В селе было всё точно также, как и тогда, когда мы покидали его. То есть тихо. Мы дошли до того дома, где жила Настасья, но она туда не пошла, а почему-то увязалась за мной. Я же шел в школу. Следовало узнать, что с моими, уехали они или ещё остались из-за Гришки. В душе я надеялся, что остались и мне не придётся их догонять.

Школьный двор, где мы временно жили, встретил меня тишиной. Но все наши фургоны и телеги были на месте. Это меня здорово обрадовало. Значит, не придется догонять.

— Ты дальше куда? — у ворот школьного двора спросил я Настасью.

— Я тебя здесь подожду, — кратко ответила она и я не стал больше ничего уточнять.

Я вошел в школу, и поразился: Гришка лежал, как и раньше, с закрытыми глазами и почти не подавал признаков жизни. Его зелёная нить стала толстой, почти как жгут. Рядом с ним, на стуле сидела Люся.

— Привет, Люся, — тихо сказал я, чтобы не напугать девушку.

Люся посмотрела мимо меня расфокусированным взглядом и не ответила ничего.

— Люся? — переспросил я.

Она продолжала сидеть и смотреть куда-то сквозь меня, в одну точку. Я присмотрелся — от её головы куда-то вверх тянулась зеленоватая нить.

Ладно.

Ведомый дурными предчувствиями, я заглянул в класс, где спали девушки. Клара и Нюра сидели на своих тюфяках и тоже признаков разума не проявляли. На мои слова не отреагировали. И да, от них тоже шли зеленые нити.

— Жесть, — сказал я.

Парней в школе не было.

— Енох, Моня! — сказал я, уже не таясь от девчат (всё равно они не реагируют), — выходите.

— Уже и я теперь не могу! — тихо просипел Енох. От Мони вообще донеслись какие-то невнятные звуки, слов я не разобрал.

— Ладно, пока так. Я разберусь с этим, — сказал я и вышел на школьный двор. Там, на лавочке, втянув голову в воротник тулупчика, сидела Настасья. На улице уже по утрам подмораживало, а днём было зябко и сыро. Ноябрь близился к своему концу.

— Ну что? — спросила она.

— Надо наших парней найти.

— А что их искать — в молельной они, — пожала плечами Настасья и вздохнула.

— Почему там?