То же самое относится и к людям: репутацию, особенно в профессиональном сообществе, потерять легко, а вернуть крайне непросто, если вообще возможно. Сколько в последние годы политиков или голливудских знаменитостей, потеряв репутацию — иногда по откровенно выдуманному поводу, — теряли свои звездные карьеры и надолго оказывались на профессиональной обочине!

Я вспомнил историю про университет потому, что рассказываю о временах, когда вера американцев в репутацию людей, приезжавших в США, базировалась в основном на словах этих самых людей. На той эйфории, которая наступила в обществе в результате краха коммунизма и окончания холодной войны. Но так продолжалось сравнительно недолго — максимум десятилетие. Постепенно американцы становились настроенными все более скептически по отношению к вновь приезжающим специалистам и ученым. Многие из них так и не прошли настоящую «проверку реальностью», не выдержали требований элементарной правдивости. Их постепенно лишали грантов и стипендий, а потом и работы. Однако немало оказалось и таких, кому все-таки удалось неплохо устроиться и начать американскую жизнь.

Постепенно в США началась обратная реакция. «Медовый месяц» закончился. Кредит этого странного доверия был исчерпан. В новой реальности бывшие граждане Советского Союза — даже действительно заслуженные и многого достигнувшие на Родине — сталкивались с тем, что найти в Америке работу по профессии им очень непросто. Еще совсем недавнее свое преимущество — происхождение — выходцы из Союза раз и навсегда потеряли. Да и мода на бывший СССР быстро испарялась. Буквально на моих глазах проявилась другая сторона американского характера. Доверчивость обитателей Америки имеет, как правило, очень ограниченный срок годности и быстро исчерпывается. Американцы не россияне. При первых же признаках того, что их разводят, обманывают, с ними хитрят, американцы способны резко поменять свое мнение о человеке, и второго шанса они ему не дадут. Больше они ему не доверяют, даже не проверяя (еще раз перефразирую слова Рейгана): просто «отрезают» этого человека от своей жизни и работы. И неважно, кто он — простой преподаватель или президент. Это одна из особенностей американского менталитета, о которой мне с обидой рассказывали некоторые мои соотечественники, попавшие в трудные ситуации из-за того, что поначалу вводили американцев в заблуждение. Неудивительно, что в их глазах все американцы превращались в хитрых партнеров и недружелюбных людей.

Подходят ли американцы с этими же требованиями сами к себе? По моим более чем 30-летним наблюдениям, обычно подходят. Американцы — народ в целом искренний и правдивый. Конечно, не все, не во всем и не со всеми. Супружеские измены или, например, первая сигарета с марихуаной, денежная заначка, тайный визит к другу на игру в покер, как правило, скрываются в этой стране не меньше, чем в России. Есть, конечно, так называемая безобидная ложь. Она распространена в Америке, наверное, даже больше, чем в России. Скажем, здесь вовсю в ходу неискренние комплименты. Принято хвалить своих знакомых и соседей, их детей и собак, дом и участок. Говорить правдивые, но неприятные вещи из разряда «знаешь, тебе не идет это платье» или «как тебя плохо подстригли» здесь не очень принято. Такое можно сказать только членам семьи или очень близким друзьям, да и то не всегда. Выслушивать подобные замечания от постороннего человека американец и не подумает — ведь он имеет полное право одеваться как хочет или иметь любую прическу, что бы об этом ни говорили другие. Нельзя забывать, что США — страна индивидуалистов, в том числе во всем, что касается внешних проявлений личности.

Трудно себе представить, сколько замечаний, комментариев и шуток про свою выдающуюся прическу выслушал за всю жизнь Дональд Трамп. Было время, когда она вызывала одни уничижительные комментарии, а также оживленные споры о том, не является ли эта прическа самым ужасным париком (или накладкой), который только можно увидеть на бизнесмене в США. Но Трамп никогда не предпринимал ни малейшей попытки изменить свою прическу, чем постепенно стал вызывать все больше уважения к себе — как к человеку, который не руководствуется чужими мнениями в своей жизни. Очень по-американски. Он даже разрешал сомневающимся в том, что это его собственные волосы, а не парик, дергать за них перед камерами прямого телеэфира. Трамп поступил умно, сделав прическу своей «визитной карточкой»: это только повысило его узнаваемость в карикатурах и комиксах, одним из главных героев которых всегда был и остается каждый американский президент.

Однажды в разгар предвыборной кампании Билла Клинтона спросили, курил ли он марихуану, когда был студентом. Надо сказать, что к этому моменту набралось достаточно много воспоминаний и свидетельств того, что Клинтон покуривал наркотики в молодости. Были люди, которые это видели своими глазами, были и те, кто курил вместе с ним. Поэтому просто отрицать факт курения марихуаны Клинтон не мог: его рейтинг неизбежно упал бы. Признаться тоже было нельзя — все-таки в то время это расценивалось как уголовное преступление. Но Клинтон сумел выкрутиться — он заявил, что действительно марихуану он курил… но не затягивался. Поди теперь это проверь! Американцы сразу оценили не только умение Клинтона выкручиваться, не врать напрямую, но и элегантность ответа.

Через несколько лет, уже будучи президентом, Клинтон снова оказался в ситуации, когда надо было прямо отвечать на вопрос о том, изменял ли он своей жене и занимался ли сексом с Моникой Левински в Овальном кабинете Белого дома. Вся Америка прильнула к телеэкранам и радиоприемникам, напряженно гадая, соврет президент или нет. Все, конечно, знали, что ответ будет или положительным, или лживым. Тем интереснее было наблюдать, как на этот раз попытается выкрутиться американский президент. Ни соврать, ни признать очевидные факты было невозможно. Откровенно врать Клинтону было просто нельзя, ибо это противоречило уже доказанным обстоятельствам дела и показаниям других участников. Но и сказать правду он тоже, естественно, не мог. Супружеская неверность разрушила множество политических карьер и репутаций в США. Это была еще «прежняя Америка» прошлого века, где имидж президента и Овального кабинета был овеян романтикой и наивными стереотипами. Впрочем, эти стереотипы быстро испарялись по мере слушаний об импичменте Клинтона в конгрессе США. Утром американские газеты писали о том, что невозможно себе представить, чтобы Овальный кабинет оказался местом президентского адюльтера, — а уже вечером главная газета страны «Нью-Йорк таймс» рапортовала на первой странице об особенностях орального секса с детальными описаниями гениталий президента страны и фразами о том, «что есть что». Вся страна обсуждала «особенности» президентских органов. Клинтон, как известно, отрицал секс с Моникой Левински, напирая на то, что оральный секс настоящим сексом не является. Как, по его словам, не является и супружеской изменой. То есть вроде бы выкрутился, но не соврал.

Америка оказалась вовлечена в национальную политическую дискуссию по вопросу орального секса: еще сутки назад такое просто невозможно было представить! К тому времени я жил в США достаточно долго, поэтому уже был в состоянии самостоятельно оценить столь стремительную эволюцию. За несколько дней публичных слушаний по вопросу об импичменте Билла Клинтона «прежняя» Америка — весьма пуританская страна — казалось, просто потеряла моральную девственность и с удовольствием принялась вести себя подобно неразборчивому подростку, который наконец дорвался до взрослых журналов, доселе спрятанных от него родителями.

На мой взгляд, это была вторая, решающая фаза знаменитой американской сексуальной революции, начатой в 1960-е годы движением хиппи с их лозунгом «Занимайся любовью, а не войной!» и масштабным фестивалем в Вудстоке в августе 1969 года. Если бы не история с Моникой Левински, что-нибудь другое все равно побудило бы Америку совершить новый рывок в сторону от пуританства. В США вновь стало модно вспоминать публично свой первый сексуальный опыт, а если он у кого-то произошел во время самого фестиваля в Вудстоке, ставшего к этому времени практически исторической вехой в развитии американской культуры, то такой человек в глазах окружающих превращался чуть ли не в отца-основателя современной Америки (ну или в мать-основательницу). Подобным опытом гордились не только сами участники данных событий, но и зачатые ими в Вудстоке дети. У меня была знакомая преподавательница начальной школы, родители которой нашли друг друга в Вудстоке — и зачали там свою будущую дочь. До сих пор, как только собеседники в любой компании узнают об этом, она неизменно делается центром внимания и самым интересным человеком. Только потому, что история ее жизни началась в Вудстоке.

Вранье под присягой является в США страшным преступлением, особенно для президента. Насколько мне известно, ни один из них на такое преступление никогда не решился, а Ричард Никсон, чтобы избежать даже самой вероятности подобной ситуации, добровольно подал в отставку. Вскрывшаяся ложь под присягой означает безоговорочный конец политической карьеры в Америке, хотя известны случаи, когда политики более мелкого ранга все же шли на такое преступление, чтобы избежать наказания (например, уголовного).

Как и все нормальные информированные общества, американцы не верят своим политикам. Мне думается, что это не только естественно, но и правильно. В менталитете простого американца встроен довольно жесткий постулат, гласящий, что политика — это сфера деятельности, по определению подразумевающая манипуляции, вольное обращение с правдой и фактами (вплоть до способности, если нужно, назвать белое черным и наоборот), а также конкуренцию — которая, в свою очередь, означает умение обыграть своего оппонента, в том числе в словесных баталиях в рамках публичных избирательных кампаний. Честность политика, его обещания — оксюморон для простого американца. При этом чем выше стоит политик, тем меньше доверия ему полагается. На мой взгляд, в столь циничных рассуждениях американцы гораздо ближе к реальности, чем граждане некоторых других стран. Я тоже считаю, что принимать на веру слова политика — поведение весьма опрометчивое. Политики вольно или невольно обманывают нас постоянно, они просто не могут не обманывать, ибо руководствуются в своих словах и действиях не истиной или фактами, а политическими программами и различными интересами. Не обязательно персональными (хотя у всех политиков карьерные соображения, безусловно, стоят на первом месте), но и коллективными — например, партийными. Даже когда политик обманывает или манипулирует фактами в интересах больших групп людей — скажем, своих избирателей, — это вовсе не превращает его слова в правду магическим образом. Любые политические интересы сами по себе всегда настолько противоречивы и несправедливы, что говорить о честности политика можно только при рассмотрении его как отдельной личности в отрыве от государственной деятельности, да и то в редких случаях. Обычными же людьми в большинстве случаев руководят личные интересы и предпочтения, моральные принципы и конкретные цели. Они, безусловно, добавляют существенную долю субъективности в наше представление о правде или справедливости, ежеминутно внося двойные и даже тройные стандарты в нашу повседневную жизнь. Так вот, у любого политика эти двойные и тройные стандарты на порядок масштабнее, чем у каждого из нас.

Политика, особенно политика глобальных держав, — одна из самых противоречивых сфер человеческой деятельности. Я давно пришел к выводу, что, скажем, торговля овощами на фермерском рынке, где перед продавцом стоит задача продать свой товар подороже и побыстрее максимально большому количеству покупателей, при этом обойдя любыми способами своих конкурентов, торгующих рядом точно таким же, а то и лучше товаром по приблизительно таким же ценам, по сравнению с политикой является просто детской игрой с простейшими правилами. Меняются обстоятельства и государственные интересы — политик, сообразуясь с ними, меняет свои слова и действия, иногда сам не замечая этого. Или же он перестает быть политиком, а становится, например, проповедником, борцом за чьи-нибудь права, чиновником-исполнителем или пропагандистом.

Средний американец, по сути, с рождения живет с таким пониманием ситуации и не верит политикам. Особенно политикам федерального уровня. Он может им доверять в каком-нибудь конкретном вопросе, полагая, что его интересы тот или иной политик защитит или выразит лучше другого, — и этим отношения политика и избирателя ограничиваются. Оба прекрасно понимают, что завтра ситуация может измениться и симпатии конкретного избирателя обратятся к другому политику, к другой партии, к другому лозунгу. Все это ярко отразилось, в частности, в кризисе вокруг президентских выборов в конце 2020 — начале 2021 года. При этом никакого особенного негатива в отношении политиков простой американец на личностном уровне не испытывает. Это отношение можно сравнить, скажем, с отношением к адвокатам, автомеханикам или врачам.