Влекло его и в мастерские ремесленников. Особенно к златокузнецам, которых было в эту пору в городе более ста. Дюрер часто оставлял свою мастерскую, чтобы побывать у тех, кто занимался ремеслом его отца. Златокузнецы были ему всегда рады. К его советам они прислушивались. А он советовал не на словах, но на бумаге с карандашом в руке, быстро и точно рисуя эскизы ювелирных изделий. Иногда серебряные бутыли для охлаждения вина, иногда чаши с крышками. Рисунки снабжены размерами. Это не просто вольная фантазия, это эскиз изделия, которое может быть выполнено в металле. Эскиз свидетельствует о том, что его автор не забыл ремесла златокузнеца, представляет себе и его технику и возможности материала. Сохранилось немало подобных эскизов Дюрера, эскизов ювелирных украшений, сосудов, светильников, нарядных пряжек, переплетов, отделанных металлом.

Иногда, устав от своей постоянной работы или испытав вдруг чувство разочарования в ней, Дюрер жалел, что оставил профессию отца. Тогда он начинал импровизировать на ювелирные темы. Сохранился лист, который он покрыл рисунками бокалов — излюбленного изделия нюрнбергских ювелиров. Тут целых шесть рисунков. Они не предназначены для воплощения в металле, это виртуозные вариации на тему: «Если бы я был златокузнецом!» Ни один набросок не повторяет другой. У всех интереснейшая общая черта. В них смело и естественно сплавлены традиционные ювелирные мотивы немецкого искусства с формами, свойственными прикладному искусству Ренессанса. Дюрер покрывал этот лист изображениями, пока не устали рука и глаза, а перед тем как отложить его в сторону, написал: «Завтра сделаю больше». Влияние Дюрера на нюрнбергских ювелиров несомненно. Многие предметы, созданные в нюрнбергских ювелирных мастерских в те годы, хотя на них нет никакого обозначения автора, бесспорно восходят к эскизам Дюрера. Он оказывал влияние на них и всем своим творчеством. Он радовался любой возможности включить в картину или гравюру изображения сложных и прекрасных произведений ювелирного искусства. Многие предметы нюрнбергских, да и не только нюрнбергских, златокузнецов вдохновлены картинами и гравюрами Дюрера.

Под большим его влиянием были и нюрнбергские резчики по дереву и скульпторы. Безвестный художник, вошедший в историю под именем «Мастера И. П.», вырезал из грушевого дерева небольшой рельеф: «Грехопадение». Фигуры Адама и Евы на этом рельефе, пейзаж райского сада, звери, населяющие его, — все навеяно знаменитой гравюрой Дюрера «Адам и Ева». И это пример не единственный. Со знаменитым же Петером Фишером-старшим и его сыновьями — нюрнбергскими скульпторами, которые прославились своими работами, отлитыми из бронзы, — Дюрер был близко знаком и даже дружен. Самое главное создание Петера Фишера «Рака св. Зебальда». Он трудился над ней многие годы, ее сложный замысел изменялся, в нем появлялись новые мотивы и формы, не без влияния Дюрера, а может быть, даже по его советам. Петер Фишер поместил на раке фигуры античных богов и фигуры апостолов. Первые должны были воплощать мысль о несовершенной языческой мудрости, но были тем не менее прекрасны. Апостолы же — символ истины совершенной — были наделены идеальной красотой. Мысль, очень близкая Дюреру. В доме и мастерской Петера Фишера, один из сыновей которого совершил путешествие в Италию и привез оттуда много образцов для работы, Дюреру было интересно бывать.

Все, что происходило в ученых кабинетах, в мастерских ремесленников, а особенно в мастерских его собратьев по искусству, занимало Дюрера. Жажда его многообразной деятельности неутомима. Он занимается теорией искусства, геометрией, картографией, проектирует сложные приборы для рисования с натуры, изучает проблему огранки драгоценных камней. И стремится стать стихотворцем. Пройдет время, и он испробует свои силы в проектировании городов и крепостей. Он убежден: упорное изучение и упражнение откроет человеку секрет любого искусства, любой науки, любой профессии. В разнообразии этих исканий, как и во всем, — он сын эпохи. Недаром идеалом самых светлых ее умов был «всесторонний человек», а самым великим воплощением этого идеала — Леонардо да Винчи. Да, порой стремление Дюрера стать всесторонним человеком, особенно в том, что касалось его занятий поэзией, было окрашено свойственным ему простодушием. И все-таки упражнения в версификации — а он и тут оказался необычайно упорен — пошли Дюреру на пользу: обогатили его словарь, сделали более гибким его синтаксис. А это помогло ему в куда более серьезных трудах, которыми он занимался до конца жизни, помогло ему в писании трактатов об искусстве.

Для живописи не оставалось ни времени, ни сил. Но тут Городской Совет почтил его почетным заказом. В Нюрнберге хранились имперские регалии: меч, корона и торжественное одеяние, а также драгоценности. По праздничным дням их выставляли для всеобщего обозрения. Совет города решил украсить здание, в котором их показывали. Дюреру заказали портреты императоров Карла Великого и Сигизмунда. Императоры должны быть написаны в тех коронах, с теми драгоценностями и оружием, которые сберегались в Нюрнберге. Заказ был не простым. Прижизненные портреты Сигизмунда существовали, и Дюрер мог их видеть. Портретов Карла Великого не сохранилось. Его облик надо было придумать, а сочиненный портрет написать в той же манере, что портрет Сигизмунда.

Дюрера допустили в сокровищницу. Великая честь! Здесь в пору своего успеха бывал его отец, которому поручали починку ювелирных изделий, хранившихся в сокровищнице. Дюрер вспомнил, как радовался отец такому почету. Дюрер — сын был бесконечно любознателен и не торопился уходить из сокровищницы. Он тщательно зарисовал меч Карла Великого, императорские короны, державу. В начале нашего века отыскался прекрасный подготовительный рисунок для двойного портрета императоров. Рисунок пленяет гармонией цвета: нежно — лиловые и золотисто — зеленые мантии, синий и желтый фон. Лица едва намечены и повернуты друг к другу, словно Карл и Сигизмунд беседуют через разделяющие их века. Карла Великого он сделал выше, чем Сигизмунда, хотел (правда, несколько наивно) передать разницу между полулегендарным предтечей и его потомком, старался оживить официальный заказ.

Заказчики остались недовольны рисунком. Известность и опыт мастера не заставили их задуматься над своей правотой. «Кто платит, тот и заказывает музыку». Эта пословица была хорошо известна. Императоров надлежит повернуть лицами к зрителям.

Императоров следует написать одного роста. Дюрер спорить не стал — бесполезно! — но интерес к работе утратил сразу. Вот что такое связываться с заказами официальными и парадными! Не получать их — лишиться большого заработка и почета, принимать их — значит выслушивать бесконечные пожелания, а то и требования самодовольных профанов.

Портреты Карла Великого и Сигизмунда поражают взор драгоценными украшениями и сверканием корон. Они торжественны и нестерпимо скучны. Оживить предписанную парадность не может даже гений.

Новых больших композиций Дюрер не создает да и вообще надолго отходит от живописи.