, признаюсь, ходил тогда по Москве с прижатым к уху радиоприемником.

Подобное я наблюдал и в сентябре 2001 года в Америке — в частности, в Вашингтоне. Американцы забросили работу и столпились перед телевизорами и компьютерами, везде работало радио. Практически все, кого я видел на улицах американской столицы, на ходу разговаривали по мобильным телефонам — узнавали последние новости и сообщали родным о своем местонахождении. Я сам едва успел позвонить в Москву и сказать родителям, что со мной все в порядке. Минут через двадцать после моего звонка по всей Америке была отключена мобильная связь — спецслужбы США опасались, что террористы будут с ее помощью согласовывать свои действия и получать новые наставления. После того как один пассажирский самолет врезался в здание Пентагона, а другой, направлявшийся в Белый дом, оказался уничтожен (до сих пор не совсем понятно как: пассажирами, которые обезоружили летчиков и направили самолет в землю, силами ПВО или как-то еще), в США в считаные минуты были посажены на ближайшие аэродромы все самолеты, находившиеся в это время в воздухе.

Я не видел своими глазами, как прошли следующие несколько часов в Нью-Йорке. Помню только телевизионное изображение. Но я видел Вашингтон. На улицах американской столицы царило внешнее спокойствие, хотя полицейских машин заметно прибавилось. Магазины и рестораны работали как обычно. Однако в вашингтонских политических офисах кипела бурная деятельность: американская элита пыталась понять, что случилось и почему это вообще могло случиться. Я не замечал никакой паники, но и искренним спокойствием назвать общее поведение тоже было нельзя. Простые американцы вообще не могли понять, почему произошло то, что произошло. Почему не сработали знаменитые американские спецслужбы, куда смотрели структуры, ответственные за безопасность границ и иммиграционных потоков, как могли огромные сети американских разведок, казалось бы растянутые на весь мир и не пропускающие без проверки ни единого сомнительного сигнала или человека, допустить такой колоссальный провал? А то, что это был колоссальный, исторический по масштабам провал, стало ясно довольно быстро.

Я уже писал в своих предыдущих книгах о том, как на трагедию 11 сентября отреагировали правящий класс США, спецслужбы, чиновники и различные эксперты. Не буду здесь повторяться. К тому же многие написали об этом, безусловно, лучше меня. Здесь отмечу, что для простого американца этот день стал концом той Америки, в которой он родился и вырос, которую знал как свою ладонь. Америка всегда была страной динамичной и быстро меняющейся. Но сейчас его родная страна стала меняться просто молниеносно — и не всегда в понятном обычному человеку направлении. В свое время Усама бен Ладен заявил, что его целью при подготовке теракта 11 сентября 2001 года было изменить политику Америки, но главное — изменить саму Америку. Надо признать, что своей главной цели он, пусть даже отчасти, добился. Америка уже никогда не будет прежней. С одной стороны, люди стали понимать, что жизнь «сыра в масле» неожиданно закончилась. С другой — внезапно пришло массовое понимание, что государство не способно полностью защитить человека в чрезвычайной ситуации. Американцы встрепенулись, огляделись и стали думать, как они могут защитить себя сами. Я всегда знал, что Америка сильна человеческой инициативой, но после 11 сентября 2001 года увидел это воочию на самом бытовом уровне. Заработал, казалось бы, окончательно впавший в спячку генотип прадедов-первопроходцев.